Риверола пару раз заходил к этому человеку, и они беседовали об искусстве – португалец занимался живописью и писал ужасные картины, – а еще смотрели в телескопы, установленные на террасе их дома на улице Жакоб. С помощью телескопов португалец разглядывал – иногда с чрезмерным упорством – звезды и бескрайние небесные пространства.

Все началось в тот день, когда они встретились у стойки бара в Меце; Негрете угостил Риверолу рюмкой перно и был чрезвычайно разговорчив – он пребывал в эйфории, ибо его посетило некое озарение. Ученые не сегодня завтра откроют новый глаз, сообщил он. Этот глаз будет совсем не таким, как те, что нам известны, он, этот глаз, будет изучать Вселенную, постигая вещи, которые обычному человеческому глазу недоступны. Это будет не только глаз, но еще и сателлит или телескоп, который действует с помощью ультракрасных лучей, он поможет увидеть даже столкновения между галактиками. Глаз скорее всего назовут Полифемом – руку кладу на огонь, что именно так его и назовут, поверьте, добавил он, ведь я в известной степени пророк.

Чокнутый, подумал Риверола. Он и раньше замечал в соседе некоторые странности, но не думал, что дела так плохи. И не придал их разговору особого значения. В конце концов, вокруг полно сумасшедших. Он простился, слегка подавленный своим открытием и уверенный, что не скоро снова увидит Негрете, но не тут-то было. С тех пор он начал встречать Негрете – шпиона бесконечности, пророка Нового Глаза – каждое утро в кафе «Бонапарте», куда ровно в одиннадцать шел пить чай; и по вечерам он неизменно видел его за одним и тем же мраморным столиком – тот сидел и нервно рисовал что-то в тетради с зеленой обложкой. Риверола приветствовал португальца издали, подчеркнуто избегая разговоров. В первые четыре дня Риверола, пытаясь задавить ростки паранойи, старался думать, что их постоянные столкновения в «Бонапарте» – всего лишь обычная, хоть и забавная случайность, и не более того, но на пятый день он всерьез забеспокоился. Да и любой здравомыслящий человек заподозрил бы неладное, ведь Негрете стал посещать «Бонапарте» точно в те же часы, что и Риверола.

Риверола решил ни минуты больше не оставаться в этом кафе, заплатил и дал себе слово никогда сюда не возвращаться. Его просто бесили и загадочное присутствие Негрете, и тетрадь в зеленой обложке. Заплатив за чай, он двинулся к выходу и бросил последний – прощальный – взгляд на Негрете. И тут до него дошло то, на что прежде он не обращал внимания. Если не брать в расчет лысину, Негрете был почти точной его копией, живым портретом – тот же возраст, тот же рост, схожие черты лица, и нос – точно такой же огромный нос. А уж в профиль они были просто двойниками.

Риверола, ошарашенный внезапным открытием, хотел одного – побыстрее унести ноги. Слишком много совпадений, подумал он. Но не сделал и четырех шагов, как почувствовал болезненную потребность еще раз посмотреть на Негрете. И, остановившись посреди улицы, оглянулся, чтобы снова увидеть профиль, так похожий на его собственный. Негрете торопливо расплачивался с официантом, явно вдруг куда-то заспешив и сильно нервничая. Риверола подумал, что настал час, когда надо прислушаться к собственному шестому чувству – хоть порой это может выглядеть безумием, но именно оно способно открыть нам правду. Любой здравомыслящий человек рассудил бы так же, как рассудил в тот миг Риверола. Да, это выглядело абсурдом, но сомневаться не приходилось: шпион бесконечности покидал кафе «Бонапарте», потому что собирался продолжать шпионить за Риверолой.

Риверола решил сделать вид, будто ничего не заметил, но принять хотя бы элементарные меры предосторожности, чтобы спастись от преследователя: скажем, сделать большой круг, прежде чем войти в расположенный неподалеку мрачный подъезд своего дома на улице Сен-Бенуа. Он долго бродил по району, пока совсем не заблудился, но вдруг понял, где находится: он шагал по улице Старой Комедии; тут ему почему-то захотелось обернуться – и он успел заметить, как Негрете с изрядной прытью метнулся к стене, а затем к витрине антикварной лавки. Риверола опять двинулся вперед, словно ничего не видел, и вскоре, дойдя до улицы Жакоб, снова молниеносно обернулся, и тут его глазам предстало довольно забавное зрелище: застигнутый врасплох Негрете, пророк Нового Глаза, как вкопанный застыл на углу, так что из-за стены высовывался лишь кончик его длинного носа.

