— Холод! — сказал учитель, уязвленный неудачей собаки. — Птица запах заперла. Ваш пес тоже бы не причуял. Сейчас нужна работа по следу.

— Что же, я думаю, нам пора, — сказал Иванов.

— Гай, вперед! — приказал старший егерь. И собака пошла в поиск.

Гай несся по полю.

— Черная молния! — сказал Алексин.

— Темп отличный! — отозвался Иванов.

Гай бежал навстречу ветру. Он, как говорят охотники, шел челноком, то есть сновал туда-сюда, будто в руках невидимого рукодела-ткача.

— Гай умный, — радовался егерь. — Он все знает, как делать, будто старичком родился. Знает, что нужно идти строго челноком, так птицу не пропустишь.

— Это я учил его ходить математически точно, — хвастал Алексин. — Разложу печенья и вожу от кусочка к другому.

Туда-сюда, туда-сюда… Гай сначала раскидывал свой поиск метров на тридцать пять в одну сторону и на столько же в другую. Но егерь махнул ему рукой, и Гай расширил поиск. Теперь он прочесывал полосу в сто — сто пятьдесят метров ширины. И старикам даже казалось, что он летел, оставляя между бегущими лапами и стерней серую полоску воздуха.

И вдруг встал — на полном ходу. Твердо, будто мгновенно отлитая из черного металла статуя, памятник всем охотничьим собакам.

Синеватые, металлические отсветы легли на спину Гая.

— Стойка! — выдохнули охотники. И у всех мелькнуло опасение: высидит ли птица? Подпустит ли их?

Они пошли к собаке — Иванов и старший егерь. Позади них пыхтел Алексин: он задыхался.

— А куда мы, собственно, летим? — деланно удивился старший егерь, желая показать каменную выдержку Гая на стойке. И охотники пошли тише, приноравливаясь к Алексину. Пока они шли, птица отбежала.

Тетерев уходил. Где хозяин? Гай оглянулся на охотников и прошел еще немного вперед. Встал — тетерев лег мертво, дальше стерня была низкая, его могли увидеть.

Гай пил запах тетерева. Он походил на прерывистое, бьющее из птицы пламя. А когда ветер стихал на минуту, Гай видел запах — носом! — как вздувающийся вверх пузырь. Он чуял всех — и тетерева, и сидевших в черном картофельнике куропаток. Их запах приходил в виде треплющихся по ветру нитей.

Чуял охотников и с ними движущийся сладкий и страшный запах ружей, составленный из запаха стали, кожи, горелого пороха и ружейной смазки. Гай полюбил его, начав охотиться.

Охотники подошли и остановились (а тетерев сжался, готовясь к полету). Охотники любовались собакой.

— Картина! — восхитился Иванов.

— Статуя! — решил Алексин. — Погляди, как он держит прут. — (Охотники называют так голый и сильный хвост пойнтеров.) — И Алексину, знатоку кровных собак, знавшему пойнтеров самых высоких, самых чистых кровей, хвост говорил о собаке, ее характере и настроении.

Он был в восторге от хвоста!

— Высший балл за красоту! Но каково-то чутье? Сила его?

— Ну, я полагаю, если он чует даже в такой ветер и холод, то… — говорил Иванов.

«Господи, сделай, чтобы все было хорошо…» — думал старший егерь. И ему, несмотря на знобкий ветер, лезущий под куртку, стало жарко.

— Как высоко поднят нос. Это стиль, — рассуждал Алексин.

— Он заклинает воздух! — кричал Иванов.

«Как бы не упустить птицу», — тревожился егерь.

— Вперед! — шепнул он, и Гай шагнул. Тетерев присел — черная собака подходила к нему неспешными шагами. Ближе, ближе… Тетерев разжал крылья, готовясь лететь.

— Вперед! — приказал старший егерь, и Гай шагнул раз-другой. Тетерев взлетел, борясь с ветром.

Он, быть может, и улетел бы, но ветер сбил его и понес в сторону. Иванов взял его первым же выстрелом «Шогрена», а Алексин считал шаги от стоявшего Гая к месту взлета птицы.

Сорок емких шагов! В такую погоду!

Он подошел и поцеловал собаку в макушку. Егерь счастливо и громко засмеялся, а Иванов пошел к сбитой птице.

Гай ожидал нового приказа искать.

