Муж и жена тихо переговорили о чем-то на английском. Омар не понял ни слова, но заметил, как дама покачала головой. Он еще никогда в жизни не видел такой красивой женщины. На ней было пурпурно-лиловое платье с охряным кружевным воротничком. Талия была настолько плотно зашнурована, что, казалось, ее можно было обхватить пальцами. Из-под оборок на кайме платья виднелись изящные сапожки в тон одежде. Но что больше всего удивило Омара, так это лицо — белое и нежное, совсем не такое, как у египтянок с их выдубленной на солнце кожей.

— Ну хорошо, — после паузы сказал знатный господин. — Ты будешь получать двадцать пиастров, а помимо этого также пищу и кров. Собирайся, мы отправляемся завтра в Луксор. Ровно в десять будь у входа в отель.

Не произнеся больше ни слова, супружеская пара ушла прочь.

Иншаллах. Омар остался стоять как вкопанный, напоминая своей неподвижностью узловатое мангровое дерево. Ему казалось, что все это снится, сквозь лихорадочно проносившиеся мысли слышался далекий голос микассаха: «Твоя жизнь предначертана, как путь небесного светила».

— Эй, ты там, живо убирайся отсюда! — Грубый голос привратника вернул Омара в реальность. Долговязый мужчина ударил его палкой по спине. От удара не было больно. Было больно от того, что Омара прогоняли, как назойливого пса.

Возле входа в отель его ждал микассах.

— Хассан, — крикнул Омар, — они меня взяли!

— Я знаю, — ответил старик и улыбнулся во весь рот. В руке он держал десять пиастров. — За посредничество.

Ночью Омар проскользнул к своему тайнику за отхожим местом у дома Муссы, чтобы забрать спрятанные там деньги. Платок, в который были завернуты монеты — плата за многолетний труд, — приятно оттягивал руку своей тяжестью. У Омара появилось чувство гордости.

Ранним утром он уже стоял у входа в отель «Мена Хаус». Слова «десять часов» для него ничего не значили. Ни один погонщик верблюдов в мире не знает часов и не ориентируется по ним. Омар присел в тени стены, высившейся вокруг отеля, и стал терпеливо ждать. Возле него лежал узелок, в котором были все его пожитки и скромное состояние.

Подъехали дрожки, и из отеля показался сайд. Гостиничные слуги вынесли ящики, чемоданы, разноцветные картины и начали грузить багаж на дрожки. Омар подошел и пожелал доброго утра, но его новый господин не удостоил его и взглядом.

Когда погрузка закончилась, появилась знатная дама в элегантном дорожном костюме, с зонтиком в руках, и сайд помог ей сесть в дрожки. Омар со своим узелком уселся рядом с кучером. Тот прищелкнул языком, и лошади потрусили вперед.

Длинные улицы Каира казались бесконечными, а клубящаяся пыль от экипажей и повозок серым налетом оседала на листьях пальм, выстроившихся по обеим сторонам дороги. К дрожкам с криком подбегали вездесущие торговцы, запрыгивали на подножку, пытаясь продать цепочки местного производства, глиняные фигурки или выпечку с кунжутом, но кучер отгонял их кнутом. И чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее становился шум.

У садов Исмаила дрожки повернули на набережную Нила, и Омар впервые в жизни увидел большой зеленый поток, фейлюк с треугольными парусами и колесные пароходы, дымовые трубы которых, устремившись вверх, расходились раструбами подобно диковинным цветам. Изумленный мальчик не мог вымолвить и слова. Он лишь послушно кивнул, когда кучер, смеясь, спросил его:

— Неужели ты впервые видишь пароход «Марсель — Каир»?

До этого дня мир Омара заканчивался там, где горизонт сливался с небом, — на расстоянии дневного перехода от Гизы. И он никогда не задумывался, что могло скрываться за этим горизонтом.

Когда дрожки переехали по мосту через Нил, кучер указал кнутом на гостиницы с правой стороны — пятиэтажные дворцы, обсаженные пальмами, — совсем не такие, как «Мена Хаус». На этом берегу Нила у всех домов было больше этажей.

Внезапно кучер испугался и изо всех сил резко натянул поводья.

— Автомобиль! — взволнованно вскричал он.

