— Я вижу бездыханное тело распростертой в последнем смертном покое перед ступенями трона молодой женщины.

— Нитокрис? — вскрикнул, задрожав, Меренра.

— Не знаю! — слабым, прерывистым голосом отозвалась чародейка.

И потом добавила:

— Но перестань думать об этом, господин мой. Надо подкрепиться.

Здесь есть вода и маисовая лепешка…

— Но она, быть может, отравлена?

— Чтобы обезопасить тебя от отравления, я попробовала этот хлеб, — ответила Нефер. — Нет, он не повредит тебе.

И она протянула Меренра лепешку.

Утолив свой голод и жажду, Меренра приободрился.

— Но что же предпримем мы для нашего освобождения?

— Подожди! Что-нибудь придумаем. Надо постараться дать знать о том, где мы находимся, дочери фараона Нитокрис. Она сумеет прийти к нам на помощь. Постой! Я слышу чьи-то шаги… — отвечала Нефер.

В самом деле, в подземелье вошел старый солдат, тюремный страж, высокий, угрюмый воин с морщинистым лицом и медленными движениями.

— Воин! — громко позвал его Меренра.

— О Осирис, — попятился старик, едва не выронив с перепугу на землю принесенную им маленькую масляную лампочку, лепешку маисового хлеба и кувшин с водой. — О Осирис! Кто говорит со мной голосом почившего Тети, великого воителя?

— Я сын Тети! — отозвался Меренра. — Теперь ты видишь, кто заключен в темницу? Ты по голосу можешь узнать меня.

— Сын и наследник Тети! Юный фараон! — продолжал растерянно бормотать страж. — Голос Тети, и глаза его, и черты лица Тети, который водил нас на бой против вавилонян… Да-да. Я узнаю… Но что желаешь ты, господин мой, от своего слуги?

— Освободи меня! Этого требую я, сын Тети! Воин упал на колени перед фараоном.

— Я солдат, о господин! Я повинуюсь тому, кому служу. Ты — заключенный, мне поручено сторожить тебя, и я исполню долг мой, хоть сердце мое разрывается. Не гневайся, о сын Солнца, но так надо!

— Тогда дай знать о том, где я нахожусь, прекрасной царевне Нитокрис.

— Это я могу исполнить, о господин: моя внучка — одна из любимых прислужниц царевны. Подожди!

Оставив масляную лампочку и провизию на полу камеры, страж удалился, не забыв тщательно запереть массивные двери. Глухо застучали шаги удалявшегося воина.

И опять потянулись бесконечные минуты нетерпеливого ожидания. Прошло около часу, и вот приотворилась, заскрипев, тяжелая дверь тюрьмы, послышались голоса, звон оружия, тяжелые шаги нескольких людей.

Нефер с криком бросилась к Меренра и, крепко обвив его обеими руками, загородила своим телом от вошедших, заявляя:

— Убивайте меня, но не прикасайтесь к сыну Солнца!

— Спокойно! — бесстрастным тоном проронил командовавший офицер. — Мы пришли не убивать, нам приказано привести этого юношу, оказывая ему должное уважение, в царские пиршественные палаты.

— А я? — простонала Нефер, тоскливо оглядываясь вокруг.

— А тебя приказано вывести из подземелья и отпустить на свободу…

Через минуту Меренра шел, свободный и гордый, за показывавшими ему дорогу по подземным переходам воинами с ярко горевшими факелами. На пороге подземной тюрьмы он остановился, полу ослепленный резким переходом от царившей в его тюрьме мглы к ослепительному свету лучезарного дня.

Следом за ним вывели и Нефер. Она порывалась идти во внутренние палаты дворца за Меренра, но грубая рука солдата, шедшего рядом с ней, впилась в нежное плечо девушки и повернула ее.

— Пусти меня! — гневно вскрикнула девушка. — Ты ведь слышал? Меня приказано отпустить на свободу!

— Разве? — злорадно засмеялся солдат. — Успеешь, успеешь!

И напирая на плечо Нефер железной рукой, он толкал ее вперед. За поворотом стены к нему присоединилось еще несколько вооруженных людей; окружив трепещущую всем телом девушку, они повели ее по шумным улицам Мемфиса.

