Женщина вошла в комнату неслышно, легко, как призрак, обошла ее и остановилась, ощупав стены и мебель… Она, по-видимому, не замечала больного. Глаза ее горели каким-то зловещим коварным огнем.

Вдруг она подошла к той стене, где на стульях разложено было белье и подушки, отложенные Ренардой, когда она стелила постель Милону.

Странная женщина поднесла свечу к самому белью и оно мигом вспыхнуло.

Вид огня, казалось, радовал ее, потому что она все время старалась усилить его, для чего подожгла уже начинавший дымиться стул, и с необыкновенной силой и ловкостью подвинула к загоревшимся вещам один из столов, стоявший ближе других.

Милон все это видел…

Неужели его мучил страшный кошмар, от которого он не мог очнуться?

Уже вспыхнуло пламя и вся комната наполнилась густым дымом… огонь взвивался все выше и выше…

Призрак тихонько, неслышно выскользнул из комнаты и быстро исчез в коридорах.

Милон хотел закричать, позвать, вскочить… напрасно! Его душил дым, но он лежал неподвижно и только временами вырывались из его измученной груди тихие стоны, а пламя, между тем, подступало все ближе и ближе…

В это время внизу, у портала, послышались шаги и голоса.

— Святая Геновефа! Что это такое? — вскричала Ренарда, — этот запах…

— Гарью пахнет, — отвечала Жозефина. Шаги приближались.

Ренарда первой подбежала к дверям комнаты, где горело, и с криком ужаса всплеснула руками.

— Этого еще не хватало!.. Воды скорей! Жозефина побежала за водой, а доктор Вильмайзант вошел со старухой в комнату.

— Здесь-то и лежит раненый? — спросил он.

— Да, сударь, вон там, на постели, — отвечала Ренарда, растерянно бегая из угла в угол.

— Дым сильно повредит ему, — сказал Вильмайзант, подходя к постели.

Женщины и прибежавший старик-садовник гасили в это время огонь и открывали окна.

Милон совершенно потерял сознание и лежал, как мертвый.

Доктор принес свечку и начал осматривать раны, вызвавшие у него большие опасения.

Наконец Ренарде, Жозефине и садовнику удалось потушить огонь. Они унесли обгоревшие вещи, свежий воздух из сада начал освежать комнату.

— Как это могло загореться? — спрашивала беспрестанно Жозефина.

Старая Ренарда сначала ничего не ответила, а потом уклончиво сказала:

— Наверное, упала свечка…

Но по изменившемуся лицу старухи было видно, что она знает гораздо больше, нечто страшное, нечто таинственное, чего она не смела выдать, что ее мучило и пугало!

Она ушла и торопливо поднялась на верхний этаж.

Что она там делала — никто не знал.

Вернувшись через несколько минут, она вместе с Белой Голубкой вошла в комнату, где доктор уже осмотрел раненого.

— Смотрите за ним и кладите компрессы, — сказал он. — А главное, следите, чтобы у него в комнате был хороший воздух и давайте вовремя капли, которые я вам оставлю.

— Скажите, пожалуйста, доктор, очень ли опасно состояние здоровья господина Милона? — тихо спросила Ре-нарда.

Жозефина с озабоченным выражением лица ждала его ответа.

— Он тяжело ранен, и болезнь могла бы иметь дурной исход, если бы он больше пробыл в дыму. Теперь я надеюсь спасти его… он силен, а вы дадите ему хороший уход, — отвечал Вильмайзант.

— О, господи, добрый господин Милон все еще в обмороке! — сказала Белая Голубка, прижимая к груди руки.

— Это продлится еще немного времени, и пусть лучше будет так, потому что он в таком состоянии не испытывает мучений. Завтра я зайду. Бог даст — вылечим!

Вильмайзант ушел. Ренарда пошла проводить его.

Когда она открывала калитку, к воротам подошел маркиз.

Он раскланялся с доктором, расспросил о Милоне и просил сделать все, чтобы спасти приятеля.

Вильмайзант пообещал и затем ушел.

Маркиз вошел с Ренардой в палисадник и пошел к порталу.

— Что случилось, Ренарда? Вы встревожены? — тихо спросил он.

— Опять нам устроили было беду, — отвечала старая экономка.

— Пока вы уходили?

