- Что это?

- Не понял.

- Твое лицо. Ты видел себя в отражении? Боже, Мэтт, что стряслось?

Я стремительно отворачиваюсь и смыкаю в кулаки пальцы. Черт! Я идиот. Как я мог забыть о том, что вместо лица у меня месиво из багровых синяков и ссадин? Теперь она от меня не отстанет, ни в коем случае. Собственно, у нее на это есть право.

- Послушай, – протягиваю я, обернувшись, – это не то, что ты думаешь.

- Опять? – Срывающимся голосом спрашивает она. – Ты опять это делаешь? Мэтт, я прошу тебя, мы же рядом, ты же... – Она проходится дрожащей ладонью по волосам. – Ты же так изменился, оставил все позади.

- Так и есть.

- Тогда что с тобой? И где Хэрри?

Я застываю. Что значит, где Хэрри? Внутри все лопается от напряжения, и грудь тут же ошпаривает кипятком. Куда он ушел? Как додумался выйти из комнаты? Он ведь ноги едва переставляет, слов даже не произносит! Куда он, черт возьми, поплелся?

- Это все из-за слухов про Ари, да? – Вновь прерывает тишину Долорес. Она стоит в выглаженном костюме и, наверно, спешит на работу. Но семейные проблемы заставляют ее торчать на пороге и в очередной раз отчитывать неуравновешенного пасынка.

Как же жизнь любит издеваться над теми, кто не в состоянии дать сдачи.

Я жутко устал даже для того, чтобы врать. Но выхода не остается. Пожав плечами, я послушно киваю и сдавливаю пальцами переносицу:

- Ты права, все из-за слухов.

- Мэттью...

- Что?

- Это хорошо, что ты заступаешься за эту девочку, ведь ее оскорбляют неоправданно и несправедливо. Я знаю, она важна тебе, знаю, потому что ты слишком много говоришь о ней, но не переходи грань! – Восклицает Долорес. – Ты же едва на ногах стоишь.

- Я знаю.

- Знаешь и все равно дерешься?

- Да.

Долорес ждет продолжения, но мне хочется сбежать. Я должен найти Хэрри, должен лично убедиться, что его нет в комнате, что он не оставил записку, не написал сообщение.

- Это все, что ты можешь мне рассказать? – Наконец, выпаливает Дол, а я хмурюсь.

- Послушай, я невероятно устал.

- Что с тобой происходит?

- Я просто хочу пройти к себе, – сомкнув ладони, рявкаю я.

- И потому кричишь на меня? – Повышает она тон, а я уже готов взвыть изо всех сил о том, что меня дико раздражает этот дом, эти вопросы, этот день и эта жизнь.

- Нет, я не кричу. Я просто хочу отдохнуть. Извини.

- Мэттью...

- У Ари проблемы.

- Хэрри сейчас с ней?

Я вскидываю брови и неожиданно медленно киваю:

- Да, – киваю еще раз, – он с ней, и я думаю, что мы останемся у нее на пару дней.

- Что?

- Ты ведь не против?

Мой излюбленный прием: спрашиваю у Дол разрешения, ей кажется, что она за меня принимает решения. Выходит так, будто я снимаю с себя ответственность, а она чувствует себя старшей в доме, в итоге позволяя мне то, чего я и хотел добиться.

- Мэтт, – Долорес прокатывается ладонью по волосам, – я не думаю, что это хорошая идея. Зачем уходить из дома? Разве нельзя помогать Ари, ночуя в собственной спальне?

- Ей нужна поддержка.

- И когда это ты стал хорош в поддержке? – Я закатываю глаза, а Дол эмоционально взмахивает руками в стороны. – А что, ты со мной не согласен? Очевидно же, что ты не из тех, кто сидит в комнате и крепко держит за руку.

- А, может, из тех, – быстро нахожусь я.

- А, может, и нет. К тому же, в школе возобновляются занятия.

- Что? – Переспрашиваю я и замираю. Этого мне не хватало. – С чего вдруг?

- С того что вам всем нужно учиться, а северное крыло привели в порядок, – Долорес деловито вздергивает подбородок и глядит на меня строго, пусть совсем и не умеет строго глядеть. Однако для нее это останется страшной тайной. – И не выдумывай. Ари взрослая девочка. Она сама со всем разберется. К тому же у нее есть семья, она не сирота, чтобы ты с ней носился, ладно?

