Так вот — простенько и со вкусом. И не нужно морщиться: эта суггестия не просто работает, а работает безотказно, в любую эпоху, в любой стране, при любом режиме.

Вернемся, однако, к биографии героя. После отсидки в Монреале, Понци вернулся в Штаты. 30 июля 1910 года будущий финансовый гений пересек границу Страны Безграничных Возможностей, широким жестом захватив с собой пяток единокровников, нарушив тем самым иммиграционный закон. И тут же получил два года, которые чистосердечно отсидел от звонка до звонка.

В 1912 году Понци приезжает в Бостон и ложится на дно на целых восемь лет. Ложится, конечно, фигурально, да и то на фоне общего вектора своей бурной биографии: за эти годы с Бьянки приключилось всего ничего: пара-тройка приводов и арестов — гений созревал для Большой Схемы.

Схема родилась в самом конце 1919 года. В отличие от убогих российских эпигонов, Понци не кормил своих вкладчиков голословными обещаниями (публика иная — не поверила бы!), а представил на всеобщее обозрение удивительную по своей простоте и логической безупречности идею обогащения за счет арбитража почтовыми марками. Схема была достаточно проста, чтобы ее понял любой мойщик посуды, и одновременно сложна, чтобы ни у кого не возникало желания попытаться провернуть дельце самостоятельно.

Начать нужно с самого понятия арбитража. Речь, конечно, идет не о судебной инстанции, а об определенной сделке, которая предполагает одновременную покупку и продажу какого-то товара. Главное условие арбитража — обе сделки должны быть разнесены в пространстве. Теоретически арбитражем можно заниматься прямо на улице. Скажем, вы со своим приятелем узнали, что цены на морковку в Кузьминках в полтора раза ниже, чем на Юго-Западе Москвы (это и в самом деле так!). Далее: ваш приятель располагается на толкучке в Кузьминках, а вы — у метро «Проспект Вернадского». В руках у вас сотовый телефон, а на груди табличка «Продаю морковку». К вам подходит покупатель, говорит: «Куплю три килограмма» и сует деньги. В ответ вы выдаете текст приблизительно такого содержания (вещать нужно как можно более убедительно): «Знаете, у нас новая форма обслуживания — с доставкой на дом! Сообщите ваш адрес, и сегодня вечером мы вам всё привезем, причем совершенно бесплатно!» Покупатель обалдевает и дает адрес. В следующее мгновение вы набираете номер своего приятеля и судорожно кричите: «Вася, покупай три килограмма!»

Провернув операцию раз пятьдесят, вы грузите все овощи, закупленные в Кузьминках, и развозите их по всему, юго-западному микрорайону. Вычитаете стоимость бензина и прочие накладные расходы и получаете чистую прибыль от арбитража. Единственная вероятная загвоздка — покупатель вам не поверит и не даст своего адреса. Впрочем, и тут можно выкрутиться: скажите ему, что деньги сразу платить необязательно, можно после доставки. Я лично не могу вообразить, что клиент после такой обработки откажется с вами расплатиться. Может, и ходят по земле такие бессовестные люди, но они гарантированно не покупают морковку у метро.

Вместо морковок Чарльз Понци выбрал почтовые марки. 30 июля 1920 года в газете «Нью-Йорк Тайме» (ни больше, ни меньше!) вышло пространное интервью Понци, в котором он великодушно повествует об истоках гениального изобретения: «В августе 1919 года я собирался выпускать международный журнал и в связи с этим отправил письмо одному человеку в Испании. В ответ он прислал международные обменные купоны, которые я мог обменять на любой американской почте на марки, чтобы в дальнейшем отсылать в Испанию номера журнала. В Испании обменный марочный купон стоит в нашем эквиваленте около одного цента, здесь же на него мне выдали марок на шесть центов. После этого я изучил обменные курсы в других странах. Сперва я вложился по маленькой. Сработало. За первый месяц одна тысяча долларов принесла 15 тысяч. Я подключил своих друзей. Поначалу я брал у них депозиты в обмен на мою долговую расписку, по которой обязался выплачивать через 90 дней 150 долларов за каждые полученные 100. Хотя я и обещал расплатиться через 90 дней, на самом деле я возвращал деньги и проценты уже через 45». Ну что тут сказать? Комар носа не подточит, тем более что арбитражную ситуацию Понци не высосал из пальца: она и в самом деле существовала! 26 мая 1906 года Соединенные Штаты Америки и еще шестьдесят стран подписали в Риме Универсальную почтовую конвенцию, которая была призвана облегчить обмен почтовыми отправлениями между странами-участницами. Потенциальная возможность для арбитража вытекала из пункта 11 Соглашения. За него-то и уцепился Понци: «Марочные купоны подлежат обмену во всех почтовых ведомствах стран, подписавших настоящее Соглашение. Минимальная цена купона 28 сантимов либо эквивалент этой суммы в валюте страны, печатающей купоны. Купоны подлежат обмену на почтовые марки с номиналом в 25 сантимов либо эквивалент этой суммы в валюте страны, в которой происходит обмен».

