В этот раз его добычей станет ящероподобный, а не человек. Такого он еще не делал. Ему понравится. Все в Охотнике было создано, чтобы разрушать. Он страстно желал снова оказаться среди себе подобных, сжимая в руках священный меч правосудия. Скоро он получит эту возможность.

А пока он спит...

Лео надолго затих, наблюдая за тем, как "дворники" расталкивают в стороны налипающий на стекло снег. Наконец он повернулся к Хьюланну и спросил:

— Куда мы летим?

— Я уже говорил тебе. Подальше от города.

— И мы останемся там на десять лет? Мы должны точно знать, куда едем.

— У нас нет цели.

Лео немного подумал и произнес:

— Убежище.

Хьюланн смотрел по сторонам и чувствовал, что теряет контроль над управлением машины. Он направил ее ближе к дороге и только тогда снова заговорил, не поворачивая головы и пристально глядя вперед:

— Маловероятно, что такое место вообще существует. Может быть, это просто миф. Допустим, где-то и есть заповедник для оставшихся в живых людей, до которых мы еще не добрались. Скорее всего, его местонахождение держится под строжайшим секретом.

— Убежище существует, — заверил его Лео. — Я слышал, как об этом говорили в последние дни сопротивления. Тогда по всему городу разыскивались некоторые лидеры и лучшие специалисты, чтобы спрятать их там.

— Ты знаешь, где это?

— Не совсем.

— Так что же это — ваше Убежище? Лео со скрипом раскачивался из стороны в сторону в углу кабины между сиденьем и дверью. Он занимался тем, что играл с отверстием в сиденье, которое позволяет хвосту наоли свободно свисать на пол.

— Ну, я думаю, что это где-то на побережье. На Западном побережье. Вдоль Тихого океана.

— Побережье Тихого океана, знаешь ли, большое.

— Но мы знаем, откуда начинать поиски.

— Что говорить о поисках, когда мы даже не уверены, доберемся ли туда. И как не наткнуться на наоли по пути к этому побережью? Ведь нам придется пересечь всю страну.

Лео, казалось, мало волновали эти непреодолимые препятствия.

— Доберемся как-нибудь. Ты же наоли. Если придется, ты сможешь обмануть кого угодно.

— Вряд ли.

— Но если мы останемся здесь надолго, нас поймают. Нас обязательно поймают. Ты и сам это знаешь.

Хьюланн после некоторого колебания подтвердил:

— Знаю.

— И что тогда?

— А если меня не примут в твоем Убежище? Что мне делать?

Самым страшным для Хьюланна сейчас было остаться одному. Он не мог это сказать, но сама мысль об одиночестве приводила его в состояние шока. Предатель, убийца, без друзей, в чужом мире, стать частью которого не было никакой надежды.

— Я поговорю с ними. Ты другой, Хьюланн. Не такой, как все наоли. И я заставлю их поверить в это.

— Если так...

— Пожалуйста, Хьюланн. Я снова хочу оказаться со своими.

Хьюланн хорошо понимал желание Лео.

— Ну хорошо, — сдался он.

Они летели, ориентируясь по указателям автострады, в конечном счете направляясь на запад через огромный Североамериканский континент. За весь остаток ночи им не встретилась ни одна машина. Укачиваемый однообразным шумом работающего мотора, Лео снова заснул крепким сном.

Чисто машинально управляя вездеходом, Хьюланн дал волю своим мыслям, которые стремительно уносили его в прошлое. Казалось, что сейчас только сплошной поток воспоминаний мог хоть как-то ослабить охватившую его депрессию. Так что он приподнял монолит прошлого и начал восстанавливать события давно минувших дней, подвергая их тщательному анализу.

Первого представителя человеческой расы он встретил на борту наольского корабля "Тагаса", входившего в собственный флот центрального правительства. Хьюланн считался гостем правительства, так как писал тогда историю развития миров Галактики. "Тагаса" держал путь от своей родной планеты к планетам-колониям системы Нуцио. Многочисленные предания о покорении этих планет предоставляли ценный материал для приключенческих романов. Хьюланн сразу же ухватился за столь редкую возможность оказаться среди тех, кто первым начнет здесь исследования.

