— Не старайся меня запугать! — прошипела ведьма.

— Да ты и так дрожишь от страха. — Инквизитор саркастически усмехнулся. Ты проболталась, Арадия. Я лишь подозревал, что ты связана с той Лилит, что я ищу, а теперь я в этом убежден. Хочешь, скажу, в чем твой интерес? — Инквизитор сел свободнее, закинул ногу на ногу. — Мало кому известно, что существует некий Орден Крыс. Ваша вера, по сути, лишь извращенная форма древних дианических культов. Я с уважением отношусь к любым культам плодородия и жизни, но холодное, бездушное разрушение, смерть ради самой смерти, в какие бы одежды и мифы это ни рядилось, вызывают у меня отвращение. Вы поклоняетесь твари, вызывающей у нормального человека лишь брезгливое содрогание. Вы считаете ее самой умной, самой коварной и самой живучей тварью на земле. Крысы повсюду, но всегда незаметны. Они обитают рядом с людьми, но принадлежат к иному миру миру тайных ходов, укромных нор и темных подвалов. Это мир подземелья. Нижний мир, так, Арадия? Я вижу, ты не слушаешь меня. Очевидно, потому что думаешь, как отнесется Госпожа Ордена Крыс, Великая Крыса, к тому, что некая Арадия, хозяйка шабаша из двенадцати ведьм, задумала сместить ее с трона?

— Ты, ты… — Ведьма навалилась грудью на стол, потянула к Инквизитору руки.

Одного взгляда Инквизитора хватило, чтобы усмирить этот приступ ярости.

— Арадия, ты опять убедила меня, что мои догадки верны. — Инквизитор протянул открытую ладонь. — Кровь и волосы Лилит! Я жду.

Двери с треском распахнулись. Инквизитор вскочил на ноги, повернулся лицом к стоящему на пороге. Они замерли, словно два зверя, готовые к броску. С минуту длилась дуэль взглядов. Инквизитор покачнулся, застонал сквозь сжатые зубы, тело его дернулось, словно стоящий в пяти метрах от него человек умудрился жестко ударить в живот. Инквизитор стал проседать на ногах, корчась от невидимой силы, вдавливающей его в пол. Не выдержал, рухнул навзничь.

Человек, одетый во все черное, скользящей походкой подошел к столу. В этот момент он попал в кадр, и Максимов смог хорошо рассмотреть его лицо. Что-то восточное в чертах, длинные черные волосы.

Ведьма выла, суча руками по столу, комкала и рвала карты. Человек схватил ее за волосы, поднял измятое, заляпанное потекшей тушью лицо к свету. Как бич, резко прозвучала пощечина. Ведьма застыла, широко распахнув рот.

— Кто это? — холодно спросил человек.

— Стражник… Стражник Севера! — прошептала ведьма, тихо заскулила, скривив губы. — Стра-а-а…

Человек толкнул ее в кресло, повернулся лицом к камере.

— А вы куда смотрели?! — Он явно обращался к тем, кто сидел в каморке за мониторами. Ответа не последовало.

— В чем дело, Хан? — раздался женский голос у двери.

— Иди в машину, Ли, я сам разберусь.

— Что здесь произошло? — Голос ее звучал резко и требовательно.

— Мышеловка сработала, — коротко ответил тот, кого назвали Ханом.

— Я слышала, она назвала его Стражником. Это так?

— Возможно. Тебе лучше подождать в машине, Ли.

— Не зря сюда гнала, сердцем чувствовала, с Маргаритой что-то случилось. Как она?

— Шок.

Хан исчез из кадра, и стал виден прямоугольник дверного проема с вписанной в него фигурой молодой женщины.

Зацокали каблучки. Женщина подошла к лежащему на полу Инквизитору. Темный контур ее фигуры попал в полосу света, но в кадре уместилось лишь тело и правая кисть, выглядывающая из рукава пиджака в черно-белых «леопардовых» пятнах.

— Хотел увидеть Лилит, да? — Судя по движению тела, она ногой повернула голову Инквизитора. — Так что же ты не смотришь?

В то мгновение, когда она начала склоняться над телом Инквизитора и ее лицо вот-вот должно было попасть в кадр, на экране зарябили мелкие полосы. Очевидно, Хан, войдя в каморку, отключил видеомагнитофон.

Максимов нажал кнопку на пульте, отмотал запись назад, остановил стоп-кадром момент, когда Лилит склонялась над телом Инквизитора.

— Шерше ля фам, — пробормотал он. — Как, кстати, «шерше» в прошедшем времени? — Конвой вскинул голову, посмотрел на хозяина. — Не к тебе обращаюсь, пес. Откуда тебе знать!

«Инквизитор нашел ее. До сих пор не ясно как, но он это сделал. Максимов, задумавшись, машинально теребил пса за загривок. — Накрыл всех одним выстрелом: и старуху, и Лилит, и того, кто ее охраняет. Теперь понятно, почему старуха принесла Инквизитора в жертву. Сила в нем была колоссальная. Двух охранников не метелил, как я, а просто вырубил энергетическим ударом. И старуху раздавил, как танк жабу, даже квакнуть не смогла. — Он на секунду вспомнил подвал дачи, вспоротую грудь, красный ком сердца на серебряном подносе, и пальцы замерли, сжав густую собачью шерсть. — Если бы не видел все своими глазами, запись можно было бы принять за плохой любительский „ужастик“. Странно, ни во что не верим, пока не прольется кровь».

Он вглядывался в женщину на экране. Лет двадцать, может, чуть больше. Тонкая кисть, гибкое тело под темной одеждой. Черные брюки, черная шелковая майка под легким пиджаком.

Максимов рывком встал на ноги.

— Пес, остаешься дома!

Он стал быстро натягивать одежду. Все время косился на молчащий телефон. До сих пор Орден на связь не вышел. Это давало право действовать самостоятельно.

Сильвестру

Я ее нашел. Материалы оставил в «почтовом ящике». Срочно группу силового обеспечения. Личный контакт на Патриарших прудах.

Олаф

Ночной ветер тревожил поверхность черной воды, размазывал отражения светящихся окон, отчего казалось, что по пруду снуют огненные змеи. Максимов с трудом оторвал взгляд от их завораживающего танца. Несмотря на поздний час, город, казалось, и не собирался засыпать. На всех скамейках чернели силуэты людей. В основном пары. Только в центре аллеи, там, где было больше света, горлопанила подвыпившая компания, Максимов занял последнюю скамейку, на которой, если верить Булгакову, состоялось явление Дьявола в советской Москве. Впечатлительные и начитанные граждане не могли не увековечить память столь знаменательного события. За спиной Максимова нудно ныла скрипка, выжимая слезу у поздних посетителей кафе «Мастер и Маргарита».

На память пришло, что, если верить роману, где-то здесь покатилась голова однофамильца великого композитора, усомнившегося в существовании Рогатого.

«Совпадение или неизвестный мне обряд?» — подумал Максимов, вспомнив катящийся по траве шар — отсеченную голову.

Сигарета в его руке дрогнула, вслед за яркой картинкой, возникшей из памяти, как стоп-кадр, тело само собой вспомнило движение: круговой взмах косы, удар, темный шар на черной траве…

Ни угрызений совести, ни сострадания он не почувствовал. Стоило лишь вспомнить Инквизитора, распятого внутри магического круга, с разорванной грудью, и красный комок сердца на серебряном блюде, как все стало на свои места.

«Любой поднявший на тебя оружие, вне зависимости от пола и возраста, враг. А врага надо убить, и точка. И мне глубоко наплевать, какими они были в детстве. На всю эту ерунду о комплексах травмированной детской психики, нехватку игрушек и рыбьего жира! Папа-алкоголик, мама-истеричка, сестра — слово из пяти букв, и во всем общество виновато! Цивилизация, мать вашу… Больше всего цацкаемся с упырями и душегубами. Да в любом недоразвитом племени их по счету раз на куски разорвали бы, потому что не люди и не звери, а нежить! — Он отбросил окурок в темноту, брезгливо потер пальцы. — Мразь. Ладно, успокойся, лично ты еще смертную казнь не отменял. А что думают об этом остальные, наплевать. Как и им на меня».

Он давно усвоил немудреную истину: хочешь жить долго, не позволяй себя убивать. Ни оружием, ни нуждой, ни скандалами, ни ревностью и ни завистью. Хочешь — уходи от схватки, хочешь — бей насмерть, но никогда и никому не позволяй себя убивать. Ты не для того родился, чтобы поить своей кровью нечисть.