У-у-у-у-у-у! — мощно и ровно, как турбины взлетающего самолёта, ревел и дрожал ненасытный зверь, глотая новые и новые кубометры пульпы. Сначала подавал один бульдозер, потом подключился второй, третий… И никак не могли прокормить прожорливое чудовище.

Бункер глубоко зарыт в плотик — коренные породы, перед ним трёхметровая стена, с которой сваливали кубометры песков. Вскоре ряды бульдозеров, состыковавшись ножами, гнали уже со всего полигона грязь, вскрышу и плывуны.

Перед ними плыло все метров за пятьдесят, водопадом рушилось на стол, монитор едва успевал вышибать крупное валуньё, пульпа хлестала в колоду упругой струёй, рев дизеля тёк по сопкам, эхом метался в глубоком каньоне, вырытом по руслу глухой реки Орондокит.

— Вот это техника! — радостно блестя глазами, верещал на ухо Ковалёву Лукьян. — Это же чудо для старателя! Революция в горном деле! Ай да мы! Ай да Влас! Додуматься до такого! Теперь лей, дождик, поливай! В гробу мы тебя видели! В белых тапочках!..

А дождь и впрямь зарядил крупный, хлёсткий. Стегал по чумазым лицам и спинам, пузырился, и тронутый обильной влагой плывун сам тёк под дробящую струю монитора, грохотал в длинной трубе пульповода, оставляя в колоде тяжёлые крупинки золота. Люди не хоронились от дождя, мокрые, вразброд толпились вокруг землесоса, светясь умаявшимися лицами.

Вертлявый бульдозерист Вася вдруг вывернулся из толпы и пошёл в танце, хлюпая сапогами по грязи, прошёл с вывертом круг и заплясал перед Сухоруковым, как перед девкой в деревне. Тот сделал грозное лицо и показал кулак. Вася безобидчиво продолжал куролесить, растопырив над головой пальцы мазутных рук.

Все улыбались, глядя на него, прихлопывали в ладоши, подыгрывали танцу грохочущие камни и рев землесоса, только мониторщик крутил водилину пушки. Никто не хотел уходить, смотрели и не могли оторваться от масштабной работы машин на полигоне.

Прежде чем очутиться в общих бараках, каждый старатель жил иной жизнью. Кого только не занесло на участок!

Русские, молдаване, татары, украинцы, белорусы, немец с Алтая — Кригер, китаец Ча Чжен Сан — восемнадцать национальностей трудятся вместе. Половина новеньких, но есть и такие, кто ищет своё счастье в мерзлоте многие годы.

Один из «старичков» — Вася Заика. Моложавый парень, работящий и простоватый. При первом знакомстве пугает радушной улыбкой из трёх зубов, жёлтых от курева и чая. Не хватает денег в зимнем отпуске на коронки и мосты из-за широкой натуры и многочисленных друзей выпить на дармовщинку.

После обеда, на перекуре у столовой, привычный концерт Васи:

— М-мать родила м-меня случайно. Я е-ей прощаю этот грех. Катала девчонка тачку с породой и золотом, да п-подкатился какой-то мужик. Больше всего хочу на него посмотреть! Вот з-зубы вставлю и подам на всесоюзный розыск. Х-хочу знать, откуда у меня аристократические замашки. С-стишки люблю! Даже сам сочиняю. Х-хоти-те, прочту стихи про нашу жизнь?

— Давай, Вася, поливай, — не сдержался кто-то, видя на лице литератора жажду блеснуть вдохновением.

Вася отрешённо упирает глаза в небо и с выражением читает:

С-скачут сопки, стонут горы,

И дожди нещадно льют.

Исполняют м-мониторы

Песню про артель "Салют".

Н-нам не нужно бабьей л-ласки!

3-запах водки позабыт,

Кормчий наш, товарищ Влас,

Фарт заставит р-раздобыть!

Вася не выдался ростом, сутуловат, голова с перепутанными волосами смахивает на заросшую травой болотную кочку. Бульдозерист шустрый и опытный. Работает с упоением и охоткой. Квартиру в городе подарил многодетной семье и теперь сам зимой живёт где придётся.

Старатели! Соленый пот

Глаза вам выбелил и лики!

Р-работы яростные крики

Свели вам судорогой рот.

Мазутный френч и рукавицы…

3-забыли т-туфель тесноту,

Рубашек белых простоту,

Заморских вин в фужерах блицы.

В тайге п-простуженно сидим,

Горячим чаем греем руки,

Работы не пугают муки.

Мы золото стране дадим!

И добавляет, щерясь в трёхзубой улыбке:

Ххоть мелкого, но много!

Он глотает всё подряд, что напечатано. От обрывков старых газет до технических справочников по буровзрывному делу.

Каждый день новая программа: история инков, летающие тарелки — НЛО, рецепты Тибетской медицины, Декамерон, технология титановых сплавов, архитектура терм Диоклетиана, — все это с такими подробностями и выкладками, что поражаешься памяти человеческой.

С явной неохотой расходятся люди от рассказчика по рабочим местам.

— Ох! Папа—папуля! Видно, благородных кровей был жеребец, а мне теперь век мыкайся, — бросает перекушенную папиросу и легко вскакивает на ноги. — Вперёд, мужики!

Поскоблим землю до чистой кожи,

Не многим нравятся наши рожи!

Нам свой удел и свой уют,

Валюту — через грязь дают!

И валюта пошла! Понемногу, граммами цеплялись золотинки на ртутных ковриках, забивали резиновые ячейки, бились серебряными рыбинами амальгамы в лотках съёмщиков. После отжига выдувались прилипшие к ним частицы породы, выбирали магнитом железо.

Граммы обрастали многими нулями, и улетали в комбинат тугие мешочки, оттуда — на золотоплавильный завод и дальше, куда нужно. Потекло золото Орондокита. День и ночь гремели бульдозеры, захлебываясь, ревел землесос, выбрасывая в колоды новые тысячи кубометров песка.

Семён мотался с Лукьяном по полигонам. Старый горняк учил его правильным методам отработки россыпей. Учил ненавязчиво, просто. Только что прибывших бульдозеристов Григорьев вывел на полигон и остановился на его середине. Поднял горсть вскрыши.

— Смотрите, вот земля, по-нашему называется — торфа. Видите?

— Видим, — нестройным хором отозвались новенькие.

— Эту землю вы должны толкать вверх по склону за контуры отработки, но ни в коем разе обратно. Ясно?

— Ясно…

— Увижу, кто будет толкать землю на полигон, не обижайтесь! Усвоили?

— Ага-а…

— Самородки под ногами не валяются, не тратьте время на поиски. Брать в руки лоток и ковыряться в песках запрещено. Понятно?

— Угу…

— Увижу кого пьяненьким после посылки, отправлю домой. К завхозихе и медичке с любовными объяснениями не приставать, не травмируйте пенсионерок, — и всё это говорилось с таким серьёзным видом, что Ковалёв не выдержал, отвернулся, сдерживая смех.

Семён на участке отвечал за всё: вскрышу, промывку, учёт и хранение золота, расход горючего, питание людей, ремонт техники, заявки на запчасти и материалы, двухразовую радиосвязь с городом, комиссионную съёмку золота, за жаркую баню и так далее.

За всё отвечал он один, разбирался в конфликтах старателей, отправлял санрейсом больных и устраивал новеньких.

Эта заполошная работа так увлекла, что совсем не оставалось личного времени. И, хотя обязанности на участке строго распределены, координация всей работы, контроль за исполнением и наказание виновных — удел начальника участка.

Дед по рации ругал его, но во время следующего сеанса радиосвязи миролюбиво отдавал опять, казалось бы, невыполнимые приказы:

— Как дела на участке?

— Нормально…

— Сколько бульдозеров в ремонте? Работа экскаваторов? Суточный план?

После того как Семён отчитался, Дед помолчал, видимо записывая данные, и заключил:

— Отстойный прудик у тебя маловат для землесоса. От глухого забоя сделай плотину на сухую лиственницу у края леса. Сам увидишь её. Длина плотины двести метров, высота метров пять.

— Какими силами? Все бульдозеры заняты, это же огромный объём!

— Думай! Ищи резервы. Через неделю доложишь о работе на оборотной промывке. Санитарная норма воды — закон. У меня — всё. Вопросы?

— Вопросов нет.

Солнце падало на гольцы, выдиралось по утрам из сетей леса на сопках, всё былое куда-то отошло, канули обиды и тоска по геологии. Новое дело увлекло, захватило своим масштабом.

Не деньги гнали Ковалёва вперед, не исполнительность помощников, не страх перед Власом. А уверенность, что справится с новой и интересной работой, что эта работа — очень нужна.