— А я пойду, помолюсь за выздоровление мальчика, — добавил брат Тимоти и торопливо зашагал к часовне.

Гвинет и Гервард подошли к двери и постучали.

— Войдите! — отозвался лорд Роберт.

Комната была залита светом множества свечей. У стены стояла кровать с пышным парчовым балдахином. И балдахин, и богатое меховое покрывало явно не были собственностью аббатства. Неужели лорд Роберт привёз все это с собой?

На кровати неподвижно лежал Эдмунд. Брат Патрик склонился над ним с чашей и, приподнимая рукой за плечи, пытался чем-то напоить. Глаза Эдмунда были открыты, но голова безвольно болталась, словно он не в силах был удержать такую тяжесть. Он отхлебнул чуть-чуть и отвернулся.

— Прошу вас, выпейте все, мастер Эдмунд, — сказал брат Патрик. — Это пойдёт вам на пользу.

Лорд Роберт нервно мерил шагами комнату. Он даже не заметил брата с сестрой, пока Гервард не обратился к нему:

— Мы пришли навестить Эдмунда, сэр. Мы принесли ему орехов. Но если вы возражаете, мы…

— Нет, нет, оставайтесь.

Лорд Роберт остановился прямо перед Гервардом. Волосы его были взъерошены, расшитая туника смялась и перекрутилась, лицо прорезали глубокие складки. Простояв лишь миг, он снова начал расхаживать взад и вперёд, не отводя глаз от постели сына.

Гвинет и Гервард отошли к камину, чтобы не мешать. В этот момент дверь снова распахнулась, и в комнату влетела Элеонор Фиц-Стивен. Следом, не отставая ни на шаг, спешила растрёпанная темноволосая девушка — её няня Хильда.

В одной руке Элеонор держала красивую куклу в вышитом платье с длинными льняными волосами. Очевидно, это и была Мелюзина. Другой девочка удерживала вырывающегося чёрного котёнка — тот уже залез ей на плечо и успел запутаться в волосах.

— Гвинет! Гервард! — воскликнула Элеонор, и вприпрыжку припустила к ним через комнату. — Смотрите, я принесла Китти в гости к Эдмунду!

— Тсс! — прошептала Гвинет. — Тихо, не шуми! Эдмунду стало плохо в часовне.

— Вот, мисс Элеонор, — прошептала Хильда. — Я же говорила, что уже поздно навещать мастера Эдмунда!

— А папа сказал, что я могу пойти! — парировала Элеонор. — Эдмунду очень понравилась Китти, и он смеялся!

И Элеонор с гордым видом уселась на скамеечку, подставленную заботливой няней. Гвинет и Гервард присели на корточки полюбоваться котёнком.

— Вреднюшка-царапушка! — хихикнула Элеонор. И добавила, вдруг посерьёзнев:

— Китти хочет, чтобы Эдмунд с ней поиграл.

— Эдмунд сейчас не может, — сказала Гвинет мягко. — Ты же знаешь, он не такой сильный, как мы с тобой.

— Я знаю, но…

Она вдруг просияла:

— Брат Патрик вылечит Эдмунда, и он сможет играть со мной!

Гвинет вздохнула. Хотелось бы ей верить в это! Эдмунд тем временем допил лекарство и лежал навзничь, тихий и неподвижный. Брат Патрик выпрямился и отошёл от кровати. Гвинет никогда не видела его таким мрачным.

— Ну? — севшим голосом спросил лорд Роберт.

Врачеватель потянул его за рукав в дальний угол комнаты и начал что-то вполголоса объяснять. Гвинет слышала каждое слово.

— Лорд Роберт, я никогда ещё не видел такого тяжёлого случая. Я использую все средства, какие знаю — но не уверен, что это поможет ребёнку.

— Но хоть что-нибудь вы можете сделать?! — громко воскликнул лорд Роберт. Эдмунд и Элеонор испуганно вздрогнули.

— Вы можете оставаться здесь сколько хотите, милорд, — негромко продолжил брат Патрик. — Я сделаю для вашего сына все, что в моих силах. А пока сходите на кухню и попросите брата Майлза приготовить горячий поссет[5]. Пусть мальчик выспится — а завтра я посмотрю, чем ещё ему помочь.

Лорд Роберт стиснул зубы и удержал слова, что рвались у него с языка.

— Нет, святой отец, — сказал он, наконец. — Если надеяться не на что, мы уедем завтра на рассвете. Раз уж моему сыну суждено умереть, пусть он умрёт дома. Мать Эдмунда погибла, давая ему жизнь, — добавил он хрипло. — Теперь он — все, что у меня есть.

