* (Ток принадлежит к семейству птиц-носорогов.)

Нгоньяма приподнялся, заинтересованный этой сценой. Ток-самец улетел, но скоро вернулся с новым угощением, которое и предложил своей супруге. Та сидела на яйцах, заключенная в тюрьму.

Несколько раз ток улетал и возвращался, откармливая самку саранчой.

Нгоньяма проследил полет тока и отыскал место, откуда тот приносил корм. Густой массой саранча покрывала три акра леса - стволы, ветви и землю между деревьями. Летала она на юго-восток, а здесь расположилась на отдых. Где она опускалась, там и питалась, поедая все - листья, ветки, ягоды кизиля. Тысячи насекомых по стволам спустились на землю, но не найдя здесь никакого корма, погрузились словно в летаргический сон. Ярко блестели их жесткие крылья, прикрепленные к красно-бурому тельцу. Полакомиться саранчой явились птицы, муравьи, мыши, две дикие кошки и несколько змей.

Пришел сюда и Нгоньяма. Сунув морду в густую массу саранчи, он медленно пережевывал пищу. Дикие кошки, мрачно посматривая на него, ели изящно, понемногу, змеи часто отдыхали, а муравьи жадно растаскивали добычу.

Жалкая это была пища для льва, владыки зверей, невкусная, издающая запах нефти, но в дни засухи не полагается быть разборчивым, и Нгоньяма ел, пока не насытился. Потом он задумчиво окинул взглядом своих сотрапезников. Нельзя ли получить на десерт какое-нибудь лакомое блюдо?

Обе кошки поймали его взгляд и через секунду сидели на дереве, одна из змей последовала их примеру, а другие - ядовитые - предостерегающе зашипели. И лев величественно удалился, распространяя резкий запах нефти.

Теперь оставалось только утолить жажду, и тогда день можно считать удачным. Тропа привела его к высохшему руслу реки, где блестели отполированные водой камни и белый песок. У подножия высокой скалы земля была сырая. Здесь Нгоньяма лапой вырыл яму, в которую медленно просочилась вода. Этого было достаточно, чтобы освежить язык и промочить горло. Нгоньяма растянулся на влажной земле, и приятный холодок остудил его разгоряченное тело. Когда он проснулся, небо было усыпано звездами, а в черном лесу загорелись огоньки светляков.

Нгоньяма громко зарыкал, бросая вызов в ночь. По лесу прокатилось эхо, заглушаемое листвой деревьев, а лев, одинокий, стоял и ждал ответа. Ответ не замедлил последовать: это было глухое протяжное хрипение, и Нгоньяма догадался, что где-то поблизости находится какое-то еще невиданное им животное. Вспомнив недавнюю встречу со слонами, он с удвоенной осторожностью стал отыскивать источник этих странных звуков.

Через полчаса Нгоньяма лежал на берегу высохшей реки и пристально смотрел на зеленую тинистую лужу и на какое-то странное длинное животное, блестящее и мокрое, лежавшее возле лужи и, по-видимому, недавно выбравшееся из стоячей воды.

Черное длинное животное издавало резкий запах мускуса, и только по этому запаху Нгоньяма признал в нем живое существо. Но что это был за зверь?

Неподвижный, словно вылитый из бронзы, Нгоньяма смотрел на странное животное, которое казалось высеченным из черного камня. Над пораженным засухой лесом нависла тяжелая тишина. Подул предрассветный ветерок, повеяло прохладой и запахом воды. Почуяв влагу, зверь-наблюдатель и существо, находившееся под наблюдением, тронулись в путь. Оба подняли голову, а странное животное разжало огромные челюсти и издало протяжный звук, так поразивший льва. Потом, перебирая короткими лапами, оно заковыляло по высохшему дну реки. С минуту Нгоньяма смотрел ему вслед, а затем побежал вдоль берега. Пока он еще считал нужным соблюдать осторожность, но с каждой секундой усиливалось желание полакомиться мясом и снова почувствовать вкус крови.

Изредка глаза Нгоньямы вспыхивали, он приостанавливался и, поджав задние лапы, готовился к прыжку, но затем, раздумав, бежал дальше. В этом ковыляющем животном было что-то отталкивающее; Нгоньяме очень не понравились его огромные челюсти и страшный хвост.