Риверола ускорил шаг, дошел до подъезда своего дома и запер за собой дверь на ключ. Оказавшись в квартире, он задвинул еще и засов, хотя при этом и клял себя на чем свет стоит за позорную трусость и говорил, что, если так пойдет и дальше, страх помешает ему нормально исполнять только что обретенные обязанности шпиона. Он поклялся себе впредь не поддаваться панике и постарался заснуть, – правда, удалось ему это не сразу. Главное – и дальше вести себя как подобает агенту по недвижимости, который приехал в Париж в командировку и снял маленькую квартирку, но нельзя забывать и о собственной безопасности, раз теперь он заделался еще и шпионом.

Риверола уснул, раздумывая над вопросом: а вдруг Негрете на самом деле просто его ангел-хранитель, тайный защитник, еще один агент той же организации, взявший на себя заботу о нем. Риверола уснул, раздумывая над двумя вопросами: если Негрете не из своих, значит, он вражеский агент, который выдает себя за художника, созерцателя бескрайних пространств и пророка Нового Глаза. Но если он вражеский агент, тогда трудно объяснить, почему он следит за ним почти не таясь. Раздумывая то над первым, то над вторым вопросом, Риверола наконец уснул. Среди ночи он проснулся от чувства могильного холода, сковавшего тело: ему приснилось, будто Негрете – двойной агент и, кроме того, самый похожий на него человек на свете, иначе говоря, не только двойной агент, но еще и его, Риверолы, двойник.

Дойдя до этой мысли, Риверола вдруг покрылся холодным и липким потом, но в тот же миг он услышал шаги и хриплое дыхание за дверью своей квартиры. Он посмотрел в замочную скважину, и ему почудилось, будто с другой стороны деревянной двери, очень близко, но все-таки с некоторого расстояния, на него уставился ледяной зрачок. Он сказал себе: нельзя так позорно трусить, и, решительно отодвинув засов, быстро распахнул дверь. За дверью никого не было. – За дверью никого не было, – рассказывал мне Риверола в вагоне-ресторане. – Знаете, что значит никого? Так вот. Там никого не было.

У меня уже не осталось ни малейших сомнений: Риверола был вдребезги пьян. Но судя по всему, приближался миг, когда он сообщит мне нечто важное, – под действием вина он, казалось, делался все более откровенным; и я решил повременить еще немного и не торопиться с возвращением в купе.

– На следующий день, – сказал Риверола, – я выбрал другое кафе, подальше от «Бонапарте», и расположился на террасе. Кафе называлось «У Антонина». Я заказал обычный свой чай. В те времена я почти не пил вина. Я заказал обычный свой чай и какое-то время сидел спокойно, пока вдруг не заметил, что в баре напротив стоит, облокотившись на стойку, созерцатель бесконечности. Думаю, вы мне поверите, если я скажу, что мне почудилось, будто он одет так же, как я. Я едва ли не бегом покинул кафе… А почему бы и вам не выпить со мной? Ну совсем немного… Сразу почувствуете себя лучше.

– Спасибо, мне и так неплохо.

– Я убежал, – продолжил Риверола, – и в тот день больше его не видел. Но назавтра, сидя в кафе «Паскаль», – помню еще, что шел сильный дождь, – я пережил такое, чего никогда не забудешь. Я наконец-то обрел состояние некоего блаженства, уверившись, что избавился от своего преследователя. Но вдруг, рассеянно глянув на улицу, увидел мужчину, одетого в такой же, как у меня, плащ; мужчина, укрывшись под зонтом, стоял в портале ближней церкви. Этим мужчиной под зонтом, одетым, как я, разумеется, был Негре те. Я увидел, как он в мгновение ока исчез, удостоверившись, что я его узнал. Ладно, раз так, следует написать обо всем случившемся донесение и передать вьетнамцу, который оставался единственным для меня звеном связи с организацией. Наверное, это было самым разумным решением. Вам не кажется?