Разумеется, сбором, обработкой и лексикографическим представлением потаенных слов и выражений занимаются и в других славянских странах, причем в одних уже имеются некоторые достижения, в других же "бранная" лексикография находится в стадии формирования. Не имея возможности дать подробный очерк состояния современной славянской "бранной" лексикографии, остановимся на отдельных изданиях, вышедших на некоторых славянских языках.

В сербско-хорватской (resp. хорватско-сербской) лингвистической традиции включение потаенных слов и выражений в лексикографические труды имеет, вероятно, самую давнюю традицию. По крайней мере их в достаточном количестве включил в первый сербский словарь В. Караджич [(Караций] 1818). Однако из-за последовавших нападок второе издание вышло уже без лексических "непристойностей" (срав. ситуацию в России: В. И. Даль, также боясь негативного общественного мнения, не включает соответствующую лексику в свой словарь, и делает это за него уже в начале XX в. И. А. Бодуэн де Куртенэ). В академическом "Словаре хорватского и сербского языка", который издавался Югославской Академией наук и искусств в Загребе почти сто лет, потаенная лексика нашла достаточно широкое отражение: лексические доминанты половой сферы приводятся здесь с выстраиванием в алфавитный ряд всех производных (например, Rjecnik V 1898-1903). Что касается специального словаря рассматриваемой лексики, то здесь обращает на себя внимание "Двунаправленный словарь сербского жаргона и жаргона родственных слов и выражений" Д. Андрича (АндриТп 1976). Как говорит само название книги, это очень широкий по составу единиц словарь: в нем не только "плохие" слова (первое направление), но и просто жаргонные элементы, характерные для разных слоев общества (второе направление). Такой подход, следовательно, размывает жанровые границы и затемняет предмет нашего интереса. В алфавит здесь выносятся все известные производные слова, а в самой статье подаются (правда, весьма скупо и однообразно) первичные и вторичные значения, которые затем иллюстрируются в основном устойчивыми словесными комплексами, в том числе и фразеологизмами. Словарь содержит многие десятки и даже сотни лексических метафор, заменяющих соответствующие "непристойные" слова. Примечательно, что в данный словарь, большой по формату, включено огромное количество иллюстраций – рисунков "от руки", представляющих соответствующие объекты нижнего яруса человеческого тела или же действия, с ними связанные.

На чешском материале основывается выпущенный в 1988 г. "шмирбух" – Smlrbuch ("постыдная книга") Р. Оуржедника (Oufednlk 1988), имеющий подзаголовок "Словарь неконвенционального чешского языка". Материалом для этого издания послужили литературно-художественные тексты, из которых выбирались жаргонно-арготические элементы – вплоть до "непристойных" слов, которые, впрочем, не выносятся в реестр, т. е. в алфавитный ряд (вместо них – нормативные единицы). Сам источник материала указывает на то, что в большинстве случаев здесь речь идет о метафорических заменах, встречающихся в текстах разных писателей. Составитель приводит синонимические ряды (иногда достигающие десятка и более компонентов), хотя, правда, лишь некоторые из них иллюстрирует цитатами из текстов. В 1991 г. вышел на семидесяти восьми страницах "Кратчайший словарь словацкого языка" (Zeleny 1991). Само название этого словарика, изданного в микроформате, говорит о его содержании: здесь собраны словацкие "непристойные" доминанты и их производные, а также небольшая часть иных слов, так или иначе связанных с мочеполовой и экскреторной сферами человека. Вслед за первичным значением здесь подаются вторичные, как правило, лишенные "непристойности", а иллюстрации взяты как из литературы, так и из устной речи. Кроме того, слова снабжены грамматическими пометами и характеристиками. Разумеется, этот словарик следует рассматривать как первый опыт словацкой "бранной" лексикографии.

Вероятно, активнее всего "бранная" лексикография развивается в последнее десятилетие в Польше. Правда, еще в 1913 г. С. Курашкевич выпустил небольшой "Половой словарь" (Kuraszkiewicz 1913), с которым нам, к сожалению, так и не удалось ознакомиться – его не оказалось в каталогах даже Национальной библиотеки в Варшаве. В потоке изданий последнего времени польская потаенная лексика так же, как и в случае с русской, нередко подается схематично или же попросту непрофессионально. Так, в Кракове издательством, именуемым то Total Press, то Total-Trade, в 1992 г. выпущен "Словарь грязных слов (и выражений)" – польско-немецко-французско-итальянско-испанский, а в 1994 г. – аналогичный схематический словарь польских, английских, немецких, французских, итальянских, испанских, русских и словацких слов и выражений. Как видим, в этом заметно стремление "бранной"лек-сикографии выйти на "международный уровень"… В 1993 г. Й. Подгужец (J. Podgorzec) под псевдонимом "Urke Tuftanka" издает в Варшаве "Словарь запрещенных слов". Мы бы остановили свое внимание по крайней мере на двух польских словарях конца 90-х гг. XX в. Первый – это "Словарь польских проклятий и вульгаризмов" М. Гроховского (Grochowski 1996). Словарь представляет заглавное слово с грамматическими и стилистическими пометами, с толкованием первичных и вторичных значений, после чего следуют устойчивые словесные комплексы, компонентом которых является данное слово. К сожалению, все это следует в единой цифровой последовательности. К доминантным словам приводятся дериваты без контекстуальных подтверждений. Практически все единицы словаря подкреплены примерами из литературы либо из устной речи. Я. Левинсон издал в 1999 г. "Словарь польских сексуа-flH3MOB"(Lewinson 1999). Кажется, термин сексуализм употреблен здесь в славянской "бранной" лексикографии впервые. Таких единиц в словаре Я. Ле-винсона оказалось 9376. Материалом для этого издания послужили исключительно литературные тексты начиная с XV в. Составитель опирался также на уже вышедшие польские "бранные" словари, однако лишь с целью указать на то, что данное слово в них зафиксировано. Недостатком словаря можно, помимо прочего, считать слабо разработанные принципы сегментации и подачи значений слова, а также отсутствие во многих случаях каких бы то ни было иллюстраций, что заставляет верить автору, а не самому языковому факту.

Таким образом, из этого краткого обзора видно, что славянская "бранная" лексикография еще не выработала единых принципов описания и представления материала. Она находится в стадии развития. Здесь еще много проблем, связанных, например, с разграничением лексических парадигм (т. е. отграничением жаргонизмов от "непристойных" слов и т. д.), с разработкой структуры статей и. т. д. Объект "бранного" словаря некоторыми составителями непомерно расширяется – до включения безобидных жаргонных словечек. Тем самым объект лексикографической обработки носит зачастую весьма нечеткий характер.

Объектом словаря Алексея Плуцера-Сарно является одно слово – по выражению некоторых авторов, "самое сильное слово" языка, обозначающееся по-латински membrum virile, а по-гречески – phattos. Мы будем употреблять слово X, но без его корневых – у(й).

Уместно было бы бросить взгляд в историю и проследить, какова судьба имени, наименования этой части мужского тела в русском и других славянских языках. Сразу же нужно указать на то, что в праславянском языке название Хя было вторичным значением древнего корня, первоначально обращенным к живому существу, а именно к птице – петуху. Речь идет о корне *кигь / коигь, вероятно, звукоподражательного происхождения, и выражавшего вначале значение "петух" (см., например, ЭССЯ 13, 1987, 129-130). Наличие у петуха двух сережек, подвижность этого животного и одно из функциональных предназначений – оперативно оплодотворять кур послужили, вероятно, основанием в далекие праславянские времена для сравнения этого животного с частью мужского тела – Хем и обнаружения в нем аналогичных признаков. В конечном счете это и явилось основой метафорического переноса древнего названия петуха на мужской половой орган. (Заметим, что перенос наименований животных на половые органы человека был известен еще с индоевропейской эпохи.) О том, что это действительно так, свидетельствует материал многих славянских языков. Так, в болгарском языке кур – это и "петух", и "X", в македонских диалектах кур имеет значение "X". В праславя некую эпоху произошло расширение корня за счет суффикса – ьсь и образования тем самым слова *кигьсь со значением "X", что до настоящего времени особенно хорошо сохраняется в южнославянских языках, срав. с.-хорв. ките, словен. ките, болг. курче, курчо, макед. курец – все со значением только "X". Остатки суффиксального оформления "петушиного" корня для обозначения Хя сохранились в некоторых польских говорах – kurzec и kurzak. Более того, народное польское kus и kuska "X", как предполагают, происходит от того же корня kur, а вернее от уменьшительной основы kur + – us] kurus, а отсюда с выпадением – г(и) – – kus и далее kuska.