Закрыв лицо руками, лорд Роберт рухнул в ближайшее кресло.

Гвинет взяла котёнка и, не обращая внимания на жалобное мяуканье, отнесла его к Эдмунду на постель. Только бы малыш не смотрел на отца!

Элеонор побежала за котёнком, а Гервард развязал кошель и выложил орехи на столик возле кровати больного.

— Вот, возьми — съешь, когда тебе будет получше. Помнишь меня? Я Гервард, а это моя сестра Гвинет. Мы встречались вчера, когда вы только приехали.

— Я помню. Спасибо.

Эдмунд еле шептал, но при виде котёнка глаза его просияли.

Гвинет перевела глаза на застывшую фигуру его отца, а потом снова на котёнка, беззаботно игравшего на покрывале.

— Мы должны найти Урсуса, — шепнула она Герварду. Тот кивнул.

Лорд Роберт заставил себя подняться и подойти к сыну.

— Поедем завтра домой, Эдмунд, — сказал он, и Гвинет поразилась, как ласково может звучать его голос. — Посмотрим, что там придумал наш лекарь.

— Да, отец.

Эдмунд, прикрыв глаза, играл с котёнком. Его рука на меховом покрывале казалась особенно бледной и хрупкой.

— А можно мне перед отъездом посмотреть на мощи короля Артура?

— Я тебе их покажу! — защебетала Элеонор. — Мой папа сам смотрел, как выкапывали гроб! Он одним из первых видел эти кости!

— Ты славная девочка. — Лорд Роберт погладил Элеонор по голове и грустно улыбнулся. Наверное, он не мог не сравнивать её румяные щеки и живые, блестящие глаза с бледным личиком своего сына. — Тогда приходи пораньше, нам с Эдмундом предстоит долгий путь.

Лорд Роберт снова посмотрел на сына, и Гвинет почувствовала его боль и отчаяние. Она хотела рассказать про Урсуса, но потом подумала, что вряд ли этот разочаровавшийся человек поверит в помощь отшельника, которого никто никогда не видел.

И снова мысли её вернулись к тёмному болоту.

Ну почему Урсуса там не было?

Утро следующего дня выдалось ясным и холодным. Джефри Мэйсон, беззаботно насвистывая, разгружал во дворе подводу с мукой. Гвинет вышла через ворота на улицу и уши её наполнил шум базара. Дождя сегодня не было, и торговля явно оживилась.

— Вы обязательно найдёте нужную ткань! — сказала она, обращаясь к Марион ле Февр. Обе они направлялись на рыночную площадь, где вышивальщица собиралась купить материю на платье Элеонор.

— Теперь, когда пилигримы вернулись, у нас столько всего продаётся!

— Надеюсь, ты права, Гвинет, — улыбнулась Марион. — Словами не выразить, как мне хочется, чтобы аббатство поскорее возродилось после пожара!

— Уже недолго ждать, — ободрил вышивальщицу Гервард. Он тоже шёл на базар с большой матушкиной корзиной. — Стены храма растут с каждым днём. Если бы вы только видели…

— Нет, нет, я не пойду! — Марион ле Февр даже руками всплеснула. — Не говори так больше, Гервард!

— Ты же знаешь, как это расстраивает госпожу ле Февр, — добавила Гвинет. — Как ты мог?

Гервард покраснел, и Марион легонько погладила его по плечу.

— Когда-нибудь я пойду в аббатство, — улыбнулась она. В один прекрасный день — но не сегодня.

На площади вокруг рыночного креста[6] как всегда кипела жизнь. На прилавках высились груды всевозможных товаров — ткани и посуда, овощи и пряности… Гвинет заметила Хафизу, жену шерифа Торсона — та торговалась с каким-то крестьянином за дюжину яиц. Напротив Марджери Карвер, жена плотника, выставила на продажу деревянные ларчики, миски и кубки.

Гвинет и Марион не успели подойти к прилавку с тканями, когда застучали копыта и из ворот аббатства выехал лорд Роберт Хардвик со своей свитой.

Пока Гвинет мялась, не зная, удобно ли будет спросить лорда Роберта о здоровье сына, носилки уже поравнялись ней. Маленькая рука откинула замшевую занавеску, и голос Эдмунда окликнул:

— Гвинет! Гервард!

Гервард тут же сорвался с места. Гвинет нерешительно обернулась к госпоже ле Февр.