Караколь, полицейский участок в Луксоре, находился на улице эль-Магатта, вблизи отеля «Винтер Пэлэс». Профессор Шелли с трудом пытался уговорить твердолобого полицейского за стойкой с невысоким полупрозрачным стеклом отложить газету и сделать запись о происшествии.

Нет, мужчина в темном поношенном костюме и красной феске на голове наотрез отказался что-либо писать. Угроза, что последует жалоба в высшую инстанцию, не произвела на него никакого впечатления. Он оперся на скрипящий столик и заявил, что сам является высшей инстанцией, по крайней мере здесь. Он суб-мудир в Луксоре.

Только угроза, что Шелли сегодня за обедом пожалуется консулу Мустафе-ага Аяту, возымела должное действие на блюстителя порядка. Мустафа-ага был британским консулом в Луксоре, маленьким королем, который каждую неделю устраивал праздники для высшего общества.

— Вы знаете Мустафу-ага?

Профессор кивнул, хотя на самом деле это не отвечало действительности.

— Меня зовут Ибрагим эль-Навави, — произнес блюститель порядка и в качестве приветствия положил правую руку на феску. — Мустафа-ага очень ценит мою службу, сэр.

— Надеюсь, что и я удостоюсь чести оценить вашу службу, сэр!

Слово «сэр» прозвучало несколько пренебрежительно, Ибрагим эль-Навави уловил это, но, не подав виду, вытащил из бокового ящика скрипучего письменного стола желтый лист бумаги, разгладил его и деловито осведомился:

— Ваше имя?

— Профессор Кристофер Шелли.

— Место жительства?

— Ленсфилд-роуд, 34, Кембридж, Англия.

— И вы заявляете об исчезновении вашего слуги…

— Омара Муссы. Он не вернулся сегодня ночью после прогулки на лодке по Нилу.

— Может быть, он утонул.

— Послушайте, паромщик утверждает, что высадил Омара на противоположном берегу и всю ночь прождал его в лодке, чтобы перевезти обратно.

— Но о чем это говорит, профессор? Я вам скажу, что произошло: ваш слуга Омар поплыл ночью через Нил. Там он встретился с хурият. Каждый в Луксоре знает, где ночью разгуливают публичные женщины. Хурият забрала его с собой домой, и в течение дня ваш Омар вернется с остекленевшими глазами.

— Омару четырнадцать лет! — возмущенно воскликнул Шелли.

— Это ни о чем не говорит, — возразил суб-мудир. — Египтянин, которому четырнадцать, уже настоящий мужчина.

Профессор Шелли, до сих пор пытавшийся утаить истинную причину ночной прогулки Омара, теперь понял, что самое время признаться во всем суб-мудиру. Поэтому он рассказал, что сообщил неизвестному о том, что интересуется древними находками. Тот назначил ему встречу вечером у колоссов Мемноса, предупредив, что об этом никто ничего не должен знать. Омар вызвался пойти на эту встречу.

Ибрагим эль-Навави долго смотрел на профессора, потом отодвинул желтый листок с записями в сторону и произнес:

— Почему вы мне сразу об этом не сказали, сэр?

— Разве это что-то меняет? Мой слуга бесследно исчез!

— Меняет, профессор, и очень многое, если не сказать все. Ни один человек добровольно не пойдет ночью в сторону Дейр эль-Медины. Это место жуткое, причем так было с давних пор, на нем лежит тысячелетнее проклятие. Жители Дейр эль-Медины прокляли это место. Они рыли гробницы фараонов в Долине царей три тысячи лет тому назад, а после окончания работ их убивали, чтобы никто не выдал место захоронения. И сегодня еще их души блуждают по долине ночью.

— Глупая болтовня.

— Не говорите так, профессор. И в наши дни с жителями Дейр эль-Медины обходятся как с прокаженными. Их называют «потусторонние», с одной стороны, потому что они живут на противоположной стороне Нила, с другой — потому что они связаны с потусторонним миром. Вы можете в это не верить, но, к сожалению, есть печальные факты. Каждый месяц в праздник бога луны Хонсу люди бесследно исчезают, некоторые рассказывают, что их живьем замуровывают в гробницах Долины царей.