Нам необходимо вернуться назад и рассказать читателю, что произошло незадолго до того во дворце. Разумеется, вывод Меренра из тюрьмы был делом рук Нитокрис. Едва только девушка узнала, что Меренра вовсе не бежал, — как ей было сказано прислужниками, — а томится в подземной тюрьме, она ворвалась в покой, где фараон занимался делами государства, и потребовала объяснений.

Смущенный ее упреками, фараон удалил нежелательных свидетелей — чиновников и скриб — и приступил к переговорам с любимой дочерью.

— Ты обманул, обманул меня! — кричала гневно Нитокрис. — Я привела в твой дом человека, который спас мою жизнь, а ты швырнул его в смрадную могилу!

— Он враг нашему дому! — твердил фараон.

— Сделай его нашим другом, и он будет щитом между нами и гневом народа!

Пепи побледнел. Эта мысль не приходила еще ему в голову.

Да, быть может, девушка права!

До сих пор он пытался задавить явное недовольство народных масс свирепыми расправами, ссылкой недовольных в ужасные нубийские рудники, казнями, избиениями. А волны общей ненависти все росли и росли, и отовсюду во дворец стекались сведения о том, что при малейшем предлоге весь Египет будет охвачен тяжкими народными волнениями. Не на кого положиться, потому что все слуги продажны. Стоило появиться вышедшему из могил призраку прошлого, стоило прийти из пустыни какому-то мальчишке, — и у народа есть знамя, вокруг которого может собраться пол-Египта! Пепи устало закрыл глаза.

— Да, в недобрый, в недобрый час произошло все это! — подумал он. — Если бы я не покинул трупа брата Тети на поле битвы, может быть, корона Египта досталась бы мне законным путем. Кроме тревог, ничего не принесла она мне.

— Что же, отец? Неужели ты опозоришь свой дом тайным убийством? Неужели ты допустишь, чтобы народ говорил, будто твоя дочь заманила в ловушку твоего соперника, а ты стал его палачом?

Нитокрис была — вся огонь, вся возбуждение; она плохо спала в эту ночь, волнуясь за участь Меренра, теряясь в догадках, что заставило юношу покинуть двор, — а теперь, когда она знала, что Меренра томится в тюрьме, каждое мгновение ожидая смерти, нервы ее уже едва выдерживали. Но она стыдилась открыть отцу тайну своего девичьего сердца, впервые тронутого крылом богини любви, сладостной и вместе трагичной Хатхор, египетской Афродиты.

Пепи уже овладели другие мысли: «В самом деле, пойдет новая смута. Надо, наконец, посмотреть, что за щенок ползет на ступени трона. Ведь его можно будет отшвырнуть в любой момент, и… и раздавить так, что никто не узнает. Подальше от дворца…»

— Пусть будет по-твоему! — сказал холодным голосом фараон, обращаясь к дочери. — Ты знаешь, что этот юноша уверяет, будто он сын почившего брата моего, великого фараона Тети? Мы окажем ему достойный приют. Прикажи приготовить пиршественный зал, отдай распоряжение, чтобы твоего спасителя привели туда, дав ему чистые одежды, ибо он, кажется, странствовал по Мемфису под маской нищего…

Нитокрис, обрадованная, поторопилась уйти из покоев отца и сделать должные распоряжения, не заметив иронического тона Пепи и его хмурых взглядов.

Едва она удалилась, как раздвинулись занавески, делившие пополам рабочую комнату фараона, и показался верховный жрец храма Птаха, Гер-Хор. Увидев его, фараон еще больше нахмурился.

— Сын Солнца, — сказал Гер-Хор, — ты колеблешься? Ты боишься раздавить гадину, ползущую к твоему трону?

— Может быть, он сын Тети? — задумчиво сказал Пепи.

— Хоть бы и так… Он — бунтовщик и преступник! Покуда он жив, ты не будешь в безопасности. И если ты отказываешься уничтожить Меренра, то смотри, о фараон, бог Птах может отвернуть лик свой от тебя.

— Это значит, что верховный жрец этого бога начнет мутить народ против меня? — полунасмешливо, полуугрожающе спросил фараон.

Потом он с горечью воскликнул:

— Вы, жрецы, опутали меня своими сетями! Это вы нашептали мне честолюбивые мысли, когда на престоле сидел еще Тети, ненавистный вам, — ибо он не давал грабить народ! Это вы завели в ловушку войско Тети. А теперь вы грозите гибелью и мне!