- Мы с Хэйданом все равно пойдем к ней, – ровным голосом говорю я и замечаю, как лицо женщины вытягивается от удивления, – мы можем решить этот вопрос по-хорошему. Ты позволяешь мне сделать то, что я считаю нужным, и спокойно уходишь на работу. Или по-плохому: мы ссоримся и не общаемся все те дни, что я проведу дома у Монфор, решать тебе. – Пожимаю плечами и слежу за тем, как уголки губ Долорес опускаются все ниже.

Я никогда не относился к Долорес, как к матери.

Я знал, что мой отец полюбил новую женщину, и долго не мог даже смотреть на нее, встречаться с ней взглядом. Потом я принял то, что жизнь идет дальше, что моей отец не ответственен за то, что случилось с мамой. Но мои чувства никогда не были теплыми, они были нейтральными. Я ужинал с ними за столом, обсуждал свое будущее и ездил в кино.

Но я не видел в Долорес своего родителя, и слова ее редко для меня что-то значили.

Дол стаскивает с комода сумку, вешает на плечо и, направляясь к двери, отрезает:

- Вынеси мусор.

Она уходит, дверь хлопает за моей спиной. Становится невероятно тихо, тихо даже в моей груди, будто бы у меня нет сердца, которое бы издавало глухой звук и билось в такт, разгоняемой крови. Я поддаюсь эмоциям всего на несколько секунд, во время которых на мою голову сваливаются сомнения, воспоминания об отражении в Веруме, усталость, мои жалобы и нытье, что все слишком сложно, слишком трудно. Но потом я успокаиваюсь.

Я разжимаю кулаки, выпрямляю спину. Долорес считает, я груб и замкнут, но я веду себя так лишь потому, что это может спасти жизнь мне и моим близким. Это имеет смысл, пусть даже мои близкие этого смысла не видят.

Поднимаюсь на второй этаж и на ходу смахиваю с лица капли пота. Чужая футболка пахнет какими-то травами, в духе Монфор. Я порываюсь снять ее, а потом решаю, что мне сейчас нужно разобраться с Хэйданом, а потом уже приводить себя в порядок. Я надеюсь, брат сидит в комнате и ждет меня с распростертыми объятиями.

На самом деле, я удивлен тому, что так привязался к этому очкастому парню. У него ведь явно не все дома. Но я волнуюсь, и я переживаю, и веду себя, как его мамочка, когда у него появляются проблемы или неприятности.

Решительно отталкиваю дверь в комнату Хэрри и замираю на пороге, увидев пустую постель. В груди у меня холодеет, сосредоточенно осматриваюсь, изучаю разбросанные на столе вещи, раскрытый портфель под кроватью, брошенный на стуле телефон. Не похоже, что Хэйдан решил сбежать, ведь он не взял с собой ни одной нужной вещи.

Неожиданно я улавливаю в воздухе странный звук. Звук чьего-то тихого и неровного дыхания. Хмурясь, перевожу взгляд на высокий шкаф с деревянной, жалюзийной дверью, переношу вес с одной ноги на другую и настороженно прищуриваюсь. Если демоны вдруг решили, что выпрыгивать из шкафов великолепная идея, позаимствованная почти из всех фильмов ужасов, я умываю руки. Это даже не страшно. Это глупо. Тем не менее, здравый смысл советует мне подхватить с пола железную биту, которую мой отец вручил Хэйдану на случай, если тот вдруг подастся в спорт, но, которую Хэрри упорно брал с собой в лес, когда выслеживал ведьм и прочую нечисть. Я сжимаю биту в пальцах и неспешно крадусь к шкафчику, а затем задерживаю дыхание и резко дергаю на себя дверцу.

 - Хэрри? – Руки безвольно падают, я округляю глаза, когда вижу брата, забившегося в угол темного шкафа, и растерянно покачиваю головой. – Что ты... что ты делаешь?

Откидываю биту, приближаюсь к Хэйдану и кладу руки на его трясущиеся плечи. Я давно не чувствовал ничего подобного: стыд и страх одновременно. С одной стороны, мне неприятно видеть брата сломленным и потерянным, совершенно отстраненным, будто бы у него совсем нет сил бороться. Но, с другой стороны, мне становится страшно: а что если ужас так прочно засел в его мыслях, что он больше никогда не станет прежним?

- Хэрри, какого черта ты сидишь в шкафу? – Брат голову не поднимает, шатается от несуществующих порывов ветра и кусает губы. – Я серьезно, это странно, слышишь?

- Тут лучше, – едва слышно отвечает он, а я замираю.