"Тагаса" остановился в порту планеты Дала. Это был мир, в котором существовали только растения и отсутствовали какие-либо представители животного мира. После того как Хьюланн провел целый день в близлежащих джунглях, он вернулся в свою каюту совершенно ошарашенный. Он увидел змееподобные виноградные лозы; мясистые и лоснящиеся, они скользили по стволам деревьев, причудливо переплетаясь между собой. Таким образом они опыляли цветы, растущие на коре огромных сосен. Хьюланн наблюдал, как некоторые виды поедают другие. Какое-то растение весьма невежливо плюнуло ему на палец, когда он попытался засунуть руку в одно из его мягких отверстий. Еще его поразило, как некоторые растения дышат, используя для этого свои цветы в форме мешков, похожих на легкие. Они выдыхали углекислый газ для поддержания непрерывности цикла, берущего свое начало на заре эры жизни.

— Невероятно древняя культура, — сообщил проводник, — которая и завела растительную жизнь так далеко.

— Здесь совсем нет животных? — недоверчиво поинтересовался Хьюланн.

— Ни одного. Наши, правда, обнаружили несколько насекомых — микроскопических клещей, живущих между первым и вторым слоем коры красноверхушечных сосен.

— А...

— Но то, что это настоящие насекомые, — под вопросом. Ребята из лаборатории обнаружили в них присутствие хлорофилла.

— Вы хотите сказать...

— Тоже растения. Но выглядят совсем как насекомые. Довольно активные. Обеспечивают свое развитие, высасывая питательные вещества из других растений. Передвигаются подобно животным.

Проводник — довольно пожилой наоли с весьма интересным украшением на шее (это было деревянное ожерелье с радужным камнем) — показал Хьюланну еще очень многое. Быстрый папоротник, например. Маленькие, причудливой формы зеленые существа собирались в пышные дрожащие купы. Если на них слегка подуть, они начинали беспокойно шевелиться. Быстрый папоротник устилал лес сплошным зеленым ковром. Он рос прямо на глазах у Хьюланна, выбрасывал крошечные побеги, раскидывая во все стороны листья, по форме напоминающие птичьи перья. Затем папоротник приобретал бурый оттенок, после чего чернел, засыхал и выбрасывал многочисленные споры, чтобы вскорости умереть. В месте, где совсем не водилось животных и потому почва не удобрялась продуктами их жизнедеятельности, где не образовывался перегной за счет разложения трупов, растениям приходилось рассчитывать только на собственную смерть, чтобы дать возможность своему виду развиваться дальше. Но возрождаться в таком количестве! Хьюланна поразило, как такие крошечные существа образовывали столь богатое сообщество, — растениям требовалось много удобрений. Вполне естественно, что период жизни Быстрого папоротника, начиная от прорастания спор и заканчивая смертью самого растения после того, как появлялись новые споры, составлял четырнадцать минут. И все повторялось снова. К концу лета на Дале лесную землю покрывал пятифутовый слой черного органического материала. До начала следующей весны вся эта масса перегнивала и исчезала, а Быстрый папоротник по-новому начинал свою работу.

— Совсем нет животных, — повторял Хьюланн слова проводника, завороженно глядя на эти простейшие, но столь удивительные растения.

— Сейчас нет, — поправил его проводник, довольно рассмеявшись.

— О чем это вы?

— Я сказал, сейчас нет. Но когда-то были.

— Как вы это узнали?

— Мы нашли окаменелые останки животных, — сообщил проводник, ощупывая пальцем камень, свисавший с морщинистой шеи. — Причем тысячи. Хотя ни одно из них нельзя отнести к мыслящим существам. Крайне примитивные животные. Несколько мелких динозавров.

— И что же с ними случилось? — спросил Хьюланн, крайне увлеченный предметом разговора.

Старик махнул рукой по направлению к джунглям:

— Растения с ними случились. Вот что. Просто растения развивались немного быстрее. Полагаю, что животные в этом отношении оказались слишком медлительны. Когда на сцену вышли подвижные растения, они начали поедать живую плоть.