Омар приподнялся и вытянул шею, чтобы получше разглядеть чудо, которое ехало им навстречу. Он уже слышал, что есть повозки, которые могут ездить без лошадей, но этого удивительного средства передвижения Омар еще никогда не видел.

Фыркая и подрагивая, автомобиль медленно приближался к ним на низких колесах. Вместо поводьев у кучера в руках был руль. Аллах всемогущий, эта штука двигалась без помощи лошадей, словно по воле шайтана! Дети, крича и смеясь, бежали рядом; иные из них останавливались, раскинув руки на пути автомобиля, будто хотели победить волшебство, благодаря которому он двигался. Водитель автомобиля прокладывал себе путь, выбрасывая вперед, на дорогу, хлопушки, и дети с воплями разбегались в разные стороны. Но это напутало лошадей в дрожках, и кучер прилагал все усилия, чтобы удержать поводья.

— Придет время, — недовольно проворчал он, когда машина проехала, — и лошади никому не будут нужны. В Америке уже сейчас есть автомобили, мощность которых, как у сотни жеребцов. Как у сотни, слышишь? А знаешь, сколько корма съедает сотня лошадей? Во всем Каире ты не найдешь хозяина дрожек, у которого была бы сотня лошадей!

Омар кивнул. Все это было выше его понимания: сто лошадей в одной повозке.

— В Америке, — продолжил кучер, — каждый год производят триста тысяч автомобилей в год. Ты можешь себе такое представить?

Омар молчал, он не мог даже вообразить ни где находится эта Америка, ни число в триста тысяч автомобилей. Ему было даже тяжело осознать то, что он видел сейчас собственными глазами.

Привокзальная площадь была запружена экипажами. Хорошо одетые люди, в основном европейцы, куда-то спешили. Египтяне в традиционных нарядах или ливреях прокладывали себе путь с чемоданами, ящиками и сундуками, издавая громкие звуки, словно верблюды, которых били набутом. Там, где иностранцам уже совсем не было прохода, слуги разгоняли толпу палками. Пахло пылью, лошадиным пометом и сладкими булочками, которые выпекали мальчишки в небольшой железной печке.

Едва дрожки остановились, как их окружила добрая дюжина носильщиков: каждый хотел нести какую-нибудь кладь, поэтому экипаж разгрузили в мгновение ока. И только теперь из него выбралась супружеская пара.

— Расступись, дорогу профессору из Англии! — закричал кучер, ступая впереди и размахивая кнутом. — Дорогу профессору Шелли и его жене!

Но ни крики, ни плеть не действовали, и так продолжалось некоторое время, пока спутники не добрались до вокзала.

Здание вокзала было построено из белых и красных кирпичей и походило на замок. Благодаря башенкам, эркерам и стрельчатым окнам с красно-синими витражами создавалось впечатление, что здесь живет могущественный паша.

— Дорогу профессору Шелли и его жене! — снова и снова кричал кучер. Так Омар впервые услышал имя своего нового хозяина, которого до сих пор не знал. Тут началась сутолока, и ситти то и дело восклицала:

— Боже мой! Боже мой!

Там, где давка и толкотня были еще сильнее, железная решетка отделяла платформу от общей части вокзала. Служащие в красных и зеленых униформах с золотыми лентами на груди, которые придавали им достоинства, перекрывали узкий коридор и требовали для прохода билет. Таким образом Омар в первый раз попал на платформу.

Железное чудище, черное, высокое, как дом, и с большими красными колесами, пыхтело, исторгая пар, шипело и испускало между рельсами струю воды, словно широко расставивший ноги верблюд после водопоя. При этом оно издавало металлические звуки, каких Омар еще никогда не слышал. Сразу за угольным вагоном локомотива в красно-желтых вагонах располагались купе первого класса. Мужчины в белых костюмах и шляпах с широкими полями, дамы в разноцветных платьях стояли возле поезда и болтали на иностранном языке, пока слуги грузили их багаж. Газетчики выкрикивали заголовки, продавцы орехов разносили свой товар, а игроки в кости, преследуемые вокзальными служащими, нерешительно предлагали сделать ставки до сотни фунтов. Омар подобрал галабию и влез в купе, на которое профессору указал человек в униформе. Носильщики передавали багаж через окно. Все происходило без спешки, потому что в Каире, несмотря на четкое, как и на всех вокзалах мира, расписание, значилось лишь время прибытия. Поезд отправлялся только после того, как все пассажиры занимали свои места.