Эти самые три сантима, которые терялись на продаже марочных купонов, были призваны компенсировать почтовые расходы в случае возвратного отправления: получатель возвратного марочного купона мог свободно обменять его на марки своей страны, которые не продавались в стране отправителя.

Ясное дело, что в 1906 году никому и в голову не могло прийти, что эта мизерная сумма — 3 сантима — может стать основой для арбитража. Однако после Первой мировой войны во многих странах случилась инфляция, а национальные почтовые ведомства не внесли соответствующих коррективов в обменный курс между купонами и марками. В результате дельта между марочным купоном и подлежащей ему маркой достигала 600% (шесть центов против одного в испанском примере Понци).

Короче говоря, на бумаге все получилось сказочно красиво: берем цент, покупаем купон в Испании, меняем его в Америке на марку, продаем марку за 6 центов — кладем прибыль в шесть концов. Эту идею и подарил американскому вкладчику широким жестом итальянский финансовый гений Чарльз Понци. Американский вкладчик ему поверил.

В декабре 1919 года Понци регистрирует в муниципалитете Бостона «Компанию по обмену ценных бумаг» («The Securities Exchange Company»), весь штат которой состоит из одного человека — самого гения. Уже на второй день к нему заглянул на огонек с проверкой чиновник из Торговой палаты. Понци рассказал ему о сути своего арбитражного проекта, и, по словам Бьянки, чиновник глубоко проникся и уверовал в успех. Когда нагрянул почтовый инспектор и выразил сомнения в законности обмена огромного количества марочных купонов, Понци его успокоил, туманно намекнув, что обмен будет происходить в Европе, то есть за пределами юрисдикции федерального правительства.

Процесс пошел. Долговые расписки «Компании по обмену ценных бумаг» были разноцветными в зависимости от номинала. Когда вкладчики пошли стеной (весной 1920), пришлось упростить печать, и все бумажки стали желтыми. Текст расписок подкупал юридической солидностью:

«Компания по обмену ценных бумаг обязуется уплатить за полученную сумму в размере 1 000 долларов г-ну имярек по предъявлении настоящего ваучера по истечении 90 дней с указанной даты ровно 1 500 долларов в офисе компании по адресу Скул-стрит, 27, комната 227, или в любом банке.

От Компании по обмену ценных бумаг Чарльз Понци».

В самом начале проекта Понци сделал роковой шаг, который сыграл решающую роль в крушении Великой Схемы. Дело в том, что в интервью «Нью-ЙоркТайме» финансовый гений, как водится, врал и никаких 15 тысяч на продаже марочных купонов в первый месяц не заработал. Более того, у Понци вообще никаких денег не было, поэтому в декабре 1919 года он одолжил 200 долларов у мебельного торговца Дэниэлса. На большую часть суммы он тут же купил стол, стулья и шкаф для офиса (у того же Дэниэлса, разумеется), на остальное — просто пообедал.

До весны 1920 года Понци собственноручно управлял компанией, однако уже в апреле нагрузка оказалась непосильной, и он передал бразды правления восемнадцатилетней мисс Мели (настоящее имя — Люси Мартелли), назначив ее своим доверенным лицом. Еще через месяц штат сотрудников Компании по обмену ценных бумаг расширился до тридцати человек. Сам Бьянки целиком устранился под лучи славы.