- Вставай... эй! Слышь?
Ротмистр поднял голову, глядя на него тусклыми глазами.
- Надо полиции заявить... ну, вставай!
- А что? - сонно и сердито спросил ротмистр.
- Что умер он...
- Это кто?
- Учёный-то...
- Филипп? Да-а!
- А ты забыл... эхма! - укоризненно хрипел Тяп`а. Ротмистр встал на ноги, зычно зевнул и потянулся так, что у него кости хрустнули.
- Так иди ты, объяви...
- Я не пойду... не люблю я их, - угрюмо сказал Тяп`а.
- Ну, разбуди дьякона... А я пойду посмотрю.
Ротмистр вошёл в ночлежку и стал в ногах учителя. Мёртвый лежал, вытянувшись во всю длину; левая рука была у него на груди, правая откинута так, точно он размахнулся, чтоб ударить кого-то. Ротмистр подумал, что, если б учитель встал теперь, он был бы такой же высокий, как Полтора Тараса. Потом он сел на нары в ногах приятеля и, вспомнив, что они прожили вместе около трёх лет, вздохнул. Вошёл Тяп`а, держа голову, как козёл, собравшийся бодаться. Он сел по другую сторону ног учителя, посмотрел на его тёмное лицо, спокойное и серьёзное, с плотно сжатыми губами, и захрипел:
~ Да... вот и умер... И я умру скоро...
- Тебе пора, - хмуро сказал ротмистр.
- Пора уж! - согласился Тяп`а. - И тебе тоже надо бы умереть... Всё лучше, чем так-то...
- А может, хуже? Ты почём знаешь?
- Хуже не будет. Помрёшь - с богом будешь иметь дело... А тут с людьми... А люди - что они значат?
- Ну ладно, не хрипи, - сердито оборвал его Кувалда.
В сумраке, наполнявшем ночлежку, стало внушительно тихо.
Долго они сидели у ног мёртвого сотоварища и изредка поглядывали на него, оба погружённые в думы. Потом Тяп`а спросил:
- Хоронить его ты будешь?
- Я? Нет! Полиция пускай хоронит.
- Ну! Чай, ты схорони... ведь за прошение-то с Вавилова взял его деньги... Я дам, коли не хватит...
- Деньги его у меня... а хоронить не стану.
- Нехорошо это. Мёртвого грабишь. Я вот скажу всем, что ты его деньги заесть хочешь... - пригрозил Тяп`а.
- Глуп ты, старый чёрт, - презрительно сказал Кувалда.
- Не глуп я... а только нехорошо, мол, не по-дружески.
- Ну и ладно. Отвяжись!
- Ишь! А сколько денег-то?
- Четвертная... - рассеянно сказал Кувалда.
- Вона!.. Дал бы мне хоть пятёрочку...
- Экой ты мерзавец, старик... - равнодушно посмотрев в лицо Тяп`ы, сказал ротмистр.
- Право, дай...
- Пошёл к чёрту!.. Я ему на эти деньги памятник устрою.
- На что ему?
- Куплю жёрнов и якорь. Жёрнов положу на могилу, а якорь цепью прикую к нему... Это будет очень тяжело...
- Зачем? Чудишь ты...
- Ну... не твоё дело.
- Я, смотри, скажу... - снова пригрозил Тяп`а. Аристид Фомич тупо посмотрел на него и промолчал.
- Слышь... едут! - сказал Тяп`а, встал и ушёл из ночлежки.
Скоро в дверях её явился частный пристав, следователь и доктор. Все трое поочерёдно подходили к учителю и, взглянув на него, выходили вон, награждая Кувалду косыми и подозрительными взглядами. Он сидел, не обращая на них внимания, пока пристав не спросил его, кивая головой на учителя:
- Отчего он умер?
- Спросите у него... Я думаю, от непривычки...
- Что такое? - спросил следователь.
- Я говорю - умер он, по моему мнению, от непривычки к той болезни, которой захворал...
- Гм... да! А он давно хворал?
- Вытащить бы его сюда, не видно там ничего, - предложил доктор скучным тоном. - Может быть, есть знаки...
- Нуте-ка, позовите кого-нибудь вынести его, - приказал пристав Кувалде.
- Зовите сами... Он мне не мешает и тут... - равнодушно отозвался ротмистр.
- Ну! - крикнул полицейский, делая свирепое лицо.
- Тпру! - отпарировал Кувалда, не трогаясь с места, спокойно злой и оскаливший зубы.
