Ватер крепчал, теперь он сек лицо будто снежной крупой. Лодка оседала все ниже, и нельзя было вычерпать воду, потому что черпак утонул. Хотя и он не помог бы: стоит ослабить руль, баркас развернется бортом к волне и… Вартан никогда не увидит доры. Сам он, конечно, выплывет. Олег на всякий случай стащил сапоги и сбросил тяжелую куртку. Он теперь не думал ни о Вартане, ни о заарендованной им доре, ни об Ольге, из-за которой затеял все это, ни о далеком доме — ни о ком, только о себе. Сейчас — о себе, потому что он находился один в море и хотел спастись.

Перед мысом творилась настоящая свистопляска: волны кружились, вскакивали друг на друга, рассыпались, снова сталкивались. Но это вблизи, а издалека они казались неподвижными и застывшими. Олег почувствовал, что слепнет, ветер, словно мокрой тряпкой, по глазам хлестал его клочьями пены. От него требовалось немного: усидеть в лодке и не выпустить руль, разворачивая нос то к волне, то от волны. Мотор исправно стучал, фырчал, бурчал — его прочищенный механизм жил. А вот руля баркас не слушался — стал тяжелым от поднявшейся почти до скамеек воды.

Пока мотор работал, жила надежда: до мыса оставалось немного, а за мысом ожидала тихая бухта. Олег решил не тратить время на повороты, а идти прямо. Была не была, — он везучий.

Баркас уже не вздрагивал от ударов, и волны нетерпеливой стаей навалились на борт, некоторые даже визжали. Босые ноги Олега давно потеряли чувствительность к воде, но он видел: уровень ее поднимается все выше. И все ближе становилась земля. Уж обратно-то он пойдет только вдоль берега, пусть там хоть сто Пичуговых. Нет дураков рисковать жизнью, только бы выбраться.

Мотор заглох, когда дора вошла в бухту. Не прошла и десяти метров тихой воды, как его стук оборвался. Но на это Олегу было уже наплевать: лайба сделала свое главное дело. «Конец», — сказал он, и собственный голос непривычно резанул слух — Олег первый раз говорил сам с собою. На веслах он развернулся и погреб к берегу.

Затопленный баркас еле слышно ткнулся в песок. Олег вычерпал сапогом воду и, не выходя на берег, помочился. Притихшие, чуть заметные волны лизали его подгибающиеся ноги.

Потом Олег достал из резиновой куртки завернутые в полиэтилен спички и разжег костер, чтобы отогреться. Без спичек он бы пропал. Когда портянки и все остальное высохло, он пошел к тому, ради чего здесь оказался. Расчет его был прост — в воскресенье археологи отдыхают, поэтому он и захватил лопату.

Стоянка первобытных состояла из трех куч валунов, расположенных треугольником, и двух выложенных камнями параллельных прямоугольников. Первобытные в удобном месте выбрали стоянку, их бухта — самое безопасное место на побережье, Олег в этом убедился. Он вонзил лопату в центр еще не тронутого археологами прямоугольника, и ему стало интересно — волосатые ли были у первобытных пальцы, которыми они трогали эти камни?

Цель его была такой: найти у первобытных поделку покрасивее и преподнести Оле. Только одну, пока ее не захапал профессор. Ну и на завод прихватить что-нибудь, Мишке показать.

Под разрытым песком показалось черное круглое пятно — Олег догадался, что здесь на могиле горел огонь. Первобытные знали и уважали силу огня, как и сейчас уважают ее люди.

О лопату что-то звякнуло. Он раздавил пальцами комок и увидел на ладони кусочек железа: тяжелый и покрытый бурой окисью. Значит, это были уже люди, раз смогли понять, что без железа невозможно жить, что только железо даст им силу. На всякий случай Олег сунул бурый кусочек в карман, хотя искал совсем другое. Но и железо — хорошо. Пролежало неизвестно сколько тысяч лет, а проржавело совсем немного.

Он копал и копал дальше, приглядываясь к каждой выброшенной лопате песка. Яма доходила сначала до колен, потом до бедер, а когда он скрылся в ней по пояс, лопата глухо ударила о преграду: первобытного человека после смерти чем-то прикрыли. Просачивающаяся сквозь песок вода закрывала дно ямы, но Олег нащупал сапогом — это не случайный камень.