— И вы, суб-мудир, спокойно наблюдаете за всем этим?

— Ну что вы такое говорите?! — возмутился эль-Навави. — Мои люди уйму времени потратили, облазив Дейр эль-Медину вдоль и поперек в поисках пропавших. Но все напрасно. Нет никаких доказательств, только слухи.

Шелли заметно разволновался, достал из кармана пиджака трубку и стал раскуривать ее. Маленькие облачка дыма, которые он выпускал, как паровоз, выдавали его нервозность.

— Но не может же быть такого, чтобы вся деревня состояла из фанатиков, которые терроризируют город!

Суб-мудир пожал плечами, так что его маленькая голова чуть не скрылась в поношенном пиджаке.

— Проводя любое расследование в Дейр эль-Медине, полицейские словно натыкаются на глухую стену. Жители держатся очень дружно. Днем там можно увидеть только старух, а ночью никто не отваживается перебраться на ту сторону.

С запыленной этажерки у стены, на которой хранились связанные пачки бумаги, эль-Навави взял папку с документами и бросил ее на письменный стол.

— Здесь все нераскрытые случаи. Люди, которые бесследно исчезли ночью. Последний — немец вместе со своей женой. Иншаллах.

— Неужели вы еще никогда не находили пропавших?

— Почему же! Был один американец. Но, честно говоря, его нашла не полиция, а стервятники, которые утром и вечером кружили над долиной. А у мужчины отсутствовала существенная деталь — голова.

Шелли крепко затянулся трубкой. Наконец он спросил почти умоляющим голосом:

— Что вы намерены теперь делать?

Эль-Навави смахнул ладонью пыль с папки и смущенно глянул на письменный стол.

— Я пойду вам навстречу: вышлю в Дейр эль-Медину патруль, хотя и сейчас с уверенностью могу заявить, что это предприятие не будет иметь успеха.

На этом профессор распрощался с полицейским, и уже на ходу суб-мудир ему крикнул:

— Если позволите, я дам вам совет, сэр! Не пытайтесь раздобыть карты раскопок! Вы же сами видите, что любые попытки приводят к смерти.

Профессор Шелли остановился.

— Что вы хотите этим сказать?

— О, ничего, ничего! Исчезновение вашего слуги будет приобщено ко всем этим делам. — При этом суб-мудир похлопал рукой по пыльной папке: — Все эти случаи объединяет лишь один факт: эти люди искали секретные планы гробниц Долины царей.

Шелли недоверчиво взглянул на эль-Навави. Что знал этот человек?

Дом консула Мустафы-ага Аята располагался за небольшим холмом, в роще эвкалиптов и старых громадных пальм, украшенных для «фантазии» светящимися стеклянными шарами и разноцветными латунными фонарями. У высоких входных ворот в сад стояли четверо привратников в униформе. Они держали в руках факелы и были похожи друг на друга, как близнецы. От дома с ярко освещенной крытой террасой, высокими стрельчатыми окнами и башенками по бокам, которые придавали ему вид дворца из «Тысячи и одной ночи», веяло запахом пряного печеного мяса, сладких жареных орехов и терпким духом лошадиного помета. Трио музыкантов выводили душераздирающую мелодию на своих камангах. Большинство гостей мужского пола приезжало на праздник в открытых освещенных экипажах. На гостях были визитки и цилиндры, немногие европейские дамы приходили на праздник в длинных платьях, украшенных рюшами.

Профессор протянул своей жене Клэр руку, и они, здороваясь и отпуская комплименты, стали подниматься по белой каменной лестнице, перед которой стоял хозяин дома в окружении слуг в ливреях.

Мустафа-ага Аят, толстый, низкорослый мужчина неопределенного возраста, был одет по-европейски. Его курчавые черные волосы прикрывала красная феска с кисточкой, постоянно качавшейся из стороны в сторону. На круглом лице, обрамленном кустистой бородой, поблескивали маленькие глаза, над которыми двумя дугами чернели густые брови.