— Мой Бог сильнее тебя! — сказал Слуга Судьбы.

Трудно было представить, но киммерийский Бог и неведомый волшебник сошлись в рукопашной. Конан подскочил к дерущимся, сжимая меч. Он уже хотел на­нести удар — неважно куца, ведь он не сомневался, что смертный не может поразить Бога, тем более Бога сво­ей родины, значит, удар получит враг, — но тут в мозгу его прозвучал суровый, повелительный голос Крома:

— Прочь, Конан! Не пристало смертному идти на выручку к Богу. Я справлюсь и сам.

Повинуясь, Конан отпрыгнул от дерущихся. И во­время: грянул грохот, яркая вспышка осветила огром­ный зал, — Кром, Брахо, а вместе с ними и все повер­женные воины киммерийского Бога исчезли. Конана тряхнуло, он ощутил, как куда-то проваливается, как стремительно падает вниз. Затем толчок, свет, он снова теряет сознание — и снова, уже в который раз, прихо­дит в себя на золотом королевском троне.

Уже утро, яркие солнечные лучи проникают сквозь бархатные шторы, перед троном стоят испуганные при­дворные, а граф Троцеро изумленно произносит:

— Откуда ты свалился, мой повелитель?! Ночью ты так и не пришел в свою опочивальню, вот мы и явились сюда. Но тебя не было, а мы увидели только это жуткое чудовище…

— Какое-такое чудовище? — собираясь с мыслями, пробормотал король.

— Вот это, — дрожащим голосом молвил Публио, и Конан увидал рядом с троном громадную тушу корич­невого демона; рядом валялась отрубленная им, Кона­ном, башка…

— Ради Крома! — прошептал киммериец.

— Где ты был, государь? — с тревогой повторил рвой вопрос Троцеро, озабоченно вглядываясь в непри-рычно бледное лицо короля, точно тщась на нем про-весть ответ.

— Почем я знаю, где был, — тихо сказал Конан и, рбведя советников отсутствующим взглядом, доба-рил: — Однако ж этой ночью мне выспаться не удалось. Д ты все-таки продай треклятый трон, Публио!

— Пхризнаюсь, Брахо, мне стоило некоторых трудов вытащить тебя из небесных чертогов Крома!

Магистр Синих Монахов являл собой жалкое зрелище. Обвязанный с ног до головы целительными пояса­ми, он возлежал на широкой кровати; у изголовья ее сидел Тезиас. Властелин с сочувствием глядел на по­верженного слугу. Маленькие умные глаза магистра были полны печали.

— Мой план провалился, — глухо произнес боль­ной. — Отец Киммерии изрядно потрепал твоего слугу, Великая Душа. А Конан — Конан вырвался из моих рук… Еще немного, и тебе пришлось бы назначать но­вого магистра…

— Не унывай, мой верный друг! Мы еще тысячу раз переживем всех этих зазнавшихся божков и героев! Я — точно переживу, а ты — ты будешь жить вместе со мной.

— Прости, мой Бог, я в это не верю…

— Вздор, Брахо, вздор! Тебе придется в это пове­рить. Мы с тобой — я и мой верный магистр — вместе встретим закат цивилизации. Я вытащу тебя из этой бо­лезни, как ты вытащил меня из жуткой Болезни Разума. Клянусь, через день-другой ты будешь здоров, как титан. Не унывай, Брахо! Уверен, Кром Киммерийский не один еще месяц будет зализывать нанесенные тобой раны!

Больной устало улыбнулся.

— И, потом, — продолжал Тезиас, — умей извле­кать ценные уроки из поражения. Мы ведь с тобой уче­ные, а? Как говорят в нашей среде, отрицательный ре­зультат — тоже результат. Во всяком случае, теперь мы знаем: байки о невмешательстве богов в мирскую жизнь — обычная чушь. Только ты как следует прижал Конана, как его божок тотчас примчался на выручку. А проиграли мы потому, что не учли этого в своем плане. Теперь я и вижу: боги этого мира и в самом деле хранят героя-киммерийца.

— А как же твоя месть?

— Обижаешь, магистр! — рассмеялся Тезиас. — Не­ужели ты полагаешь, что Великая Душа откажется от священной мести из-за какого-то там туземного божка?!

