Иногда их посещал Гобила. Гобила был вождем соседних деревень – тощий черный дикарь с седой головой. Вокруг бедер он носил кусок белой материи, а спину прикрывал облезлой шкурой пантеры. Он делал длинные шаги, ноги у него были, как у скелета, размахивал жезлом, таким же длинным, как он сам, и, войдя в общую комнату станции, садился на корточки слева от двери. Тут он сидел, наблюдая за Кайером, и время от времени произносил речь, которую тот не понимал. Кайер, не прерывая своего занятая, бросал ему изредка дружеским тоном: «Как поживаешь, старая образина?» – и они улыбались друг другу. Двум белым нравилось это старое и непонятное существо, и они называли его «отец Гобила».

В обращении Гобилы и в самом деле сквозило что-то отеческое, и он как будто любил всех белых. Они все казались ему очень молодыми, все были на одно лицо (различить их можно было только по фигуре), и он знал, что все они – братья и что они бессмертны. Смерть художника – первого белого человека, которого он знал, – не смутила его веры; он был глубоко убежден, что белый чужестранец только притворился мертвым и заставил себя похоронить для какой-то таинственной цели, о которой бесполезно допытываться. Быть может, этим способом он попал домой, к себе на родину? Во всяком случае, эти двое были его братьями, и он перенес на них свою нелепую привязанность. Отчасти они отвечали ему тем же. Карлье хлопал его по спине и беспечно сжигал ему на потеху спички. Кайер всегда с готовностью давал ему понюхать бутылку с нашатырным спиртом. Короче, они держали себя точь-в-точь так, как то, другое белое создание, спрятавшееся в яме в земле. Гобила внимательно присматривался к ним. Быть может, в них обитало то же существо, что и в том, другом, или один из них был тем, другим. Он не мог решить, не мог раскрыть Эту тайну, но всё время настроен был дружелюбно. Благодаря этой дружбе женщины из деревни Гобилы вереницей тянулись по тропинке, окаймленной тростником, каждое утро принося на станцию птиц, сладкий картофель, пальмовое вино, а иногда козу.

Компания никогда не дает станциям достаточного количества провизии, и агенты нуждались в местных продуктах. Они получали их благодаря доброжелательству Гобилы и жили хорошо.

Время от времени один из них страдал приступом лихорадки, а другой ухаживал за ним с трогательной преданностью. Большого внимания они на это не обращали. Лихорадка ослабляла их, а вид изменился к худшему. Карлье стал раздражительным, и глаза у него ввалились. Кайер со своим круглым брюшком и дряблой физиономией походил на колдуна. Но, будучи всё время вместе, они не замечали, как постепенно изменялась их внешность, а вместе с нею и настроение.

Так прошло пять месяцев.

Однажды утром, когда Кайер и Карлье, развалившись на стульях в тени веранды, разговаривали о скором прибытии парохода, из леса вышла кучка вооруженных людей и приблизилась к станции. В этой местности эти люди были чужими. Высокие и стройные, они были классически задрапированы от шеи до пят в синие одежды с бахромой. Каждый держал на обнаженном правом плече пистонное ружье. Макола стал проявлять признаки возбуждения и выбежал из склада, где проводил всё время, навстречу пришельцам. Они смело вошли во двор и презрительно огляделись по сторонам. Их вождь – негр, сильный, решительный на вид, с налитыми кровью глазами – остановился перед верандой и произнес длинную речь. Он сильно жестикулировал и совершенно неожиданно замолчал.

Что-то в его интонациях, в звуках длинных фраз, какие он произносил, поразило двух белых. Э^т0было как бы напоминание о чем-то не совсем знакомом и, однако, похожем на речь цивилизованных людей. Э^тобыло словно одно из тех невероятных наречий, какие мы иногда слышим во сне.

– Что это за язык? – сказал удивленный Карлье. – В первый момент мне почудилось, что парень говорит по-французски. Во всяком случае, эта тарабарщина не похожа на то, что мы раньше слышали.

– Да, – согласился Кайер. – Эй, Макола, что он говорит? Откуда они пришли? Кто они такие?

Но Макола, который стоял словно на раскаленных кирпичах, быстро ответил:

– Я не знаю. Они пришли издалека. Может быть, миссис Прайс поймет… Они, может быть, дурные люди.

Вождь, подождав немного, резко сказал что-то Маколе, а тот покачал головой. Тогда вождь оглянулся, заметил хижину Маколы и направился туда. Через минуту они услышали, что миссис Макола очень бойко разговаривает с ним. Остальные незнакомцы – их было всего шестеро – разбрелись повсюду, заглянули на склад, собрались вокруг могилы, с многозначительным видом указали на крест и вообще держали себя как дома.

– Мне эти парни не нравятся, и, знаете ли, Кайер, они, должно быть, пришли с морского берега: у них есть ружья, – Заметил проницательный Карлье.

Кайеру эти парни тоже не нравились. Они оба впервые пеняли, что живут в условиях, где необычное может быть опасным, и никакая сила на земле не спасет их от этой опасности, – защищать себя должны они сами. Им стало не по себе, они вошли в дом и зарядили свои револьверы. Кайер сказал:

– Нужно распорядиться, пусть Макола им скажет, чтобы они ушли до наступления темноты.

Незнакомцы ушли после полудня, съев обед, приготовленный для них миссис Макола. Огромная женщина была возбуждена и много болтала с посетителями. Она пронзительно тараторила, указывая на леса и реку. Макола сидел в стороне и наблюдал. Иногда он вставал и шептал что-то жене. Он проводил незнакомцев до оврага на границе станционного участка и медленно, с задумчивым видом вернулся назад. Когда белые стали задавать ему вопросы, он держал себя очень странно: казалось, ничего не понимал, забыл французский язык и вообще разучился говорить. Кайер и Карлье решили, что негр хлебнул слишком много пальмового вина.

Они потолковали о том, чтобы дежурить по очереди, но вечером всё, казалось, было так тихо и мирно, что они, по обыкновению, улеглись спать.

Всю ночь их тревожил барабанный бой в деревнях. Глухие быстрые удары вблизи сменялись отдаленным боем, затем всё стихло. Вскоре короткий тревожный бой стал раздаваться то тут, то там, потом всё смешалось, усилилось, стало мощным и напряженным, разлилось по лесу, прокатилось в ночи, – бой непрерывный и неумолчный, вблизи и вдалеке, словно вся страна была одним огромным барабаном, выбивающим тревожный призыв к небу. И сквозь глубокий грохочущий шум резкие вопли, похожие на обрывки песен из сумасшедшего дома, вырывались, пронзительные и высокие, нестройными вспышками звуков, которые как будто взлетали высоко над землей и прогоняли мир и покой.

Карлье и Кайер спали плохо. Им обоим казалось, что они ночью слышали выстрелы, но они не могли решить, откуда доносились эти звуки.

Утром Макола куда-то ушел. Он вернулся около полудня с одним из вчерашних незнакомцев и увертывался от Кайера, пытавшегося с ним заговорить: по-видимому, он оглох. Кайер дивился. Карлье, ходивший к реке удить рыбу, вернулся и заметил, показывая свой улов:

– Негры чертовски суетятся. Хотел бы я знать, в чем тут дело. Я видел около пятнадцати каноэ, переправившихся через реку за те два часа, что я там удил.

Кайер, расстроенный, сказал:

– Не правда ли, Макола держит себя сегодня очень странно?

Карлье посоветовал:

– Соберите всех наших людей на случай тревоги.