Зыбкая лужа воды из сочащихся мелких капелек разделяла его и первобытного. Олегу захотелось посидеть, и он забрался на одну из куч валунов. Вблизи стало видно, что вершины их провалились вовнутрь — наверняка кучи служили домнами.

Море водяным горбом высилось перед берегом. Первобытный лежал в песке много тысяч лет, много тысяч дней и часов, но море было еще старше. Может, таким точно пасмурным днем первобытный утонул в море — он был рыбак, раз жил у воды. После него остались домны и кусок железа. Если поднять крышку, туда хлынет грязная вода и Олег все равно ничего не увидит. Да и поделок там может не оказаться — первобытный был простым грубым трудягой. Он ходил за рыбой в море на обтянутом шкурами корыте и выплавлял железо, чтобы лучше стало жить. Его несложная жизнь оборвалась на этом берегу, но первобытный, знал какой-то секрет — иначе почему железо не проржавело насквозь?

Загадка железа наверняка представляла интерес для науки, и Олег перестал колебаться. Он взял лопату и стал закапывать яму. Песчаный холмик он выложил по периметру камнями, как было раньше.

Видимо, мотор заглох из-за карбюратора: Олег вспомнил чихающий звук. И он пошел продувать карбюратор. В науке и тем более в археологии он не специалист, но в чем-чем, а в карбюраторах разбирался.

Вартан ни о чем не спросил. Такой у них установился порядок — где был, что делал, с кем ходил — сам расскажешь, если нужно. Пока Олег прикуривал сигарету посиневшими пальцами, он достал из рюкзака фляжку с водкой.

— Я сеть утопил, — сказал Олег, продышавшись после глотка.

— Ладно сам живой.

— Вместе с черпаком ко дну пошла. Ничего сделать не мог.

Вартану долго пришлось его ждать. Он сидел возле упакованного рюкзака, но оставался спокойным. Олег никогда не мог быть таким спокойным.

— Супу поешь, — сказал он Олегу. — Укроем ламинарию и в поселок поедем. Сети надо. Пичугов у Семена отобрал.

Когда мотоцикл привоз их домой, Олег первым делом вымылся в озере. Волосы стали сразу пушистыми и красивыми. Сам он тоже парень ничего, только брови выцвели и ростом не удался. Ольге, конечно, нравятся современные, рослые ребята. Но его детство пришлось на трудное время, да и потом витаминами особо не баловали. Сейчас люди живут богаче, питаются лучше — все законно. А любят не за рост, это всем известно. Он выпил стакан пива, чтобы свободнее себя держать, и пошел к Ольге в Дом приезжих.

Они гуляли от почты до причала, и Олег не знал, как быть. Он не считал женщин неполноценными существами, как, например, Мишка, но соглашался, что быть честным с ними нельзя. Честность они сразу принимают за пошлость или тупость. Позови он ее сразу к себе, сделает вид, что перепугалась, и начнет убеждать, что она «не такая». А как придумать похитрее, он не знал. Возле недостроенного дома Ольга остановилась и спросила:

— Ты не помнишь, как называется строительный материал — легкий такой… как булочка?

Олег чуть не засмеялся. Он ответил, и она так улыбнулась, что у него защемило в груди. Он осторожно положил ей руку на плечо.

— Что ты, — широко открыла глаза Ольга, — вдруг увидят?

— Пойдем ко мне, музыку послушаем… — промямлил он, убирая руку.

— Только ненадолго. Ага?

Зойка никогда не говорила «ага» и пенопласт с булочкой не сравнивала — жизнь побросала ее и по стройкам, и по чужим углам. Но Олегу никогда не хотелось обнять ее так, как сейчас Олю, — чтобы захрустели ее косточки, чтобы она запищала… Он молча стоял, прислушиваясь к ударам своего сердца, как к глухому рокоту дизеля, прячущего внутри себя мощную силу взрыва.

Вартан сидел за столом и зашивал тельник, когда они пришли. Он сразу спрятал тельник под стол и смущенно посматривал на Олю.

— Мы музыку послушаем, — сказал Олег, — передай бутылку.

У них оставалась одна бутылка «Радгоста». Вартан сунул руку в шкаф позади себя. Но только Олег потянулся, Вартан разжал пальцы, и бутылка грохнулась об пол. Случайностью это оказаться не могло, слишком большой промежуток оставался между их руками.