Наконец голод одержал верх над благоразумием. Лев забежал вперед, зарычал, сделал прыжок и, оскалив клыки, остановился, преграждая путь намеченной жертве. Но жертва нисколько не смутилась. Холодные, словно мертвые, глаза выдержали взгляд сверкающих желтых глаз. Животное, разинув пасть, двинулось прямо на льва, а лев не осмелился вступить в бой. Отскочив в сторону, он смотрел на эти страшные щелкающие челюсти. В это время противник попытался нанести ему удар хвостом, но ловкий прыжок снова спас Нгоньяму.

После этой первой стычки крокодил заковылял дальше. Неизвестно, как он очутился в этом высохшем русле. Быть может, во время разлива рек он добрался до какого-нибудь глубокого пруда в лесу, а теперь, когда наступила засуха, возвращался по высохшему притоку назад, к главной водной артерии.

На суше крокодил чувствовал себя скверно, долгое путешествие его утомило, он стосковался по воде и больше всего хотел залезть в какой-нибудь пруд, где бы ему не угрожала опасность нападения.

Следуя за крокодилом, Нгоньяма производил наблюдения. Он видел, что крокодил утомлен, и, однако, не представлял себе возможности нападения: спереди угрожали нападающему гигантские челюсти, сзади - не менее страшное оружие - хвост. Тогда он пошел на хитрость: прыгнул на врага и тотчас же отскочил, но ни одно движение крокодила от него не укрылось. Он заметил, что животное, почти не имея шеи, не может поворачивать голову, следовательно, челюсти страшны только при атаке с фронта, а хвост, описывая дугу, не доходит до челюстей приблизительно на два фута. Иными словами, на протяжении этих двух футов тело крокодила не защищено.

Разумеется, Нгоньяма был неспособен на такие пространные рассуждения. Вообще он никогда не рассуждал, а только угадывал инстинктивно. И сейчас инстинкт подсказал ему, какой метод нападения является наиболее правильным. Обычно, бросаясь на намеченную жертву, Нгоньяма впивался клыками в шею, вонзив когти правой лапы в нос животного. Но если бы теперь он поставил лапу на нос крокодила, то пришлось бы ему с ней распрощаться. Поэтому, сделав прыжок, он попытался вонзить когти в шею, но едва не погиб, так как чешуя, защищавшая спину крокодила, оказалась броней, непроницаемой и для когтей и для зубов.

Лев едва успел спастись от железных челюстей, но через минуту он снова стал изучать своего врага. Крокодил упрямо ковылял вперед, а в холодных глазах горели огоньки бешенства. Казалось, слабые лапы подгибались, отказываясь ему служить. Подойдя к глубокому слою песка, он остановился, проявляя все признаки тревоги. Нгоньяма посмотрел вперед. Там, дальше, за песчаной полосой, блестела вода в глубокой впадине у подножия крутого берега. Потом лев перевел взгляд на слабые передние лапы и беловатый живот врага. Так вот где его уязвимое место! Через секунду он прыгнул на спину крокодилу, обхватил его лапами, когти вонзив в живот, а страшные клыки - в правую переднюю лапу. Крокодил дергался и извивался, хвост описывал дугу, громко щелкали челюсти, в воздухе стоял резкий тошнотворный запах мускуса, но лев, не выпуская своей добычи, раздирал когтями мягкий живот.

Однако поединок еще не закончился. Крокодил не отказывается от борьбы, если сердце его еще не перестало биться и позвоночник не поврежден.

Задние лапы льва соскользнули на землю. Этим воспользовался крокодил: он с трудом перевернулся на бок и ударил врага хвостом. Нгоньяма отлетел и упал в двух шагах от разинутой пасти. Если бы крокодил мог рвануться вперед - плохо пришлось бы Нгоньяме, но сломанная передняя лапа лишила крокодила возможности быстро двигаться.

Нгоньяма снова очутился на спине противника. Но теперь задние лапы льва упирались в его морду, а передними он придерживал хвост и, вонзив клыки в спину у основания хвоста, старался перегрызть позвоночник. Борьба была окончена, когда клыки прокусили хрящ и кость. Но, казалось, чудовище не хотело признать себя побежденным: зеленые огоньки горели в его холодных глазах, а страшные челюсти громко щелкали.