Конечно, можно было обойти их стороной. Но Георгия тянуло именно туда. Ему страстно хотелось посмотреть на эти груды металла, он никогда раньше не видел вот так рядом, на земле, результаты воздушных ударов.

"Наверно, у машин никого нет. В конце концов, за ними можно спрятаться, если кто-нибудь появится", - решил он и зашагал к дороге.

Ближе к машинам Георгий стал пробираться осторожней. По ровному открытому полю он крался, лишь когда луна скрывалась за облаками. Как только она выглядывала, Георгий ложился на снег и лежал неподвижно. Никогда раньше он не предполагал, что луна так щедро может освещать землю.

Хотелось глубже зарыться в снег, спрятать себя от случайного вражеского взгляда.

Опасения оказались напрасными. Подобравшись вплотную, он убедился, что у машин никого нет. Он обошел их и осмотрел при лунном свете развороченные прямыми попаданиями снарядов капоты, бензиновые бачки и кузова.

Вдруг Карлов ясно услышал скрип приближающихся саней. Маскируясь в тени, он забрался внутрь автобуса. Стекла окошек были выбиты. Два походных металлических столика с вырванными из пола ножками перекосились набок.

Лошадь была уже совсем близко. Георгий увидел человека, сидящего в санях. Ясно вырисовывался немецкий автомат на плече.

- Трр... - послышалось на дороге. Лошадь остановилась. - Ишь как угораздило.

Снег захрустел под ногами. Человек обошел кузов автобуса. Георгий крепче сжал автомат.

- Хенде хох! - крикнул он.

- Я свой, их полицай, - проговорил тот и поднял трясущиеся руми.

Не опуская автомата, Георгий скомандовал: - Не разговаривай, поворачивайся кругом. Пошевелишься - застрелю на месте, - и повелительно добавил, назвав первую попавшуюся на язык фамилию: - Иванов, обезоружить его.

Когда полицай повернулся спиной, Георгий выпрыгнул из автобуса, снял с полицая автомат, затем переложил в свой карман пистолет, извлеченный из кобуры предателя.

- Иди к лошади! - он ткнул полицая в спину дулом автомата.

- Хоть ноги-то мне развяжите. Я их, кажется, уже отморозил, послышался из саней чей-то жалобный, молящий голос.

Эта мольба, похожая на стон, прозвучала так тихо, что, казалось, донеслась откуда-то из-под снега. От неожиданности Георгий едва не отпрянул в сторону,

Подойдя вплотную к саням, он увидел лежащего в них человека. Толстые веревки были перехлестнуты на его груди.

- Не оборачивайся! Руки назад! - приказал Георгий полицаю и вожжами накрепко связал ему руки. Потом быстро вытащил нож и перерезал веревки, которыми был связан пленный.

- Кто вы? - опросил он.

- Танкист я, из плена бежал, - ответил человек, пытаясь подняться. Но отекшие ноги не держали его - он со стоном повалился в сани. - Двое нас было. Спрятались мы на одном хуторе. А этот вот, подлец, поймал. Товарищ мой бежать хотел, так он его из автомата. Наповал.

Георгий подошел к полицаю и развязал ему руки.

- Снимай шинель!

Полицай медленно снял ремень, на котором висела кобура, стянул с себя шинель и вдруг бросился на колени и, протягивая к Георгию трясущиеся руки, взмолился:

- Простите, простите! Не убивайте, детишки у меня, не убивайте...

Георгий много раз уничтожал врага. Но то было с самолета. А сейчас он не мог решиться вот так, просто убить предателя, просящего о пощаде.

- Дайте я его, - приковылял танкист. - Он у меня на глазах друга убил и не поморщился, собака. - Танкист с силой рванул автомат из рук Карлова.

Полицай вплотную подполз к Георгию и, хватая его за ноги, продолжал всхлипывать: :

- Не убивайте, детки у меня, не убивайте... Георгий отвел в сторону автомат, уже поднятый танкистом для выстрела.

- Нас здесь двое, советских людей. Вот он, - кивнул Карлов на танкиста, - и я. Мы имеем право судить изменников. Мы решили расстрелять тебя за предательство, за убийство человека. - Георгий не почувствовал, как полицай вытащил нож из-за голенища его валенка. - Именем Союза Советских...

В этот момент полицай, словно выпрямившаяся пружина, вскочил на ноги, и в лунном свете блеснуло над Карловым стальное лезвие. Но танкист уже нажал курок автомата - в то же мгновение барабанной дробью рассыпалась короткая очередь. Предсмертный вопль полицая потонул в залпе выстрелов. Выронив нож, он замертво повалился в снег к ногам летчика.

