Светит 104807-е МВ-солнце
— Вот теперь пошел полноценный биос! — заявил ГенБио. — Скоро не отличим Асканию 2 от ее оригинала на Херсонщине.
Запущены и пасутся на возникших травах первые скоты: овцы, козы. Летают птицы — прибыли сами, нашли дорогу. Растут высаженные кусты, ореховые деревья. Есть ставки, в них уже тина и квакают лягушки.
— Как хотите, Борисыч, но Аскания будет не та. Все здесь обречено на животноводство: чтоб пахать — надо жить тут… — дополнил шефа Витюша Статуя Командора; возвел и опустил брови. Он любил выражаться несколько драматически; правда, без мата.
19 октября 17 ч 8 мин
в Аскании-2 18 сашеня 102 года от Сотворения ее
Светит 105167-е МВ-солнце
В Катагани прошел час
на полигоне минул год
Поскольку сашень — февраль, то прохладно. Но зима имени Терещенко умеренна и бесснежна — да и откуда взяться снегу!
Для скотины запасли копешки. Даже силос. Подсолнухи. Жуют, дают навоз.
По своей Доминанте Обетованности: раз за дело взялся человек, все должно быть лучше, чем у природы! — ГенБио создал и мхи-белки для скота.
— Все! — распорядился он. — Никаких саженцев более: просто швырянм в поля, на почву всякие семена — чья возьмет, та и прорастет.
Это он сказал на ВнешКольце, видя «открытку» на экранах Капитанского Мостика крупно и ее же в виде яркого прямоугольничка через светофильтры — под штангами и градусной сетью. Гораздо меньшей самого ВнешКольца, «пульта».
— Если просто швырять, то посеете на титан, на поддон, — возразил ему Буров. — Видите, какая она. Промахнетесь. Нужно прицельно, координатно, по градусам, по минутам-секундам. Или из кабины.
Высевали и по градусам, и из кабины.
Все это было в К-годы-часы 19 октября, с 85-го по 109-й от Сотворения. Годы Оживления, годы становления.
Дело пошло.
Глава двадцать третья. Дни и ночи Аскании-2
Если женщине нечего больше терять, она вправе потерять всякую совесть.
К-даты с «сашенями-пеценями», числами МВ-солнц и прочего вместе с краткими сводками дел были на диске и здешнего компьютера в комнате Любарского. Он поигрывал пальцами на клавиатуре, листал земные дни, полигонные К-годы, десятилетия и века; это помогало вспоминать. Но мыслью старался подняться над всеми подробностями, выискивал главное. А главное было: где, когда и как они, начав так хорошо и крупно, съехали в болото, в мелкость?..
Итак, дело пошло.
Если быть честным, оно не совсем пошло.
Получилось не то, что по своей полной программе Иорданцев мечтал и хотел (и мог) создать: сперва из бактериальных газовых выделений кислородо-азотно-углекислую атмосферу, а в ней влагу, облака, тучи; отверзнуть СВОИ хляби небесные, не одалживаться извне, так наполнить СВОИ реки и озера… а уж потом бактериями вывести почвы и растения, насекомых, мелкую живность.
— Главный изъян, cher amie, — сетовал он Любарскому, — нет круговорота воды в здешнем тихом омуте. Заимствовать то и дело из облаков — не то!
— Но для такого дела вам требуется если и не планета, то крупный материк, — замечал тот.
— Вот именно! Старайтесь же, черти. Думайте дальше.
Не изъян — приговор. Вода была постоянной проблемой. Год — час. Оросить такую территорию надо не облако, в тучу. Где их напасешься? А вода это жизнь.
Да, Ловушками-фрезами они образовали на острове две выемки, на порядок обширнее и глубже обычных прудов; наполнили их водой из облаков над Катаганью, проходивших около Шара. Получилось Северное озеро и Восточное озеро. В них развели рыб, а лягушки и камыш завелись сами. Скот приходил сюда на водопой. НИИвцы в свои визиты здесь купались, загорали под диковинными солнцами — со звездами и тьмой вперемешку. Воды хватало — без дозаправки из облаков — лет на 25–30. То есть на сутки с небольшим.