Он напрягся, готовясь к первому быстрому прыжку. Но охотники не спешили, они рассматривали тетерева. Это был коричневатый, летнего вывода петушок. И они дули в перья, трогали его брови, расправляя, любовались раздвоенным и выгнутым в стороны хвостом.

— Я же говорил вам, он одинаково владеет чутьем и собой, — хвастался старший егерь. От удачи Гая он словно опьянел, и ему хотелось говорить без остановки. — Он талантлив, он любит меня лишь за то, что я охочусь с ним, — уверял егерь охотников.

По куропатке выстрелил Алексин (его была очередь), и удачно. Затем стрелял егерь, и снова Иванов, и опять Алексин. Они ушли с открытого поля и брели вдоль оврагов. Здесь тоже были поля, но мелкими заплатками. Вокруг них, в ржавых травах, прятались птицы: дичи оказалось достаточно. И в затишье Гай показывал сильное, дальнее чутье.

Он бежал — как летел; останавливался, подавал найденную птицу под выстрел и был счастлив. Хотя и сорвал коготь с передней лапы, и оцарапал ухо о сучок.

Одна только случилась каверза — из кустов к Гаю выбежала лисица с овальными ушами. И стала ласкаться. Странно долгоногая, она виляла хвостом и манила Гая за собой. Он не шел, но тоже вилял хвостом. (Это была Стрелка. И, обнюхиваясь с нею, Гай вспомнил дом, хозяина, Белого пса.) Но выстрелом, пущенным вверх, лису отогнали.

И снова Гай мчался, и металлом поблескивала его спина.

…Они принесли домой двух тетеревов, три серых куропатки и перепела. Старики говорили егерю о Гае, о блестящем его будущем. («Он будет чемпионом», — в один голос уверяли они.) Алексин велел привозить его на полевое испытание. Он гарантировал диплом первой степени по болотной дичи и золотую медаль на выставке.

— Ты не горячись! — останавливал Иванов. — По-всякому может случиться.

— Не должно случиться! — кричал Алексин, бегая по кабинету.

Егерь посмеивался и наливал старичкам крепкий, горячий чай.

И снова была ночь, и снова охота — так четыре дня подряд. Гай не уставал, но старики уже едва тянули ноги. Тут кстати подошел снег. Он тонко лег на землю и на крыши, опушил и деревья. Охота с легавой кончилась до следующей осени.

Старики жили у егеря еще несколько дней. Они много гуляли в лесу (там встречали и Полундина), находили воздух целебным и удивлялись тому, что живут в городе, а не здесь.

Егерь рассказывал о виденном им летнем токовании глухарей, показывал фото. Еще жаловался на собак — одичали и разбойничают в лесу.

— Они прибежали из города, — говорил старший егерь. — Теперь же это дикие собаки. А волков нет, конкурентов они не имеют. Свирепствуют, дичинку поедают. К ним примыкают наши собаки, деревенские. Понимаете — одну хозяин обидел, другой вольной жизни захотелось. Она идет в стаю. Гая манили.

— Интереснейшее явление, — говорил Алексин.

— И давно так? — спрашивал Иванов.

— Навалились летом, а теперь их тут целый взвод: пестрые, белые, рыжие — всякие. Хитрющие, стервецы! Поселились в заболоченном овраге, к ним и не подберешься.

— Отстреляйте, — советовал Алексин.

— Нескольких мы убили. И что же, другие немедленно перешли на ночную охоту. Попробуй возьми их! Это вам не лисы, не волки, их флажками не обкидаешь, перепрыгивают и уходят.

— Капканы?

— Взял одну в капкан, а их десятки. Может, два десятка, по снегу я точно узнаю.

— А стрихнин? — спросил Алексин. (Иванов покосился на друга.)

— Пробовал цианид и тоже одну взял. Теперь они и не подходят к отравленному, едят только свою добычу. Понимаете их тактику? Стоит нажать в одном месте, они тотчас перебегают в другое, стоит зажать их полностью, и они, глядь, вертятся в городе. Да, да, я их в городе встречал, знаю некоторых, так сказать, в лицо. Есть тут один пестрый клоун, вожак, его я встречал.

— А если мы их подкараулим? — предложили старики.

— Дело полезное. Но морозец…

— Где караулить?

— А вот где, — деловито заговорил старший егерь. — В Сосновке телка сдохла. Хозяину лень было зарывать, он ее вывез в лес и бросил. Там и караульте, около телки. Они, я думаю, обязательно придут ее осмотреть, понюхать.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: