– Я уже должен восемьдесят пять тысяч! – взвизгнул Дункан.

Эми устроила младенца поудобнее.

– Мои дети – единственные внуки Честера Редлифа. Так что деньги прежде всего получат они. И так будет всегда.

– Вы же знаете, как Честер любил спать на проветренных простынях.

– Оба вы идите к черту. – Аликсис оправилась от шока. – Мне надо обустроить дом в Калифорнии.

– Мне без разницы, что вам надо, – гнул свое Дункан. – Я должен оплатить счет, иначе автомобиль не успеют подготовить к гонкам.

– А пока вы все будете получать пособие из наследуемых вами денег, – пояснил Николсон. – Вполне приличную сумму. Но потребуется какое-то время, чтобы оформить необходимые документы.

– Пособие, – передразнил его Чет. – Велика радость. Вы хотите, чтобы мы оставались здесь?

– Почему нет? – спросил Доунс. – Пока все не определится.

– Нет уж, я перебираюсь в квартиру в Нью-Йорке. А остальные могут оставаться здесь.

– Никто и не собирается жить с тобой в одной квартире, крошка Чет, – повернулась к нему Аликсис. – Но мне нужны деньги, чтобы купить дом в Малибу. Я пообещала себе, что буду жить там.

Покраснев как рак, Бьювилль заговорил, обращаясь к полу:

– Здешней жизнью я сыт по горло. И не думайте, что я и дальше буду управлять компанией. Уйду, как только получу достойное предложение.

Зазвонил телефон. Нэнси Данбар потянулась, взяла трубку, не вставая с дивана.

– Алле?

– Мы тут все настрадались, – покивала Аликсис. – Кругом одни шпионы.

– Понятно. – Нэнси Данбар положила трубку, не сказав: «Я обо всем позабочусь».

– Ребенок только что попал под машину у супермаркета. Шестилетний мальчик. Умер на месте.

– Пошла ты к черту со своим отродьем! – рявкнул Дункан на Эми. – И ты! – он повернулся к Аликсис: – Скорее бы избавиться от тебя. Ты еще говоришь о шпионах! Не получишь ты моих денег на дом в Малибу. Обойдешься без тамошних жеребцов!

Аликсис хихикнула:

– Не твоего ума дело.

– Проклятая нимфоманка.

– Наркоман.

– Где сейчас Честер? – вопросила Амалия Редлиф. – Куда его положили?

– Я не знаю, что вам еще сказать, – вырвалось у Николсона.

– Вы и так все сказали. – Честер встал. – Я ухожу. Самолет оставлю в аэропорту Атланты, если кого-то это волнует.

– Нам нужна помощь, понимание наших проблем, – взмолился Николсон. – Мы должны найти способ решить все по-доброму.

Тут Шана, обойдя Флетча, Корсо и Джека, выступила на середину гостиной.

Ее лицо раскраснелось, как заходящее солнце.

– Вы убийцы! – выкрикнула она. Правый кулачок взметнулся над головой. – Вы все убийцы! Каждый из вас! Каждый из вас убивал Честера! Вы разве что не воткнули нож ему в сердце!

Чет с любопытством поглядывал на нее.

– Заткнись, – буркнул Дункан.

– Почему она так кричит? – спросила Амалия Редлиф. – Она же разбудит мертвых.

Шана повернулась к ней:

– Ты сделала все, что могла, чтобы испортить ему жизнь. Никогда не пыталась понять его! Сидела в своей комнате, глотала таблетки, запивала их спиртным, твердила всем, какая ты несчастная! Любовь? Черт! Ты никогда не брала на себя такую ответственность. Ты когда-нибудь пыталась научить своих детей уважать отца? Понимать его?

– Я сама никогда его не понимала, – призналась Амалия. – Очень уж это тяжело. Просто невозможно. Этот человек мог говорить о чем угодно, от космических кораблей до муравьев.

– Ты когда-нибудь слушала его?

– Да. Вначале. Безумно уставала. Вы думаете, в космосе есть муравьи? Они есть везде.

– Вы все пытались убить Честера, – понизив голос, продолжала Шана. – Каждый из вас.

– Я не пыталась, – возразила Эми. – Я достигла в жизни, чего хотела. – Она повернулась к Николсону: – Виндомию ведь не продадут?

– Кто ее купит? – спросил Дункан. – Кому она понадобится?

– Я думаю, новое руководство корпорации перенесет штаб-квартиру куда-нибудь еще, – вставил Бьювилль. – Кому охота жить в этой дыре?

– Мне, – ответила Эми. – Моим детям. Я рассчитываю, что тут все останется по-прежнему.