Но почвам нужен дождь — такая простая штука. По крайней мере несколько раз в сезон, а хорошо бы и в месяц. Ничего лучше не придумали дачного варианта: натащили сюда множество резиновых и пластиковых труб с дырочками, они змеились по всем лугам и рощам, подсоединенные к насосам в озерах; те автоматически — от солнц, от фотоэлементов — включались, подкачивали, вода из дырочек лилась, орошала — на этом держалась в Аскании жизнь.
Пока в озерах была вода.
А когда однажды не «дозаправили» озера: два ясных дня подряд, ни облачка, нечем было — те высохли почти до дна, до грязи. Почти вся живность Аск-2 передохла. В силу отсутствия ветров над островом стоял тяжелый смрад. Пришлось привезти ЛОМДы, отсосать этот воздух, заполнить свежим, опять с верхних слоев земной атмосферы. Потом снова наполняли озера, засевали луга травами, завозили на развод «семь пар чистых, семь пар нечистых» — почти по библейски.
Это и был приговор: нежизнеспособность. Аскания 2 не имела своего круговорота вод, не самоочищалась атмосфера. Да и куда ей, «открытке», пятачку в океане К8640-пространства, развернутого под материк, потянуть глобальный круговорот.
— Да, для этого нужен по крайней мере тысячекилометровый материк! — подтвердил ГенБио. — Со своими горами-конденсаторами влаги, со своими реками, текущими с них… и между прочим, в настоящие моря. То есть окрест материка обязана быть не ваша интересная НПВ-пустота, а океан-с. Да-да, выньте да положьте, раз наобещали!..
«…выньте да положьте» — это Геннадий Борисович явно зарвался. И помог Любарскому спохватиться: его требовательность ВЕДЕТ. Но куда, собственно? Ведь в мирок…
Именно что «мирок». Не мир. В этом был главный изъян.
…Любарский почти все дни Аскании 2 ругал себя за поспешность, с какой он от захвата астероидов с прицелом на Материк повернул Институт в сторону «освоения» нахватанного. Создания островка без названия. Потому и свернул, что — при всей той декларативности насчет Вселенски крупных дел — в душе его зрела робость и оторопь: куда прем!
Еще и эта Шестеренка на Сорок Девятом астероиде впечатлила — образом конца, катастрофы, тщеты замыслов и усилий. И именно долгих замыслов, крупных усилий; чем крупнее, выходит, тем бессмысленнее. Живи одним днем и не загадывай далеко.
«Мне бы надо именно переть, быть, как Корнев, который засунул даже грозу в степи Шару в задницу. Да характеру не прикажешь».
…Тем более что самая хорошая мысля таки пришла опосля! Когда уже свернули «астероидозаготовки» в Овечьем, принялись обустраивать Асканию, а наверху мудрили по идее НетСурьеза об «МВ-добыче». И пришла не от него, а от Бурова. Он ворвался с ней в кабинет Любарского:
— По несколько же можно было брать! Тоже зашорились: НПВ-леска, уда… а почему не невод? Тоже улов по вибрациям и звучанию могли бы определить. Сразу брали бы десятки, сотни миллиардов тонн. И делали бы Материк, не «открытку».
Только воспитанность Викторы Федоровича удерживала его в монологе перед рохлей-директором Бармалеичем, черт бы его взял, от крепких выражений.
Спросили потом и Имярека: а чего ж эту идею он не подсказал?
— Да и в голову не пришло.
— Неправда!
— Верно, неправда, пришло, — без смущения согласился тот. — Но МВ-идея все равно лучше. Быстрее. Самое малое в 150 раз. В Овечьем все в «нулевом времени». И потом, в МВ можно все взять из молодого времени.
— Из молодого?
— Да… — НетСурьез светло глядел на собеседников своими синими глазками. — У нас ведь старое, поэтому и проэнтропия. А если молодое — ого-го! Оно само все сделает.
Он был начисто увлечен новым проектом, ему в нем было все ясно, чего ж много толковать. А собеседникам, в том числе и Варфоломею Дормидонтовичу, напротив, ничего не было понятно: старое время, молодое… как о живом существе говорит. Да ну его! Оставили в покое, вернулись к асканийским проблемам.
Между тем то, как далее пошло на полигоне, не могло не вызвать у Варфоломея Дормидонтовича — да не только у него — ощущение, что первичны не бактерии Иорданцева, даже не МВ-солнца и не с трудом добытые вещества, а именно само время. К-время, К8640-время — ускоренное. Молодое ли оно, старое, существо ли, нет ли — но именно в нем содержалась самая К-жизнь.