— Но тогда я не понимаю…

— Сейчас объясню. Твой замысел был великолепен, и провал ничуть не умаляет его гениальности. Моя же новая идея, о которой я намерен тебе поведать, еще более фантастична. Перед твоим замыслом она имеет один плюс и один минус. Плюс в том, что никто не в состоянии помешать мне осуществить этот фантасти­ческий проект. Никто! Ни Кром, ни Митра, ни сам Сет. Только Страж Земли мог бы, его, как ты знаешь, наши проблемы нисколько не волнуют. Так что и за свой, так сказать, тыл я спокоен. А минус — минус в том, что мне придется навсегда расстаться с великим Конаном. При­знаюсь, я к нему как-то привык. Но ничего, отвыкну: отвоюю обратно свой мир, покорю миры новые — где мне будет сожалеть о каком-то варваре!

Заинтересованно внимавший Великой Душе Брахо привстал с постели. С удивлением в голосе он молвил:

— Прости, хозяин, но я так и не понял, в чем заклю­чается твой фантастический замысел. Агатовые глаза хитро сверкнули, Тезиас выдержал театральную паузу и буднично, словно речь шла о чем-то сугубо прозаичес­ком, приевшемся, сказал:

— Очень просто, Брахо. Я отправлю Конана в буду­щее. В далекое, туманное будущее, откуда он не сможет более досаждать мне.

Немногочисленные придворные, самые высокие вельможи Немедии полукругом выстроились У Трона Дракона. В человеке, восседающем на троне, очень трудно было признать короля Тараска. Сгорбленный, бледный, седовласый, с кожей, покрытой язвами и мор­щинами, с дрожащими руками, немедийский монарх выглядел дряхлым стариком. Но на изможденном лице властелина горели живые, полубезумные, наполненные безысходной решимостью глаза.

— Я собрал вас, чтобы своими устами, устами коро­ля, объявить то, о чем, похоже, знают даже тараканы в подземельях моего дворца, — сказал Тараск. — Великая беда возвратилась на нашу землю. Не успела Немедия залечить раны, нанесенные владычеством карлика, как глубокой ночью пришла иная весть: Тезиас жив, вопре­ки заверениям Конана, и готовит ответный удар.

Придворные возбужденно зашумели.

— Да, — возвысив голос, повторил король, — он жив и готовит ответный удар. Его жуткий посланец преподнес мне картину, где я изображен гигантской крысой; именно в крысу незадолго до своей смерти обещал превратить меня проклятый карлик… Мне не­ведомо, где сейчас скрывается Великая Душа, но я знаю: он помышляет вновь поработить Немедию и бес­пощадно расправиться со мной…

— Ты сам виноват, — заговорил один из вельмож, высокий блондин в роскошном красном камзоле. — Сначала ты пригрел его, затем совершил другие злодей­ства, противные воле богов. Как мог ты вероломно пле­нить короля Конана и его супругу?! А что возжелал ты с ними сделать?! Вот Митра и покарал тебя! И ты, только ты, Тараск, единственный должен нести ответствен­ность!

Тараск измерил говорившего полным презрения взглядом.

— Воля пресветлого Митры здесь ни при чем. Нужно быть круглым идиотом, каким ты, генерал, без­условно, и являешься, чтобы намекать на причастность Митры к воскрешению Великой Души. Но я не отри­цаю своих ошибок. Я исправлю их.

— Не сочти меня бунтовщиком, государь, но скажу тебе все как есть: Немедия устала от твоего правле­ния, — заявил низкорослый полный мужчина с жи­денькой бородкой. — Если ты объявишь о карлике, я на поставлю и ржавого медяка за твою безопасность.

— И ты туда же, граф, — нетерпеливо отмахнулся Тараск. — А ведь я считал тебя неглупым человеком. Верно, близость трона затмила разум моим вельмо­жам!..

— Что ты хочешь этим сказать, государь? — молвил худой седовласый человек с большой королевской пе­чатью на впалой груди.

— Только то, мой добрый канцлер, что судьба Не­медии и жизнь ее короля неразрывны более. Поймите же: я не держусь за этот треклятый престол, — Тараск быстро, с небывалой для старческих лет прытью вско­чил с драконьего трона, и вид его был ужасающ. —

Я ведь уже царствовал под игом Великой Души и знаю, что это такое. Пока жив карлик, король Немедии всегда будет лишь игрушкой в его жестоких руках. Возлежа па­рализованный в своей опочивальне, принужденный внимать святотатственным речам призрачного Бога, я молил Митру о смерти. Но Пресветлый остался глух к моим страданиям, и в том была его кара… Конан убил Тезиаса, и Зло вновь простерло свои скользкие щупаль­ца в мою душу. Возвращение карлика отрезвило меня; я знаю, чем искупить свои грехи.