— Верно, carida, но я давал тебе не секс. Я отдавал себя. Это я любил тебя. — Он снова выпрямился, и его лицо приняло необычное выражение — жесткое, бесстрастное. — Итак, если ты хочешь меня, а я думаю, дело обстоит именно так, ты меня получишь. Вместе с кольцом, брачным свидетельством и обещанием провести вместе остаток жизни.
— Чтобы заниматься любовью, не обязательно вступать в брак.
— Правда?
Софи обхватила руками колени.
— Смейся надо мной. Меня это не трогает. Мне не стыдно признаться, что я хочу роскошного секса. Я его никогда не знала, но у меня был муж.
— Это был роскошный муж?
— Заткнись.
Лон изучающе рассматривал ее.
— По иронии судьбы, Софи, я много занимался сексом, в частности роскошным, но жены у меня никогда не было. Даже дрянной. И я хочу иметь жену.
— Мистер Мастер, если не ошибаюсь? — фыркнула Софи, поднимаясь на ноги.
Она знала, что взгляд Лона шарит по ее груди, бедрам, голым ногам, но уже не намеревалась строить из себя оскорбленную невинность. Ей приходилось быть с мужчиной. Она знала, как устроено человеческое тело. У нее есть кое-что. У него есть кое-что. Это данность.
Она заставила себя пройти к тому месту, где сушилась на солнце ее одежда, настолько спокойно, насколько это было в ее силах. И попыталась одеться, как одевалась всегда, несмотря на то что руки немилосердно дрожали. Она застегнула молнию на темно-зеленых брюках и натянула майку.
Надев ботинки и аккуратно зашнуровав их, она направилась к выходу из грота.
Лон знал, что мысли ее в беспорядке. Знал, что она не может справиться с потоком чувства определенного рода. Или с напряжением определенного рода.
Ты, Софи, не избавишься от него в этот раз, шепнула она про себя. Но она и не хотела избавляться от него. Он был ей нужен, но на ее условиях.
Ей нужны простые, удобные отношения. Она взглянула на жесткое лицо Лона. Брак с этим человеком не отвечает ее представлениям о простоте или удобстве.
— Что конкретно тебя пугает?
Вопрос Лона буквально пронзил ее, проколол ее кожу.
— Все.
— Точно и понятно.
Она щелкнула резинкой для волос.
— Хорошо, одно я назову. Доверие. Я тебе не доверяю.
Он шагнул к ней, и она почувствовала, как сужаются в щелки его глаза. Бицепсы заходили ходуном под его рубахой.
— Я когда-нибудь подводил тебя? Не оправдал твоих ожиданий? Говори, когда я заслужил…
— Ты не рассказал мне правду о Клайве.
Лон застыл. Он стоял перед Софи — высокий, неподвижный, безмолвный.
— Или правду о себе и спасательных операциях, которые ты проводишь со своими друзьями. Или о том, как вы с Клайвом были связаны с Федерико.
Лон по-прежнему молчал.
Софи засунула руки в карманы, силясь совладать с безумием, поднимавшимся в ней.
— Ты скрыл от меня то, что мне необходимо знать.
— И эта информация определит, что ты… чувствуешь ко мне? — Он резал ее каждым словом. Она вспыхнула от его сарказма. — Это твой способ разбираться в своих чувствах? Узнать про Клайва… и решить насчет Лона?
— Нет.
— Послушай, muñeca, я и Клайв — разные люди. На случай, если тебе это неизвестно.
— Я знаю.
Лон бросил на Софи убийственный взгляд, и в его голубых глазах отразилась обида.
— А по-моему, нет. — Он наклонился и поднял рюкзак. — Пора возвращаться. Гроза надвигается.
— Ты уходишь от ответа всякий раз, как тебе не нравится то, что я говорю!
— Вовсе нет. Просто мне не улыбается стоять и спорить с тобой, рискуя попасть в грозу.
Однако они недалеко отошли от пещеры, когда черная туча над их головами разверзлась и теплый ливень киселем накрыл их. В таких условиях невозможно было карабкаться по крутому склону, поэтому Лон схватил Софи за руку и потащил к большому дереву, которое представляло собой пусть ненадежное, но все-таки укрытие.
Дождь лупил по пальмовым листьям и по гладким листьям тропических кустов. Софи упрямо старалась стать в стороне от Лона.
— Я не знала, что ты его настолько ненавидел, — сказала она и обхватила грудь руками, пытаясь справиться с болью и шоком, злостью и грустью.
