А как же высекание огня ударами кремня о кремень? Казалось бы, наблюдая за искрами, возникающими при раскалывании кремня, людям было проще додуматься до такого способа получения огня, чем изобретать довольно сложные операции с деревом. Некоторые ученые считают именно так. Б. Ф. Поршнев, например, полагал, что высекание огня, возникшее в процессе изготовления каменных орудий, предшествовало способам получения его трением. Такой же точки зрения придерживался и английский археолог К. П. Оакли. Однако этнографические данные говорят об ином.

Наиболее отсталые народы в XIX веке повсеместно добывали огонь трением, тогда как высекание огня (особенно ударами кремня о кремень) у них было распространено очень слабо. С другой стороны, народы, стоящие на более высокой ступени развития, добывали огонь преимущественно высеканием (кремнем о железо или железную руду — пирит). Порой они тоже применяли трение — но лишь в ритуальных, культовых целях. Да и опыты показывают, что хотя искра при ударе кремня о кремень образуется постоянно, «превратить» ее в огонь достаточно трудно, тогда как разжигание пламени трением доступно, при известном старании, даже современному человеку.

Не исключено, впрочем, что в некоторых случаях люди действительно вначале научились высекать огонь, и лишь потом стали добывать его трением. По крайней мере, в языке одного из племен южно-американских индейцев термин, обозначающий добывание огня, происходит от слова «высекание ударом». Это явно говорит о какой-то давней (возможно, действительно первоначальной!), а в дальнейшем забытой традиции. Я говорю: «забытой» — потому что и здесь, вплоть до недавнего времени, главным способом добывания огня служило опять-таки трение. Однако это — единственное исключение.

Очаги охотников на мамонтов

Первобытные народы отличаются большим искусством в хранении, поддержании огня. Вот что пишет, например, об австралийцах известный российский этнограф Н. А. Бутинов: «Австралийцы очень искусны в устройстве и поддержании костра, он горит у них ровно, не давая большого и слишком яркого пламени. Они смеются над европейскими колонистами, которые устраивают такие большие костры, что к ним опасно приближаться, а пользы от них мало, и поддерживать их долго они не умеют. Напротив, у своего маленького костра австралиец спокойно спит всю ночь, и печет, и жарит на нем пищу».

Нет сомнений в том, что этим искусством люди овладели очень давно. Свидетельство тому — остатки кострищ и очагов, находимые археологами. Особенно интересны и разнообразны очаги на поселениях, датирующихся второй половиной верхнего палеолита, прежде всего — на стоянках с долговременными жилищами. Здесь наряду с простыми очагами, представляющими собой чашеобразное углубление, заполненное золой и углем, встречаются гораздо более сложные конструкции. Обкладка очагов камнями применялась издавна; известна она и в некоторых очагах виллендорфско-костенковской культуры охотников на мамонтов (Зарайская стоянка, верхний культурный слой). В других памятниках этой культуры кроме обкладки применялась обмазка глиной. Там же, где изготавливались керамические фигурки животных (Дольни Вестонице, Костенки 1/1), — отдельные очаги с глиняной обмазкой напоминали простейшие печи.

В непосредственной близости ко многим верхнепалеолитическим очагам в земле вырывались небольшие ямки. Часть их использовалась для запекания пищи, другие служили опорами для столбиков (в них иногда встречаются вертикально торчащие кости, заклинивавшие эти столбики). Сейчас мы устанавливаем на таких опорах перекладину, на которую подвешиваем котелок, чтобы вскипятить чай или сварить уху, а тогда они могли служить основой для вертелов, на которых жарилось мясо.

В основании некоторых очагов были выкопаны канавки. Порой такая канавка уходила от очага в сторону. Зачем? Петербургский археолог Павел Иосифович Борисковский, нашедший такой очаг во время раскопок стоянки Костенки 19, существовавшей около 20 тысяч лет назад и тоже оставленной охотниками на мамонтов, предположил, что по такой канавке в очаг поступал воздух, усиливавший процесс горения. Был поставлен эксперимент: вырыты рядом два очага: с канавкой и без оной. Действительно, в первом из них пламя горело намного лучше.

В романе Олега Микулова «Закон крови» есть такой эпизод: один из охотников приводит домой, к общему очагу, девочку, выросшую среди одичавших людей («лапши»), забывших огонь. Далеко не сразу его сородичи соглашаются допустить чужачку в свою среду:

...—А что делать с лаши? — раздался из темноты чей-то голос.

Девочка, не отходившая от Дрого, конечно, не понимала, да и не интересовалась происходящим. Гораздо больше занимал ее очередной кусок мяса, какой-то странный, непривычный на вкус: это был первый жареный кусок в ее жизни. Еще никогда не бывала она такой сытой, как в этот день, — все ела, и ела, и не могла насытиться. За себя Анга больше не боялась: если бы ее хотели съесть, — не кормили бы.

— Она не лаши; она человек! Найденыш! Пленница! — возмутился Дрого. — Лашии людей не спасают!

(Он стерпел, когда Туйя назвала так его спасительницу, но больше ни от кого не потерпит такого!).

— Утром! — сказал вождь. — Разговор на ночь бесполезный...

...Люди разбредались по своим жилищам. Анга, обглодав кость не хуже лиски, хотела было бросить ее в огонь. Дрого едва успел перехватить руку.

— Нельзя! Нельзя! Обидишь Огонь, — всем большая беда будет!

Взяв обглодыш, Дрого швырнул его за спину, в темноту. Увидев его строгое лицо, девочка поспешно закивала: она поняла!

— Дро-га! Ан-га!

— Поняла?Вот и хорошо!..[1]

Некоторые ученые называют жилище «первой линией обороны», возводимой человеком для защиты от неблагоприятных внешних условий (второй такой линией является одежда). Но это — лишь одна сторона вопроса. Не менее важны чисто человеческие, культурные особенности этих «укреплений». «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора...». У человека есть дом, — место, где он может не только укрыться от непогоды, но где он проводит большую часть своей жизни, в окружении самых близких людей. При всех сложностях, при всех бедах и неурядицах, мы все же обязаны самыми счастливыми часами своему дому! Человек — существо общественное, и не случайно понятие «дом» столь многозначно. Конечно, прежде всего это твое жилье — квартира, изба, особняк. Но порою «домом» может называться и родной город, — помните, герой фильма «Достояние республики» пел:

...Но возвращался, как домой —

В простор меж небом и Невой...

И родной край, родная страна, — их тоже нередко называют «домом». Даже о нашей планете, Земле, мы все чаще говорим, как об общем доме человечества. С чего же все началось? Как люди начали строить себе дома?

Как археологи научились распознавать остатки древних жилищ

Долгое время ученые полагали, что палеолитические люди были исключительно бродячими охотниками, не знавшими ни оседлости, ни долговременных жилищ. Считается, что впервые остатки верхнепалеолитического жилища были открыты и описаны в 1919—1920 годах И. Байером во время раскопок австрийской стоянки Лагманнерсдорф. Если это и так, то ни сам Байер, ни его западно-европейские коллеги не придали открытию серьезного значения. Целенаправленная разработка этой проблемы началась в двадцатые годы трудами отечественных археологов П. П. Ефименко и С. Н. Замятнина. Ими была создана новая методика раскопок палеолитических поселений, позволившая раскрыть, увидеть воочию и детально изучить остатки древнейших жилищ и другие объекты.