Я поднялся на трибуну беспомощный, сил не было: устал, потому что все дни ездил по району. Думал, в воскресенье ограничусь одним митингом в Гуляй-Поле, а потом отдохну. Но тревожные телеграммы (крестьяне их называли «недобрыми») дали работу новую.
Заканчивая свою мысль о защите революции, я пояснил, что никто, кроме них самих, не защитит и не разовьет ее. Революция — их прямое Дело, и они должны быть ее смелыми носителями и истинными революционными защитниками. Сказал также, к какому решению мы пришли на заседании, что выделили Комитет защиты революции, и не только от движения генерала Корнилова, но и от Временного правительства и от всех, его идеям следующих социалистических партий; но что таким этот комитет станет только тогда, когда мы все от мала до велика скажем, что это — наше детище. Когда мы все вокруг него объединимся и, поскольку он окажется подлинно революционным инициатором в нашем общем деле, будем поддерживать его не на словах, а на деле, революция завершит свое шествие.
Я изложил многочисленному собранию в сокращенной форме программу действия этого комитета.
Из толпы раздались крики: «Да здравствует революция!» И крики не застрельщиков, которыми в подобные моменты политиканы пользуются обыкновенно, крики, истинно народные, идущие из самых глубин народной души.
— Что ж, товарищ Нестор, — раздались голоса, — готовиться в поход на соединение с городскими тружениками, что ли?
Но я осветил им пункт из программы действий комитета, в котором говорилось, что крестьяне по сотням, а рабочие по заводам и мастерским должны обсудить наше постановление и завтра (30 августа) прислать через уполномоченных свое окончательное решение о нем.
Этим закончился день 29 августа. Тяжелый день по своим известиям о движении генерала Корнилова. Но зато он толкнул массы к инициативе и революционной самодеятельности. И там, где среди тружеников были революционеры, которые знали, какая перед ними должна стоять задача в такие моменты, там предпосылки к назревшим событиям были вовремя сформулированы и трудовые массы их использовали в своей прямой борьбе.
На другой день рано утром я шел по Соборной площади Гуляй-Поля. Группы рабочих из заводов и крестьян из сотен под черными и красными знаменами с песнями подходили к улице, ведущей к зданию Совета крестьянских и рабочих депутатов, в котором поместился Комитет защиты революции. Я перебежал через двор училища и еще другой двор и вбежал во двор Совета, чтобы встретить манифестантов. Когда я показался перед манифестантами, раздался громовой крик: «Да здравствует революция! Да здравствует неизменный ее сын, а наш друг товарищ Махно!»
Эти крики были для меня лестными, но я чувствовал, что не заслужил их от тружеников. Я остановил восторженные, награждающие меня столь дорогими и сильными эпитетами крики и попросил выслушать меня. Но меня подхватили на руки и продолжали кричать: «Да здравствует революция! Да здравствует Махно!»
Наконец я упросил манифестантов выслушать меня, и когда воцарилась тишина, я спросил их, в честь чего они бросили работу и пришли к Комитету защиты революции?
— Мы пришли в распоряжение комитета, — последовал ответ, — и мы не последние.
— Значит, есть еще порох в пороховницах?!
— Есть, есть и достаточно есть! — кричали манифестанты в ответ мне.
Я начал было терять равновесие, чуть-чуть было не прослезился от радости за широкий размах украинской рабочей и крестьянской души. Передо мной предстала крестьянская воля к свободе и независимости, которую только ширь и глубина украинской души могут так быстро и сильно выявлять.
Первыми моими словами к манифестантам были: «Так слушайте же, товарищи; если вы пришли в распоряжение Комитета защиты революции, то предлагаю вам разбиться на группы в десять-пятнадцать человек, с расчетом по пять человек на подводу, и не медлить ни одного часа — облететь весь Гуляйпольский район помещичьих имений, кулацких хуторов и немецких богатых колоний и отобрать у этой буржуазии все огнестрельное оружие, как то: винтовки, централки, дробовые простые ружья, да из холодного — шашки. Ни пальцем, ни словом не оскорблять самой буржуазии… С революционной отвагой и честью мы должны это сделать в интересах революции, против которой вожди буржуазии, пользуясь попустительством революционеров, сорганизовали под крылышком Временного правительства свои силы и уже начали действовать оружием.