- Я, чёрт возьми!.. - крикнул пристав, взбешённый до того, что лицо у него налилось кровью. - Я вам этого не спущу! Я...
- Добренького здоровьица, господа честные! - сладким голосом сказал купец Петунников, являясь в дверях.
Окинув острым взглядом всех сразу, он вздрогнул, отступил шаг назад и, сняв картуз, истово перекрестился. Затем по лицу его расплылась улыбка злорадного торжества, и, в упор глядя на ротмистра, он почтительно спросил:
- Что это здесь? Никак человека убили?
- Да вот что-то в этом роде, - ответил ему следователь.
Петунников глубоко вздохнул, опять перекрестился и тоном огорчения заговорил:
- А, господи боже мой! Как я этого боялся! Всегда, бывало, зайдёшь сюда, посмотришь... ай, ай, ай! Потом придёшь домой, и всё такое начинает мерещиться - боже упаси всякого!.. Сколько раз я господину этому, вот... главнокомандующему золотой ротой, хотел отказать от квартиры, но боюсь всё... знаете... народ такой... лучше уступить, думаю, а то как бы не того...
Он плавно повёл рукой в воздухе, потом провёл ею по лицу, собрал в горсть бороду и снова вздохнул.
- Опасные люди. И господин этот вроде начальника у них... совершенно атаман разбойников.
- А вот мы его пощупаем, - многообещающим тоном сказал пристав, глядя на ротмистра мстительными глазами. - Он мне тоже хорошо известен!..
- Да, мы с тобой, брат, старые знакомые... - подтвердил Кувалда фамильярным тоном. - Сколько я тебе и присным твоим взяток за молчание переплатил!
- Господа! - воскликнул пристав, - вы слышали? Прошу запомнить! Я этого не спущу... А-а! Так вот что? Ну, ты у меня помни это! Я тебя... сокр-ращу, мой друг...
- Не хвались на рать идучи... - спокойно говорил Аристид Фомич.
Доктор, молодой человек в очках, смотрел на него с любопытством, следователь со зловещим вниманием, Петунников с торжеством, а пристав кричал и метался, наскакивая на него.
В дверях ночлежки явилась мрачная фигура Мартьянова. Он подошёл тихо и стал сзади Петунникова, так что его подбородок приходился над теменем купца. Сбоку из-за него выглядывал дьякон, широко раскрывая свои маленькие, опухшие и красные глазки.
- Однако давайте же что-нибудь делать, господа! - предложил доктор.
Мартьянов скорчил страшную гримасу и вдруг - чихнул прямо на голову Петунникова. Тот вскрикнул, присел и прыгнул в сторону, чуть не сбив с ног пристава, который едва удержал его, раскрыв ему объятия.
- Видите? - тревожно сказал купец, указывая на Мартьянова. - Вот какие люди! а?
Кувалда хохотал. Доктор и следователь смеялись, а к дверям ночлежки подходили всё новые и новые фигуры. Полусонные, опухшие физиономии с красными, воспалёнными глазами, с растрёпанными волосами на головах, бесцеремонно разглядывали доктора, следователя и пристава.
- Куда лезете! - усовещивал их городовой, дёргая за лохмотья и отталкивая от двери. Но он был один, а их много, и они, не обращая на него внимания, лезли, дыша перегорелой водкой, молчаливые и зловещие. Кувалда посмотрел на них, потом на начальство, несколько смущённое обилием этой нехорошей публики, и, усмехаясь, сказал начальству:
- Господа! Может, вы хотите познакомиться с моими квартирантами и приятелями? Хотите? Всё равно - рано или поздно, вам придётся, по обязанностям службы, знакомиться с ними...
Доктор смущённо засмеялся. Следователь плотно сжал губы, а пристав догадался, что нужно было сделать, и крикнул на двор:
- Сидоров! Свисти... скажи, когда придут сюда, чтоб достали телегу...
- Ну, а я пойду! - сказал Петунников, выдвигаясь откуда-то из-за угла. - Квартирку вы мне сегодня ослободите, господин... Я ломать буду эту хибарочку... Позаботьтесь... а то я обращусь к полиции...
На дворе пронзительно рокотал свисток полицейского, у дверей ночлежки тесной толпой стояли её обитатели, позёвывая и почёсываясь.
- Итак, не хотите знакомиться?.. Невежливо!.. - смеялся Аристид Кувалда.
Петунников достал из кармана кошелёк, порылся в нём, вытащил два пятака и, крестясь, положил их в ноги покойника.
- Господи благослови... на погребение грешного праха...