—= 10:00, 14 часов назад =-

Романтика, однако.

Он снова сидел в покрякивающей машине, ехал к первой отметке в своём плане. За десять часов он обошёл почти всю новую часть своего города, не оставляя никого в живых после себя. Романтика.

По дороге далее справа следовали покосившиеся и давно необитаемые дома. Пару лет назад всех выселили отсюда, аргументируя тем, что здесь будут новостройки. Все ушли, а новостроек всё нет. Они есть там, далеко в глубине деревни, там продолжение города строится.

Через пару сотен метров он повернул направо. Здесь в некоторых домах всё ещё кто-то жил; тут была подстанция и ещё парочка муниципальных сооружений.

Проехав ещё пару сотен метров, он повернул налево. Вот он — купол церкви. У ворот заборных сидел под навесом попрошайка с протянутой рукой. Легион остановился около него. Сунув руку в карман, он выудил оттуда десятку, протянул ему. Тот трепетно принял взятку. В ту же секунду его схватили за голову, и он получил удар коленом в лицо. От неожиданности он упал и ударился головой о твёрдый бетон.

Номер сто тридцать шесть.

«Романтично только то, что уже в прошлом, когда те, кто был там тогда, вспоминают об этом, а те, кто не был, смеются.»

Чуть подумав, он сунул труп в машину на место водителя, а сам направился к церкви.

«Всё решают мгновения. К цели можно идти долго, можно вообще даже не дойти, но, если доходишь, тогда наступает момент истины. За мгновения, редко за минуты, решается судьба всего времени, что было затрачено на подготовку.»

Сейчас всё должно было решиться минуты за три, максимум — шесть. Главное — это начать.

Он остановился перед главным входом на пороге, о чём-то размышляя. Злорадная ухмылка озарила его лицо. Он перекрестился.

— Во имя отца и сына и святого духа, аминь!

Неспешно он отворил дверь. Как всё было одновременно близко и забыто, ведь ещё в далёком детстве он был здесь. Немощного вида старушка сидела у столика с разложенными на нём свечами.

Нет времени, дело не ждёт. Он всадил ей нож в грудь под ребро, потом вынул, обтёр об её же лохмотья, и сунул в кобуру, столкнув бабку умирать под лавку. Номер сто тридцать семь.

Чуть дальше коридор поворачивал налево в залу. Тут стояло семь человек, а на трибуне стоял оратор в одеянии монаха и вещал. Жаль. Это было несколько не то, чего он ожидал. Он ожидал толпы побольше, народу поприятнее. А сейчас половину составляли люди пенсионного возраста.

Приступим.

Монах на постаменте что-то так увлечённо вещал, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Но он всё же смог разглядеть что-то отличное в обстановке, это было за миг до конца. Из проёма в него целился человек в капюшоне. Он видел дуло автомата, и видел вылетающую оттуда пулю. Пуля раздробила ему череп. Номер сто тридцать восемь.

«Я видел это в американских фильмах, но никогда не практиковал.»

Легион продолжил свой поход. После трагического полёта пули, понимая, что люди сообразят, что случилось лишь через несколько секунд, он побежал, стремительно ускоряясь, вдоль стены, стреляя по пастве.

«Стреляй в спину, бей лежачего, делай всё для победы и не расслабляйся. Ибо помни: они тебя не пощадят.»

Двоих он уложил первыми двумя пулями. Достаточно было просто заметить изначально путь пробега, а потом стрелять, как если бы стреляли в тебя. Первая пуля скользнула человеку сзади в районе уха, а второму попала в шею.

Последующие летели уже не так точно — было истрачено десять пуль, а может и больше, прежде чем удалось завалить ещё троих. Они падали, стараясь уберечься, потом вставали и пытались бежать. Номера со сто тридцать девятого по сто сорок третий.

Перехватив оружие на манер двуручного весла, он оттолкнулся правой ногой от стены не снижая скорости, и прыгнул на оставшихся в живых мужчину и женщину.

«Каждой твари по паре, плодитесь и размножайтесь.»