Лон обнял ее и привлек к себе, так что ей пришлось прислониться к нему.
— У меня не было ненависти к Клайву. Он был мне все равно что брат. В свое время я был готов сделать для него все что угодно.
— И все-таки ты злишься, когда тебе приходится говорить о нем.
Софи била дрожь, но не от холода, а от еле сдерживаемых эмоций, вихрем бушевавших в ней.
Лон вздохнул и легким движением погладил ее по спине.
— Я не хочу обвинять его. Его нет с нами, он не может защитить себя. Но я признаю, мне пришлось нелегко, когда все закончилось так, как закончилось. Мне было горько оттого, что он тебя оставил одну, в тяжелом финансовом положении, от всего, что он сделал после того, как увел тебя у меня.
— Лон, Клайв не уводил меня…
— Он знал, что я собирался сделать тебе предложение. — Рука Лона замерла. — Я увидел хорошее кольцо, но мне захотелось узнать мнение Клайва. Он знал тебя, знал твои вкусы. Он согласился, что кольцо тебе понравится. Я его купил.
Софи окаменела. Каждый ее мускул желал протестовать.
— Но ведь мы с тобой никогда не флиртовали и только раз поцеловались.
Лон пожал плечами.
— Я не хотел тебя торопить. Ты заканчивала университет, и я рассчитывал дать тебе время. Я намеревался ухаживать за тобой как полагается.
Софи уловила насмешку в его голосе. Он издевается над собой. Издевается над своими добрыми намерениями. Он предполагал ухаживать за ней, поступить как подобает джентльмену. А на деле оставил дверь открытой, и вошел Клайв.
Софи закрыла глаза и спрятала лицо на груди Лона.
— Ты, Софи, не знаешь, как я боролся с собой, узнав, что Клайв сделал тебе предложение, когда меня не было в стране. Я не мог поверить, что он так обошелся со мной. Не мог поверить… — Лон поджал губы. — Прошло много времени, прежде чем я его простил.
Пальцы Софи вцепились в его рубаху. Она не сразу обрела голос:
— Я понятия не имела.
Лон издал резкий звук, обозначавший раздражение.
— Я не собирался тебе говорить. — Он накрутил ее волосы на ладонь и слегка потянул. — Мне и сейчас говорить не следовало. Я плохо умею проигрывать.
— Да не о проигрыше речь! Вопрос в том, возможен ли свободный разговор. Раз мы близкие друзья, если мы друг другу… верим… значит, мы должны говорить обо всем на свете открыто и честно. — (Совсем рядом с плечом Лона по ветке пробежала изумрудно-зеленая ящерица.) — Мы должны уметь говорить о Клайве. О нас. О жизни. Говорить правду.
Уголок рта Лона приподнялся в горькой улыбке. Он погладил одну бровь Софи, как бы ощупывая кость.
Софи шумно вздохнула: прикосновения Лона что-то с ней делают. Каждый раз. Каждое касание. Она не может не откликаться. Даже легчайшее прикосновение к брови рассыпало искры по всему ее телу. Ей захотелось прислониться к нему и разлиться по нему. Ей захотелось большего.
Больше, и больше, и…
— О Клайве. О нас. О жизни, — задумчиво повторил Лон; его палец опять прикоснулся к нежной коже под изогнутой бровью. — Правды много.
— Но мы выдержим, да? Мы обязаны выдержать, — сказала Софи осипшим голосом.
Голубые глаза Лона потеплели. Он чуть тряхнул головой и посмотрел на Софи.
— Ты неправдоподобно красивая.
Она не могла больше говорить. Ей оставалось только смотреть вверх, на Лона, и желать, желать, желать.
Так было при их первой встрече на балу для учащихся Лэнгли и Элмсхерста. Клайв, в свойственной ему хозяйской манере, предложил Лону пригласить Софи на медленный танец, и Софи испугалась.
Никогда прежде она не знала таких медленных танцев, как с Алонсо Хантсменом. Он не был похож на подростка. Он был сложен как взрослый мужчина. В тот вечер его руки обвивали ее талию, его ладони лежали на ее спине, она чувствовала каждый изгиб его бедер. Она ощущала его тепло, а он вел ее с непоколебимой уверенностью. В том спортивном зале, украшенном желто-синими бумажными вывесками и связками воздушных шаров, Софи чувствовала себя хрупкой, маленькой, изящной.