Не буду утверждать, что выучил наизусть «Повесть о Сегри и Абенсеррахах» Хинеса Переса де Ита, но кое-что мне помнится – ровно столько, чтоб ощутить себя не просто в Испании, а в Андалусии. Там, где стоит дворец Боабдила, последнего из мусульманских владык, где высится кордовская мечеть и где сталь кривых арабских сабель звенела о клинки кастильских рыцарей…
Весь в романтических мечтах, я допил пиво, натянул плавки, надел очки и отправился вниз, к бассейну – для акклиматизации и чтобы поглядеть на испанских сеньоров, сеньор и сеньорит.
Но таковых не обнаружилось. На лежаках и шезлонгах – в тени, под кустами, и у самой воды – валялся и загорал совсем иной народ: толстая немка с двумя раскормленными отпрысками, десяток сухопарых англичан, еще какие-то европейцы неведомых мне языков, белесые и веснушчатые, три наших девицы – Элла, Стелла, Белла и присоседившийся к ним старичок-бодрячок с офицерской выправкой, которого они называли то Гошей, то Георгием Санычем, то господином полковником. Пожалуй, самым экзотическим среди загоравшей у бассейна компании являлся негр в тигровых плавках, черный, как хромовый сапог, с могучей мускулатурой, расплющенным носом и толстыми губами. Глаза его были полузакрыты, челюсти ритмично двигались, зубы поблескивали, голова в мелких колечках черных волос покачивалась в ритме джаза, заставляя сотрясаться шезлонг; почва под ним была усеяна окурками и разноцветными обертками от жвачки. Очень колоритный тип, но все же на сенегальского принца он не тянул, а походил скорее на зулуса из тех воинов короля Чаки, что потрошили ассегаями британских пехотинцев у реки Вааль где-нибудь в конце XIX века.
Поглядев на все это безобразие, я направился к бару и попробовал разговорить бармена – на русском и английском. Бармен был явным испанцем, усатым, смуглым, горбоносым и единственным в радиусе сотни ярдов. Звали его Санчес, но больше вытянуть ничего не удалось – то ли он не понимал английский, то ли не желал беседовать персонально со мной. Обслуживание, впрочем, было безукоризненным, и я, покончив с чашечкой кофе, заказал вторую, а потом припомнил, что еще не разжился местной валютой, а значит, платить мне нечем. Ну что ж, не беда! Ведь у меня имелась карточка «голд-сеньор» – золотой обрез, три золотые полоски и мое имя – крупными золотыми буквами и в золотом овале! Я вытащил ее из кармана, усы бармена дрогнули, брови почтительно приподнялись, и его английский моментально улучшился. Вероятно, теперь я считался VIP – very important person, а VIP – он и в Африке VIP, даже если прибыл из России.
Бармен скосил глаза на карточку, пошевелил губами, читая мое имя, вежливо скривился и спросил, чего желает дон Диего. Дон Диего хотел большой и толстый гамбургер, а к нему – бутылку белого вина, и чтоб похолоднее! Заказ был выполнен без промедлений. Сжевав огромный гамбургер (нижнюю челюсть пришлось оттягивать пальцами), дон Диего выпил вина, кивнул с одобрением и направился к лежаку – вместе с бутылкой и стаканом. Там он разделся, плюхнулся в бассейн, переплыл его три раза туда и обратно, вылез, снова испил вина, лег и замер в блаженном оцепенении. Над ним шелестели платаны, легкий зефир овевал разгоряченную кожу, а слева – оттуда, где устроился полковник с тремя девицами, – звенели стаканы и доносилась негромкая песня на родном языке. Пели что-то ностальгическое: «Мы отсюда не уйдем, мы порядок наведем, всяк буржуй узнает скоро, что такое День шахтера!» Видимо, компатриотам дона Диего тоже было хорошо.
Не думая ни о чем, я пролежал минут десять, пока к песням не стали примешиваться странные звуки. Плюх-плюх-уфф, плюх-плюх – уфф, плюх-ффу… Приоткрыв один глаз, я заметил, что зулус – тот самый, с расплющенным носом – плавает кругами и с каждым кругом все ближе подбирается ко мне. Собственно, даже не ко мне, а к лесенке, торчавшей над бортиком бассейна в двух метрах от моих ног. Слева и справа от нее были пустые лежаки, и зулус, казалось, выбирал местечко поютней, а может, хотел познакомиться, глотнуть винца и поболтать. Ведь я, в конечном счете, был для него таким же зулусом, диковинкой и невидалью, как и он для меня. Не швед, не грек, не мавр и не туземец с Андаманских островов – россиянин! Живой и настоящий… Будет о чем порассказать в Зулусии!
Он уже ухватился здоровенными ручищами за лесенку, уже приподнял из воды поджарый зад, уже раздвинул губы в ослепительной улыбке, когда кусты за моей спиной зашелестели, раздались и из них явились Лев и Леонид. В красных плавках, если не ошибаюсь, Лев (он был с усиками), а в синих – Леонид (бритый, зато в очках). Кроме усиков и очков, у них была с собой сумка, в которой мог поместиться гвардейский миномет и еще осталось бы место для базуки. В полном молчании Лев занял место справа от меня, а Леонид – слева, бросив сумку на соседний лежак. Совершив этот маневр, они разом напряглись и поглядели на зулуса. Тот разочарованно вздохнул («ффу-фу…»), чмокнул толстыми губами («ча-ча-ча») и исчез за бортиком бассейна (плюх!).
Должен признаться, именно в этот момент я ощутил себя настоящим VIP – Очень Важной Персоной. Именно теперь, а не тогда, когда протягивал бармену Санчесу карточку «голд-сеньор» и слушал почтительное: чего желает дон Диего? В конце концов, что такое бутылка белого, кресло в бизнес-классе или номер с видом на вершины гор? Это все предметы утилитарные, неодушевленные, которые всякий гражданин – не VIP, а обычный скромный труженик – может получить за собственные деньги. Или как-нибудь иначе. Не мытьем, так катаньем, не катаньем, так мытьем… Но только к истинному VIP приставят двух здоровых молодцов, специалистов-отшивальщиков. Чтоб, значит, всякие зулусы ему не досаждали…
Еще немного, еще чуть-чуть, сказал я себе, и уровень сервиса не уступит президентскому. Стражи, помощники, тачка к подъезду плюс дипломатические завтраки с шампанским… Почему бы и нет? А после будут по телеканалам трубить о твоем желудке, печени и состоянии бронхов, скажут о тебе нечеловеческие слова: не то что, дескать, здоров и бодр Дмитрий Хорошев, а находится в рабочем состоянии. Как компьютер или станок…