«Как уполномоченный Советом Крестьянских и рабочих Депутатов Района, Группой А.-К. Советом Проф. Союза принять временное идейное руководство организацией нашего революционного движения, оставаясь в то же время главным Комиссаром Комитета Спасения Революции, я считаю не лишним сказать всем товарищам, уезжающим по делу разоружения буржуазии, чтоб они не увлеклись и не бросились в грабеж. Это — дело не революционное, и за него каждый из нас, пока я буду стоять во главе организации нашего общего дела, попадет на суд всеобщего революционного схода-собрания крестьян и рабочих Гуляй-Поля.
Мы должны в течение двух, максимум — трех дней, обезоружить буржуазию и все оружие сдать в Комитет Спасения Революции, для распределения его среди истинных защитников революции. А поэтому не теряйте времени, разбивайтесь на группы, берите удостоверение в Комитете Защиты Революции на предмет официального отобрания нам нужного от буржуазии оружия и уезжайте, собирайте его»…
У крестьян, когда они сознают, что это нужно, быстро все делается. В то время, как я говорил манифестантам, что нужно разбиваться на группы, с расчетом по пять человек на подводу, они разослали своих людей по домам, и около 30-40 подвод уже съехались и выстроились на Соборной площади в ожидании посадки людей на них.
А удостоверения в Комитете Защиты Революции были заготовлены после вчерашнего решения о том, за что прежде всего Комитет должен взяться в интересах революции. На них оставалось только вписать фамилию предъявителя и поставить подпись Главного руководителя. А последний всегда и посреди улицы под таким удостоверением подпишется. Так, фактически и было: я подписал эти удостоверения крестьян и рабочих, уезжавших на район, чтобы разоружить буржуазию.
И когда все было готово, и все сели на подводы, я сказал еще несколько слов уезжающим о настоящем тяжелом моменте для революции, о важности своевременного и решительного действия трудящихся на местах в пользу роста и развития ее. И вот, крестьяне и рабочие — эти застрельщики революции в Гуляйпольском районе, идейно охватывавшем несколько волостей других уездов своей организацией активного вооруженного действия против буржуазии, — выехали на район.
Часть же крестьян и рабочих занялась в самом Гуляй Поле отобранием оружия у буржуазии и у наехавших сюда офицеров с фронта.
Комитет Защиты Революции вместе с Советом Крестьянских и Рабочих Депутатов устроил экстренное заседание, на котором постановил созвать в спешном порядке внеочередной районный съезд Советов, с участием в нем Группы А. К. и Совета проф. Союза рабочих металлистов и деревообделочников Гуляй Поля.
На общем заседании Совета Крестьянских и Рабочих Депутатов с Комитетом Защиты Революции было постановлено войти в более тесный союз с группой анархистов-коммунистов и совместными силами, сейчас же до созываемого съезда Советов, повести организационную работу с целью лишить «Общественные Комитеты» в районе права решать на своих собраниях какие бы то ни было вопросы общественного характера в окончательной форме.
Эта совместная работа трех революционных единиц помогла нашей группе еще больше развить свою деятельность среди тружеников подневольной деревни и сроднить их с мыслью о свободном безвластном обществе. Трудящиеся Гуляйпольского района, не задумываясь над тем, что на них могут обрушиться репрессии со стороны власти из центра, урезали все «Общественные Комитеты» — периода Коалиционного Правительства социалистов и буржуазии. Комитеты, сущность которых заключалась в приказах и указах, как народ должен себя вести, что делать и чего не делать без правительства, о чем думать без предварительного разрешения будущего Учредительного Собрания, были урезаны в своих правах настолько, что превратились из решающих единиц законодательного типа в единицы совещательного характера. Они были лишены права решать какой бы то ни было общественный вопрос в окончательной форме, не вынеся его для пересмотра и утверждения на общественные сходы-собрания.