– Тебе будет тут одиноко, – усмехнулся Чет.

– Со мной останется мама. Куда она еще пойдет?

– Я как раз про это. Тебе будет одиноко.

– Прежде всего надо расплатиться со слугами, – вставил Николсон.

– Трое уже уволились, – уточнила Нэнси Данбар.

– Неужели? – спросил Доунс.

– Ждут своих чеков на кухне. Забыла тебе сказать.

– Никто не получит чеков из этих денег, – воскликнул Дункан. – У меня чрезвычайные обстоятельства! Я написал отцу служебную записку.

– Я ее видел, – усмехнулся Доунс. – Ты закончил колледж, но не можешь написать правильно слово «дерьмо».

– Это не твое дело, Доунс!

– Никогда не видел такой вопиющей неграмотности. Я и представить себе не мог, что Вандербилт[17] торгует дипломами. Как тебе удалось получить диплом, Дункан?

– Я ушел, – сказал Чет.

– Ужасней вас никого нет. – Шана закрыла глаза. – Никто из вас ничего не заслуживает! Вы не давали Честеру ни минуты покоя! Вы ценили его куда меньше, чем он – свою собаку.

– Сейчас я его очень даже ценю, – ответила ей Эми. – Он мертв.

– Наконец-то свобода. – Аликсис потянулась. – Никто больше не будет говорить мне, что я должна делать.

– Он всегда смешивал меня с дерьмом. – Дункан уставился в ковер. – Хорошим мог быть только он.

– Ты сам превратил себя в дерьмо! – крикнула Шана. – Ты и есть дерьмо! Никчемное дерьмо! Вы все не стоите и волоска на голове Честера.

– Где Архи? – спросила Амалия. – Я с утра его не видела.

– Я его пристрелил, – ответил Дункан. – Давно об этом мечтал.

– Вы даже понятия не имеете, как много он работал. – Шана, похоже, разговаривала сама с собой. – Сколько делал для вас, старался сделать, как сильно он вас любил.

– Конечно, конечно, – закивала Аликсис, – пока мы выполняли все ею требования.

– Если б была справедливость… – Шана по-прежнему не открывала глаз, – за дверью стоял бы автобус, чтобы отвезти вас всех в тюрьму. Вы все убийцы, это ясно как божий день.

Сжав пальцы в кулаки, опустив голову, Шана повернулась, чтобы выйти из гостиной.

– Шана, ты покидаешь нас в гордом одиночестве. – Дункан с трудом встал. – Попутного тебе ветра. Чету, похоже, ты больше не нужна. Или ты этого не заметила?

– Справедливость… – сорвалось с губ Шаны.

– Мы не решили, где нам положить Честера, – напомнила Амалия. – Кто голосует за прачечный двор? Надгробные камни должны стоять у всех на виду.

Аликсис поднялась с дивана.

– Пойду паковать бикини. Залог за дом в Малибу будет побольше ста тысяч.

Дункан нацелил палец ей в лицо.

– Я говорил тебе, что это мои деньги!

– Засунь его себе в нос, Дункан.

– Он и засунет. – Эми убрала грудь в бюстгальтер. – Деньги пойдут слугам и на содержание дома. Надо подумать и о бабушке.

– Конечно, – фыркнул Дункан. – Вот и думай о полоумной старухе. Гораздо дешевле определить ее в детскую, не так ли, корова? А тебя мы сможем определить на молочную ферму. – Он повернулся к Николсону: – Мой отец хотел, чтобы я участвовал в этой гонке. Я беру эти деньги.

– Твой отец, между прочим, – заметил Бьювилль, – хотел, чтобы ты с завтрашнего дня начал лечиться от наркомании.

И без того бледное лицо Дункана побледнело еще больше.

– Хрен тебе.

– Конечно, – кивнула Аликсис. – Я уверена, что он распланировал жизнь для каждого из нас. Планы, планы и планы… – Она двинулась к двери. – Что ж, он умер. Как и его планы. Слава богу.

Молча Эми вынесла ребенка из гостиной.

Позеленевшие Николсон и Доунс все стояли у камина. А Бьювилль, наоборот, раскраснелся.

– Что-нибудь решили? – спросила Амалия из-под вуали.

– Ничего, – отчеканил Николсон. – Могу только вас пожалеть. Ваши дети – ужасные эгоисты.

– Вот и хорошо. А то я что-то устала. – Амалия поднялась и нетвердой походкой направилась к двери. – Хорошо, наверное, что я смогла сдержать слезы.

вернуться

17

Престижный частный университет в г. Нашвилле, который часто называют «южным Гарвардом»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: