Пошла на кухню. Ублажила себя шоколадным мороженым. Вкусно!.. Из-под мойки вытащила губку, состав для мытья раковин, пошла в ванную.

Яростно скребла гигантскую ванну. Хлопья пены выпархивали на бортик, когда, вытянувшись во весь рост, в наклон, орудовала губкой. Гибкий душ на шланге – произведение искусства, все тот же "Арт деко". Зажав струю ладонью, смыла с крутых черных боков ванны пену, гнала ее в сверкающий слив.

Теплой водой смыла пену на запястья и стала наполнять ванну. Взяла "Витобат". Плеснула совсем чуть-чуть изумрудной жидкости под струю из крана, а сколько ароматизированной пены! Пузырится, поднимается... Потолочный светильник запотел, стало сказочно красиво. Приглушенные отблески на черном стекле и на черном фарфоре.

Она разделась в спальне. Выключила свет, подняла жалюзи. В Сентрал-парке горят фонари. Мерцают во мгле... А там, где тьма-тьмущая, там – озеро...

Повернула винт на раме окна, ухватившись обеими руками за край, окантованный бронзой, сдвинула в сторону раму – совсем чуть-чуть подалась она, сантиметров на тридцать. Пазы – на уровне коленей – либо не отлажены, либо раму перекосило.

Ветерок коснулся обнаженного тела мягкой лапой – служба погоды не обманула, обещая потепление...

Готические башенки здания Музея еврейской культуры – шпили, наверно, достигают уровня четырнадцатого этажа их дома? – виднелись чуть дальше, за парком, отчетливо выделялись, подсвеченные светом окон соседнего с музеем здания.

Там, внизу, – совсем как кукольный, домик... Она улыбнулась.

Высоты она не боялась. Ее офис в "Диадеме" и вовсе на сорок восьмом этаже. Одна стена целиком из стекла от пола до потолка.

В который раз – а сегодня в особенности! – ему захотелось задать самому себе трепку. Хотел же сменить колер в ванных! Ну, если не белые, то хотя бы серые... Любой иной, но светлый тон. Когда покупал здание, сразу подумал об этом, но, как выяснилось, комплекты черного цвета были уже заказаны, да и полковник заверил, что "Такай 2/3", только что появившийся на рынке, схватывает объект четко даже при зажженной спичке. Ну и потом – пришлось бы объяснять Эдгару и фирме, зачем ему понадобилось выкидывать двадцать тысяч долларов ради того, чтобы поменять черное не белое. Они и так считают его шизанутым. Действительно, устанешь объяснять! И вот он теперь имеет черный вариант. А все Барри Бек со своими идеями... Элегантно, мол, и классный дизайн.

Сиди теперь и напрягайся. Элеганс по первому разряду – среди черноты, да еще и запотело все. И пены до черта!..

Впрочем...

Поставил яркость на "максимум". Вовсе никакой контрастности, в аккурат все сравнялось – хуже, чем в кино. Хорошо хоть сама красивая. Похоже, отдыхает. Лежит себе в пене и все. Голова – на бортике ванны, в уголке, у самой стены, медно-карие глаза закрыты. Время от времени из хлопьев пены показываются ноги, в противоположном углу. Иногда только пальцы. Пена шевелится... Наверно, руками водит по животу, по бедрам. Расслабляется... Необходимо, конечно. И день такой длинный с этим переездом, и этот ее Джефф, чудила, добавил эмоций с обратным знаком.

Посмотрела на него – не на него! На свое отражение в светильнике. Дважды. Первый раз улыбнулась и помахала рукой. Он буквально подскочил в кресле. Помахал ей и сказал: "Кэй, будь!" Отпил джина с тоником. Третий стакан, между прочим, заканчивается...

Во второй раз она, глядя на него, покачала головой из стороны в сторону.

Он врубил ее на обоих экранах, а доктора Пальма с Хьюго решил записывать на пленку. Туда-сюда смотреть утомительно и отвлекаешься. Роки накануне уехал на свадьбу племянника в Чикаго, так что есть возможность полностью переключить свое внимание на эту милую Кэй.

Не полностью, конечно. Позже нужно будет посмотреть, что там у Роки в квартире. Джин с тоником – баста! Допьет и на сегодня хватит. На полном серьезе! Надо же, наконец, составить расписание этих дежурств и решить – параноик он или нет.

Из пены показалась рука. Ладошка помассировала горло и шею сбоку. Образовалась полынья – вода блестит как стекло. Даже сверкает. Звуки какие-то... Вентиляционная вытяжка, что ли? Гитара постанывает... Сеговия? Похоже, он.

Она нахмурилась. Думает, наверно, об этом своем Джеффе. Вероятней всего. Два года, два года тянуть лямку с таким типом... Уму непостижимо! А сам-то он? Взять хоть Бабетту, или Лоран. Да и другие тоже. Куча Дерьма, вот и все. Господи, Кэй!..

Он откинулся на спинку кресла, раскачиваясь вправо-влево. Пошарил ногой под консолью. Зацепил кожаный пуфик, выдвинул его, скрестил на нем ноги. Пошевелил босыми ступнями. Смотрел на нее, отхлебывая из стакана. Поставил стакан на колени – мокрое донышко скользнуло по волоскам.

Он разделся тогда же, когда и она.

Смотрел на нее, посасывал ледышку. На одном экране – она, на другом – тоже она... Две, стало быть.

Красивая, восхитительная...

...Гитарный перебор, запах хвои, шуршат лопающиеся гроздья пены, теплая вода – такая ласковая... и сама она вся шелковистая.

Но отчего так неспокойно?

Такое чувство, будто кто-то посылает ей сигналы. Странный вибр внутри весь день. Джефф? Нет, это было еще до него. Она весь день какая-то взвинченная, сама не своя.

Сэм Эйл? Может, виной всему его пронзительный взгляд? Остановился посреди мостовой – глаза, как у безумца... Выдумал, будто у него с Теа Маршалл были всего лишь профессиональные отношения? По законам жанра, готического романа или, скажем, триллера, определенно солгал...

Но вот живет в этом доме №1300 на Мэдисон-авеню – совсем странно. Все эти ребята в блузах и джинсах – так сказать, вся режиссура прошлых лет – обитают в муниципальных домах Вест-Сайда, Гринвич-Вилиджа или Сохо. В своей компании – актеры, художники, писатели... Каким ветром занесло его в этот новехонький небоскреб в Ист-Сайде? Когда перестал подвизаться в режиссуре? И почему?

А этот Пит Хендерсон, он чем занимается? В пятницу, в аккурат в рабочее время, ходит себе по магазинам, покупает продукты...

Может, работает вечерами, на дому, возможно, что и в отпуске. Можно допустить, в лотерею выиграл. Ладно, это его проблемы. Вообще он, конечно, ничего себе – улыбка просто обжигает, глаза ясные и голубые-голубые и цвет волос необыкновенный – рыжевато-каштановый. Вот если бы эти волны-сигналы исходили от него, ничего удивительного – молодой и совершенно неотразимый. В редакции есть такие мальчики, младшие редакторы...