Что поделать, это одна из обязанностей командира – задавать иногда идиотские вопросы, заранее зная ответ…

– А все в порядке, – сказал Викинг. – Все по плану.

Одиннадцать минут, подумал Мазур, глянув на часы. Ровно столько оставалось базе пребывать не то чтобы в безмятежности и покое – вообще в целом виде…

Мать твою, как долго тянулись эти долбанные одиннадцать минут! И, как всегда случается, миг, как его ни жди, как ни предугадывай заранее, оказался полной неожиданностью…

Сначала грохнуло в эллингах, на месте аккуратных ангаров мгновенно вспухла желто-багровая вспышка, поднявшая толстый столб воды, смешавшийся с разлетавшимися во все стороны кусками рифленой обшивки. Бухта и отделявшее ее от скал пространство озарилось жутким мгновенным сиянием, закипела и забурлила вода – это куски ангаров сыпались в нее, как град…

Потом рванула емкость с горючим, взлетел растущий клубок ярко-желто-черного огня и дыма, удивительно похожий на ядерный взрыв в миниатюре, поднялся выше скал, приугас, оставив обширное, дымящее пожарище, горячая солярка стала растекаться…

Сработали мины в бывшей мастерской, где нынче помещался склад всевозможной взрывчатой дряни, которую «тюлени» таскали под водой к противоположному берегу пролива. И вот тут вот, когда все сдетонировало, получился форменный ад…

Мины в гараже и жилых домах на фоне предыдущего катаклизма грохнули не так уж и убедительно, не особенно зрелищно. Хотя, конечно, с соответствующими звуковыми и световыми эффектами, а как же иначе?

Мазур с застывшим лицом смотрел вниз, туда, где в нескольких местах разгорелось высокое пламя, где медленно расползались горящие ручьи, где валил дым, где, озаренные случайными языками огня, метались, как зайцы, ополоумевшие люди – уцелевшие, вмиг выброшенные из чистеньких коек и тишины во что-то вроде преисподней… Он не чувствовал ни злорадства, ни особого триумфа. Всего-навсего успешно завершился очередной раунд бесконечного боксерского поединка. А также была восстановлена некая циничная справедливость. Кто полез куда не следует – тот и получил по ушам. Кто переиграл соперника – тот и прав…

Судя по азартно-ожесточенной физиономии Зоркого Сокола, ему очень хотелось поработать снайперкой по бегущим, но он сдерживался, справедливо полагая, что это было бы уже развлечение, а не производственная необходимость. Приказ у них был – взорвать все к чертовой матери, и ни словечка насчет уничтожения всего, что движется. Зоркий Сокол, служака старый и дисциплинированный, такие тонкости просекал четко…

– Уходим! – распорядился Мазур, не без сожаления отворачиваясь от впечатляющего зрелища, которое даже субъекты вроде них видели гораздо реже, чем может подумать человек несведущий…

И они припустили прочь, неслись обратной дорогой, среди темных скал, размеренным, ритмичным аллюром, ничего общего не имеющим с паническим бегством. Бежали умело, тренированно, привычно сочетая движения со вдохами и выдохами, вгоняя себя в некое подобие транса. Каждый делает это по-своему – а что до Мазура, он повторял про себя, словно застрявшая грампластинка:

Когда они были примерно на полдороги от разгромленной базы к точке высадки, сзади дважды прогремело, и небо посветлело на короткий миг, озаренное разрывами. Ничего неожиданного: это прикормленный янкесами местный бандерлог из бывших итальянских казарм послал-таки, заслыша взрывы и завидя пожарища, некоторое число своих подчиненных посмотреть, что происходит на базе. И машины – а оставленные Викингом на дороге сюрпризы были рассчитаны как раз не на пешеходов, а на автомобили – потревожили в темноте настороженные взрыватели, с заранее предсказуемым результатом…

Мазур мимолетно оскалился – и, не задерживаясь ни на миг, не сбившись с аллюра, помчался дальше, бесшумно опуская подошвы на каменистую землю, подгоняя себя нехитрым ритмом:

– В Африке большие злые крокодилы…

Будут вас кусать, бить и обижать…

При дневном свете еще можно различить какие-то эмоции на лице человека в маске аквалангиста и с загубником во рту, однако ночью нечего и пытаться. Мазур и не присматривался к физиономии Викинга, сидевшего на «водительском месте». Какой смысл? Главное, Викинг проделал все необходимые – и довольно нехитрые, не сложнее, чем в обычном «Жигуле» – манипуляции, но соответствующая лампочка на пульте так и не зажглась, и винт не дрогнул.

А вот это было хреново. Это было весьма даже хреново – учитывая, что запасного средства передвижения у них не имелось, а от дома их отделяло тридцать километров морской глади…

Викинг попытался снова – с тем же результатом. Замер, как манекен. Сидевший рядом Мазур коснулся его локтя, показал на свои часы и обвел указательным пальцем циферблат по кругу. Напарник понятливо кивнул, сообразив, что ему предлагают не суетиться, а подождать ровно минуту.

Тонюсенькая зеленая стрелка тащилась по кругу удручающе медленно – но все же в конце концов описала полный оборот. Тогда Викинг вновь попытался запустить двигатель – и снова без малейших результатов.

В голове у Мазура пронеслось: хорошо еще, что дело под водой происходит, рты заняты загубниками, и не будет никаких дурацких реплик и добрых советов, от которых только нервозности прибавляется. И все равно, ситуация характеризуется одним-единственным японским словом: херовато…

Он повторил прежний жест – и Викинг вновь кивнул, и секундная стрелка вновь проползла полный оборот со скоростью ленивой улитки.

И снова двигатель не завелся. Еще минута на паузу – и неудача. И еще раз – безуспешно. И еще раз… Ни хрена.

Мазуру предстояло в молниеносном темпе принять одно из тех командирских решений, от которых прибавляется седых волос – быть может, не единственно верное (такие не всегда бывают), но, по крайней мере, наиболее подходящее к ситуации. В этой ситуации никак нельзя с превеликим облегчением переложить выбор на Вундеркинда – не его епархия.

Что-то с зажиганием, определенно. Повторять попытки можно до рассвета. Но «Тритон» – не «Запорожец», капот ему не поднимешь, в мотор не залезешь, с гаечным ключом не приладишься. Любой ремонт возможен только на базе, а без аппарата до базы по морю не доберешься. Тридцать километров в аквалангах… Нереально. А до рассвета не так уж далеко, противник может нагрянуть и раньше. Мать твою за ногу, может, загвоздка в том, что отошла паршивая клемма, или дрянная солярка эль-бахлакского происхождения подвела…

Он принял решение. О чем тут же сообщил выразительным жестом. Экипаж «Тритона», не проявляя внешне эмоций, принялся выбираться с сидений, воспарил над превратившимся в безжизненную цистерну аппаратом.

Мазур нажал кнопку, откинул крышку, которую следовало задействовать при крайней нужде, вот как сейчас, в строго определенном порядке перекинул шесть тумблеров – первый вверх, третий вверх, второй вбок, третий… Время пошло. Пора уносить ноги…

Берега они достигли через четверть часа – то есть прошла половина времени, отведенного на запаздывание взрывного механизма. От аквалангов, как это ни печально, пришла пора избавляться – и их по приказу Мазура закопали неглубоко в подходящей пещерке, посреди лабиринта скал, тщательно привели землю в прежнее состояние, уложили на место камни, обработали химикатами, способными напрочь отшибить нюх у дюжины собак. Конечно, это означало привлечь к себе в случае чего излишне пристальное внимание – рядовой партизанствующий сброд высококачественными антисобачьими химикатами не пользуется – но тут уж ничего не поделаешь, хвост рубить следовало по полной программе…