Когда же перед наступлением темноты пружина граммофона лопнула и от нечего делать, в надежде, что это чуть оживит атмосферу, она и остальные девушки разделись до своей рабочей одежды и отправились купаться в реке, это значительно оживило атмосферу, потому что когда к ним присоединились столь же обнаженные и столь же пьяные члены расстрельной команды, то тут прямо на траве под деревьями ей и остальным барышням пришлось на открытом воздухе утешать их. И когда парни подходили к ней один за другим по очереди, ее еще никогда не трахали так усердно и с таким энтузиазмом. Или просто ей не доводилось еще утешать группу мужчин, так нуждавшихся в утешении.

В конце концов, они ведь в первый раз в жизни убили лошадь.

Когда родился Лео Роджерс, ему не светила никакая звезда.

Ангелы не парили над Чикаго, дуя в золотые трубы. Ни один мудрый человек в городском совете не отметил его появления.

Ни один сосед не принес его родителям подарков и не предложил оплатить больничный счет. Единственным полуофициальным свидетельством его появления на свет был стандартный бланк свидетельства о рождении, заполненный медсестрой и подписанный дежурным врачом. Как любил подчеркнуть один из его сослуживцев на литературной почве, Лео не был Христом всемогущим. Он лишь считал себя таковым.

Последний из четырех сыновей, рожденных у средней семейной трудолюбивой пары с низким доходом, Лео был мальчиком, от которого никто не ожидал ничего особенного, и в течение ряда лет он оправдывал ожидания своих родителей. Он играл в обычные игры, болел обычными болезнями, что, правда, было осложнено его склонностью к полноте.

Первые большие перемены, предвосхищавшие дальнейшие события, произошли, когда он в первый раз нарушил заповедь в баре, поцеловал в первый раз девочку, закончил младшую среднюю школу и мистер Рамплмейер, который владел кулинарией на углу, заплатил ему пять долларов за помощь в ежегодной инвентаризации.

Решив, что ему нравятся и девушки и деньги (именно в такой последовательности), несмотря на приближающуюся депрессию, Лео получил разрешение на работу, а потом и саму сезонную работу в качестве разносчика покупок в универсаме на «Петле». Рабочий день был продолжительным, работа тяжелая, но деньги, которые он зарабатывал и копил, позволили Лео поступить в старшую среднюю школу, появиться там в своем первом костюме и запастись двумя парами длинных брюк. И у него еще осталось достаточно денег, чтобы оплачивать собственную машину и обеды, а время от времени покупать банановый сплит или мороженое с засахаренными фруктами для некоторых из наиболее уступчивых своих соучеников по школе, использующих губную помаду.

Теоретически и в старшей средней школе он не преуспел больше, чем в младшей, но ему все же удалось набрать проходные баллы, несмотря на осложнения с футбольной и бейсбольной командами, несмотря на работу во внеурочное время в качестве посыльного в заведении, специализирующемся на товарах почтой, а также несмотря на работу полный рабочий день в период летних каникул на складе того самого универсама, где он получил свою первую работу.

Однако после окончания школы вместо того, чтобы последовать семейной традиции, движимый уверенностью, что имеются более легкие способы заработать достаточно денег для покупки хорошей одежды и добиться более интимных отношений с противоположным полом, чем работать ради этого не покладая рук, он поступил в Северо-Западный университет на факультет журналистики с твердым намерением стать репортером или устроиться в офис одной из компаний радионовостей.

Следующие два года он усердно учился и заработал высокие баллы, оплачивая свое образование работой ночного портье.

К счастью, все повернулось так, что в 1950 году его предполагаемая карьера журналиста была прервана действиями корейской полиции, после чего он вызвался добровольцем, написал, как ему самому показалось, наиболее обличительные пассажи для военной хроники и провел ничем не примечательные три года в армии.

Но все сложилось так, что его не послали в бой. Он не заслужил никаких медалей. Он действительно видел сотни юношей своего возраста, искалеченных и убитых при защите нескольких тысяч акров земли, на которой ни один уважающий себя землевладелец не стал бы строить и нужника.

Будучи рассудительным молодым человеком с уровнем интеллекта выше среднего, он понял, что, несмотря на то что его короткая военная карьера не улучшила ни его социального, ни финансового положения, она вселила в него ненасытное стремление узнать назначение и смысл жизни. И именно поэтому, получив увольнение, вместо того чтобы вернуться в университет и в скромный дом своих родителей в западном районе Чикаго, он воспользовался деньгами, выданными ему при увольнении, чтобы оплатить маленькую меблированную комнатку в Ближнем Норт-Сайде, и, поддавшись его богемной атмосфере, предпринял попытку излить свои чувства на бумаге.

За те два года, в течение которых он пытался писать, ему удалось продать два коротких рассказа и большой роман на военную тему, в который он вложил много труда, но который едва ли приблизил его к перспективе разбогатеть. Всех полученных денег было менее чем достаточно для оплаты квартиры и еды, не говоря уже о возможности наслаждаться женским обществом, что ему так сильно нравилось.

За эти два года он понял, что у него есть одно ценное качество. Он умеет не только создавать свой собственный материал, который может принести доход, но и обладает счастливой способностью видеть недостатки в опытах других начинающих писателей. И что гораздо важнее, он знал, как их устранить.

Поэтому на свои почти последние деньги он поместил небольшое объявление в журнале, предназначенном для будущих и начинающих писателей, предлагая за скромную плату читать и делать замечания по любой рукописи, посланной ему. Или, если он сочтет материал приемлемым, попытаться продать его соответствующему издательству за комиссионное вознаграждение.

Он не слишком многого ожидал от своего объявления, но с самого начала его предприятие увенчалось успехом. Похоже, половина населения страны, как женского, так и мужского, либо была убеждена, что способна к писательской деятельности и ей есть что сказать миру, либо чувствовала, что история ее жизни наверняка внушит благоговение обширной читающей публике.

Следующие пять лет Лео чуть было не ослеп от чтения чужих рукописей, однако упрочил свою кредитоспособность. Но большой рывок в его финансовом положении и статусе литературного агента произошел, когда в результате изменений, добавлений и сокращений двух рукописей в свет вышли два очень противоречивых романа, и один из них стал бестселлером. Процент с обеих книг, плюс оплата услуг за сотрудничество, плюс дополнительные комиссионные от продажи прав для кинопостановки бестселлера составили ему небольшое состояние. По крайней мере, достаточное для того, чтобы открыть контору на «Петле», нанять двух выпускников колледжа для читки и переехать в холостяцкую квартиру недалеко от озера, реконструированную из будуара, ванной и гостиной некоей любвеобильной жены некоего скороспелого мультимиллионера, заработавшего свои миллионы на свинине.

Теперь, когда здание было назначено под снос и перед Лео снова замаячила перспектива переезда, в его литературной карьере стояло лишь два крошечных вопросительных знака.

Во-первых, Лео, будучи евреем, знал — вопреки тому факту, что десятки тысяч звезд Давида стоят между крестами павших на полях сражений каждой масштабной операции, в которой участвовали вооруженные силы его страны, — что некоторые люди до сих пор придерживаются мнения, будто все евреи трусы, и питал определенное любопытство в отношении того, как он лично поступил бы, если бы во время службы в армии его послали бы в бой. Это пустяк, но довольно неприятный.