Лошадь шарахнулась в сторону. Танкист схватил вожжи и удержал ее. Георгий поднял с дороги шинель и ремень, обыскал карманы убитого и взял его документы. Затем вместе с танкистом они оттащили труп от дороги и забросали снегом.

Уже в санях, когда лошадь трусила по дороге в сторону фронта, Георгий отдал новому знакомому шубу, а сам надел шинель полицая. Танкист обнял и расцеловал Карлова.

- Теперь я ваш конвоир, - улыбнулся Георгий, затягивая ремень на шинели.

- Мне о таком конвое только мечтать можно было, - горячо и страстно заговорил танкист. - Недолго мне жить оставалось. Сгноили бы в карцере или собаками затравила, гады. Вы же мне жизнь спасли. - Голос его сорвался. Видно было: только теперь он начал осознавать все случившееся.

- Вы тоже в долгу не остались, так что мы квиты. А вас куда везли?

- Кажется, на станцию Пролетарскую. Там у них тюрьма при полиции. Немцы полицаям награды, дают за поимку нашего брата... Теперь-то мы живем! - Танкист бережно поднял советский автомат.

- Я два дня ничего не ел, но ни за какой хлеб не променял бы вот это. Дайте его мне, я буду партизанить в вашем отряде.

- Пожалуйста, возьмите. К моей новой шинели больше подходит этот. Георгий кивнул на трофейный автомат.

- Спасибо, - танкист поцеловал приклад автомата и повесил его на шею. - Теперь мстить. За все буду мстить! Второй раз живым меня не взять. Можете поручать мне любое задание.

- А я ведь не партизан. Я летчик. Сбили на днях. Теперь, как и вы, к своим пробираюсь.

Танкист, еще не веря, посмотрел на Карлова.

- Значит, опять пробираться, - хрипло произнес он. - А я-то думал, что уже у своих, у партизан то есть...

Они долго ехали на северо-восток, сворачивая с одной дороги на другую, минуя населенные пункты и большаки. Сплошная облачность затянула небо. Начался снегопад. Промерзнув, они часто соскакивали с саней и бежали рядом с лошадью, чтобы согреться.

- Если бы не вы, отморозил бы я ноги. Уж очень сильно стянули мне их веревками, - сказал танкист, выбравшись из саней для очередной пробежки.

- А что у вас на ногах?

- Деревянные самоделки. Лагерные еще.

Откуда-то сбоку надвигался гул и лязг движущихся танков.

Карлов с тревогой прислушался.

- Может, свернем?

- Проскочим, - сказал танкист. - Они далеко еще. Внезапно впереди, совсем близко, сверкнул фонарик.

- Хальт! Вер гейт? - раздался окрик. - Бегите! - успел шепнуть Карлов.

Танкист прыгнул в сторону и растаял в темноте. Отступать Георгию было поздно и некуда.

На перекрестке дорог его остановили немецкие солдаты-ре-гулировщики. С боковой стороны уже близко слышался лязг гусениц.

С трудом сдерживая нервную дрожь, Георгий вытащил документы убитого предателя.

- Их полицай, их полицай, - повторил он.

Посветив фонариком, один из регулировщиков разглядел в санях немецкий автомат, сказал что-то другому и махнул рукой, пропуская лошадь.

- Шнелль! Шнелль! - заторопил он.

Танки были уже совсем рядом.

Проскакав с полкилометра, Георгий натянул вожжи и остановил лошадь. На лбу выступил пот. Спину холодила влажная рубашка.

"На этот раз проскочил, - подумал он. - А где же танкист?" Ждать ночью в степи человека было бессмысленно. И, рискуя в любую минуту наскочить на врага, Георгий повернул лошадь назад. До боли в глазах вглядывался он в степь.

Гул и лязг проходящих совсем рядом танков резал уши. Карлов посмотрел на светящуюся стрелку компаса. Танки двигались на юг, к железной дороге.

Наконец колонна проползла. Георгий услышал треск двух заведенных мотоциклов и, дождавшись, когда регулировщики уехали, погнал лошадь через дорогу, туда, где исчез танкист. Около часа кружил он в районе этого перекрестка. Звал, кричал в темноту и, затаив дыхание, ждал отклика. Но до него доносилось лишь удаляющееся эхо собственного голоса да откуда-то с востока далекий неумолкаемый гул артиллерийской канонады.