Женщина стояла, как вкопанная, даже не думая отходить от прущего на неё тепловоза. Мужчина попытался дёрнуться, чем привлёк внимание убийцы. Тот немного изменил направление, решив не убивать двоих сразу, а повалил мужчину, изо всех сил вдавливая ему приклад в горло. Он видел, как горло прогибается и ломается, приклад ушёл внутрь по самые позвонки. Номер сто сорок четыре.

А потом он обратился к ней, направив на неё окровавленный приклад автомата. Она стояла от него на расстоянии вытянутой руки, платок, обрамлявший её голову, сполз на плечи, волосы мелко дрожали.

«Цербер вышел на охоту. Он голоден.»

Он опустил ствол. Металл гулко упал на каменный пол. В руках у него появилась удавка. Женщина явно осмелела, вдруг приосанилась и ударила ему в промежность. Боли не было. Боль наступит через пару секунд, но сейчас время ещё есть.

Резким движением ноги он заставил её согнуться, тут же прыгнул, очутился позади неё и набросил струну ей на шею. В тот же момент боль настигла его. Такая резкая, проходящая снизу и до головы. Он молчал. Вся боль и ярость от боли он перевёл в руки. С нечеловеческой силой он стягивал струну на её шее, потом последовал рывок. В стену отлетела женская голова. Тело перевернулось и пролетело пару метров. Номер сто сорок пять.

Его даже не испачкало кровью, так всё быстро произошло. Кровь при полёте выплёскивалась из тела, разлеталась в стороны, окропляла фрески на стенах. В тех же стенах теперь были пули, как напоминание о бойне.

Откуда-то из-за помоста выскочил мощного вида человек в рясе. Такой здоровый как бык и бородатый. Он закричал тоненьким голоском, почти завизжал, бросился на Легиона. Тому было больно, но эта боль перешла в ярость.

Из лежачего положения он вскочил и со спринтерской скоростью ринулся на человека в рясе. Подобно стреле он буквально вонзил ему руку в грудь. Кулак буквально ушёл внутрь. При этом грудь человека хрустнула и заскрипела, рёбра вдавились внутрь, выходя с другой стороны. Легион чувствовал у себя под рукой горячее сердце, как оно бьётся. С животным рыком он вырвал свой кулак обратно, по ходу зацепив нательный крест.

Номер сто сорок шесть.

На стене напротив входа в залу стоял огромный крест из двух осиновых брусьев, таких неровных и необработанных. Взяв труп священника с пулей во лбу за руки, он водрузил его бренное тело на крест, задницей к выходу.

За следующие десять минут он воткнул в каждого убитого по три свечки и поджёг. После этого он встал у большой и красивой иконы с изображением какого-то святого, расстегнул ширинку и отлил на неё. Помещение озарялось приятным подрагивающим светом десятков свечек. В этом была некая романтика.

«Это сложно — ощущать романтику в ситуации, когда её нет. Вот, прожив эту ситуацию, можно говорить, что это было романтично. Но почему-то никто не говорит, что то, что он сейчас делает — романтично.»

Ещё на входе он заметил стоящую за углом шестёрку. Судя по всему, хозяин её лежал здесь. Через минуту поисков он обнаружил ключи.

На улице в побитой казённой машине до сих пор лежал труп. Надо было избавляться от улик. Безусловно, такое действие, как расстрел церкви, не может пройти без внимания общественности, и скоро по городу начнётся ажиотаж. Но, не следовало бы оставлять указание на путь его следования. За церковью был овраг. Через пару минут он столкнул машину вместе с трупом в овраг.

Скорее всего, новостройки не замахивались на дом отдыха, а как раз к его территории примыкала деревня. В сущности, это был не просто дом, а целый комплекс, который занимал огромную территорию. Тут было несколько домов для проживания, парк с высоченными деревьями, детский сад, своя котельная и подстанция, множество площадок для игр, тренажёрные залы и прочее.

Первой на очереди шла котельная, которая отвечала за подачу горячей воды в дом отдыха. Дверь была закрыта, но он постучал. Открыл ему толстый дядька с усами и раздражённым взглядом.

— Выходи, — сказал ему Легион, сунув пистолетом в пузо, Развернись.