— В комнате у господина Милона был пожар. Маркиз испугался.

— Я уже говорил вам, Ренарда, что надо быть тверже и строже, — сказал он, и лицо его на минуту приняло страдальческое выражение. — Вы совсем не остерегаетесь.

— Я захлопоталась с господином Милоном и забыла запереть одну из дверей, господин маркиз, а моим отсутствием воспользовались и подожгли комнату.

— Теперь опасности больше нет?

— Нет, господин маркиз, все закончилось.

— Молоденькая помощница кладовщика у барона?

— Да, мы с ней будем меняться.

Маркиз вошел в комнату, где лежал Милон.

Приветливо ответив на поклон Белой Голубки, он пристально взглянул на обгоревшее место комнаты и подошел к больному.

Милон крепко спал.

Жозефина переменила компрессы, а Ренарда заперла окно, так как воздух совершенно очистился.

Маркиз был спокоен: у его приятеля были надежные сиделки. Он пошел к себе, с грустью размышляя о случившемся.

— Как зовут неизвестного человека, добившегося аудиенции? — спросил Ришелье своего старого камердинера.

— Господин Пипо, ваша эминенция.

— Забавное имя! Кто же такой этот Пипо и чего он хочет?

— Не знаю, чего он хочет, ваша эминенция, он называет себя смотрителем кладовых с серебром и говорит, что ваша эминенция милостивы к нему.

— Смотритель кладовых с серебром… — повторил Ришелье, и по губам его резко очерченного лица скользнула легкая улыбка. — Помню, помню! Приведи его!

Камердинер вышел, а вслед за ним на пороге появился Шарль Пипо.

Маленький толстяк, держа шляпу в руках, низко кланялся всемогущему кардиналу.

На нем был старомодный сюртук, который он надевал только в торжественные дни и по церковным праздникам, белый галстук и огромный туго накрахмаленный воротничок.

Господин Пипо походил на ученика, идущего на экзамен.

Ришелье взглянул сбоку на маленького откормленного смотрителя, ответив легким кивком на его поклон и сел.

— Что вам нужно, господин Пипо? — спросил он.

— Прежде всего, — начал маленький человек слегка дрожащим голосом, — позвольте мне поблагодарить вашу эминенцию за аудиенцию, которой вы меня удостоили.

— Мне некогда, господин Пипо, говорите короче.

— Слушаю, ваша эминенция! Но я должен начать немножко издалека, иначе мои слова будут непонятны. Я смотритель за серебром.

— Слышал уже.

— Мне полагается помощница, которая обязана помогать чистить серебро и спать ночью в кладовой. Помощницей этой до сих пор была старая Ренарда.

— Пожалуйста, говорите короче.

— Я сейчас кончу, ваша эминенция. Старая Ренарда поступила в услужение к маркизу де Монфор, мушкетеру. По ее рекомендации взяли другую помощницу Жозефину, воспитанницу старого фруктовщика Калебассе с улицы Шальо. Эта девушка вчера убежала.

— Ну, возьмите другую помощницу!

— Это еще не все, ваша эминенция. Меня оскорбили, и я хотел бы жаловаться.

— На кого?

— На мушкетера маркиза де Монфор. Но прежде всего мне хотелось бы, чтобы мои обязанности были более точно определены. Этот мушкетер начал приказывать мне и забрал у меня помощницу.

— Мушкетеры постоянно вольничают. Чего вы требуете?

— Чтобы мушкетеру запретили указывать старому верному слуге и определили, в чем именно состоят мои обязанности, ваша эминенция. Ведь очень унизительно выслушивать приказания и разные насмешливые замечания мушкетера. Всепокорнейше прошу приказать фруктовщику Калебассе прислать ко мне свою воспитанницу, мне необходима помощница.

— Вы хотите показать, что всегда возьмете верх. Понимаю! Ну, хорошо, я исполню ваше желание. Пошлите ко мне фруктовщика Калебассе, я устрою так, что он пришлет вам опять помощницу. Приказаний мушкетера вы, конечно, можете и не выполнять.

— Всепокорнейше благодарю, ваша эминенция, — сказал господин Пипо, отвешивая низкие поклоны, — помощница вернется ко мне! Ведь, кроме того, молодой девушке вовсе неприлично ухаживать за раненым мушкетером… Они ведь известны…