Образовалось короткое расстояние между его флангами, откуда можно было начать окружение наших войск. Но тогда мы недооценили опасность и спокойно начали готовиться к весенне-летней операции. Основные силы на этом направлении у нас составляли 6-я армия под командованием Городнянского и 57-я армия, куда мы назначили новым командующим Подласа[80]. Это был очень интересный человек и с интересной судьбой. Его жизнь сложилась трагично... Я уже упоминал, что во время Хасанских событий он находился на Дальнем Востоке и действовал там против японцев. Ему не повезло: приехал туда Мехлис, и Мехлису он не понравился: тот посчитал его предателем и изменником. Его сняли с должности и посадили в тюрьму. Выпустили его, когда началась война. К нам он явился, когда мы еще были в Киеве. Он пока не был переаттестован и носил старую форму с ромбами на петлицах. Сначала, когда он представился и назвал свою фамилию, я спросил, кто он по национальности? Дело в том, что фамилией недостаточно была выражена его национальность. "Я украинец из Брянской области", - отвечает. Мы его использовали сначала для поручений.

Это очень организованный человек: куда его ни посылали, он всегда толково разбирался в деле и произвел очень хорошее впечатление. В результате его назначили теперь командующим 57-й армией. Армия эта была укомплектована неплохо, потому что к моменту ее формирования мы получили для нее дополнительно дивизию и несколько маршевых рот и батальонов. Кроме 6-й и 57-й армий мы создали там довольно сильную армейскую группу. Командовать назначили генерала уже в летах, старого вояку Гражданской войны. Фамилию его я не помню сейчас. Он погиб. Остался в окружении и погиб[81]. С ним был подросток, его сын. Он тоже погиб. Кроме того, мы получили тогда танковые бригады и противотанковые бригады. Все, что потому времени могли нам дать, дали, хотя и далеко не все, что мы просили. Мы согласились проводить операцию и с этими средствами. Да и никогда ведь Верховное Главнокомандование не удовлетворяло фронты полностью силами и средствами для проведения той или иной операции. Всегда одна сторона просит как можно больше, а другая сторона дает меньше.

Начало своей операции мы планировали на апрель. К тому времени земля подсохла, и можно было использовать дороги. Мы много раз выезжали в войска вместе с Тимошенко, заслушивали на месте командующих 6-й и 57-й армиями. На данную операцию мы возлагали большие надежды, так как были подбодрены удачным наступлением в конце гола на Ростовском направлении, операциями в районе Ливен, Ельца и, главное, победой под Москвой. Мы не сомневались, что и эта операция пройдет у нас удачно. Когда был назначен день начала наступления, мы с Тимошенко обсуждали, где будем находиться сами. Я предложил расположиться у Городнянского, в штабе 6-й армии. Это был пункт, наиболее глубоко вклинившийся в немецкую оборону в результате зимнего наступления. Тимошенко предложил другое: "Нет, я считаю, что не следует туда идти. У нас две группировки: южная главная, сильная, а другая - севернее Харькова. При охвате клещами Харькова оттуда затруднено будет иметь связь с северной группировкой". Поэтому он сказал: "Давай мы все-таки останемся в Сватово, на старом командном пункте. Отсюда нам будет проще связаться с той и с другой группировкой. А на участок 6-й армии пошлем влиятельного представителя командования, например, члена Военного совета Гурова".

Был такой очень хороший военный товарищ. В Сталинграде он потом стал членом Военного совета у генерала Чуйкова. Заняв с Чуйковым Сталине, он умер. Ему там поставлен памятник[82]. Операция началась весьма удачно. Мы быстро взломали передний край противника, и наши войска двинулись вперед. Но нас озадачило, что против ожиданий мы слишком легко преодолели этот передний край. Мы вскоре убедились, что против нас почти нет вражеских сил. Следовательно, мы сами лезли в какую-то расставленную нам ловушку. Начали мы обсуждать, какая сложилась ситуация? Противник имел, видимо, какие-то свои планы, поэтому его войск и не оказалось перед нашим лобовым ударом. Дело в том, что противник тоже готовился к весенне-летней кампании. Мы предположили, что противник сосредоточил свою группировку на нашем левом фланге, на участке, который входил в состав Южного фронта в районе Славянска, и ждали, что отсюда он ударит нам во фланг. Это было очень опасное направление. Стало ясно, что не случайно немцы, несмотря на большие потери, твердо защищались зимой и не уступили в этом районе ни одного населенного пункта. Видимо, уже тогда они имели свой план ликвидации ударом во фланг выступа, который мы образовали в ходе зимней кампании. Главный контрудар нависал с юга. Мы решили приостановить наше наступление, потому что оно отвечало планам врага: чем глубже мы будем вклиниваться, продвигаясь на запад, тем больше растянем линию фронта и разжижим свои войска, ослабим и обнажим свой левый фланг и создадим условия для более легкого прорыва немцев, для окружения и уничтожения наших войск. Итак, мы остановили наступление, отдали приказ перебросить на юг танковые и противотанковые бригады, артиллерию.

Одним словом, стали перекантовывать свои войска на открытый врагу левый фланг. Мы считали, что это единственная возможность отразить его, единственно правильное решение при сложившихся обстоятельствах. Севернее же Харькова пока ничего нового не предпринимали и продолжали там операцию. Но она успеха не имела. Да, мы раскрыли замысел противника, но, к сожалению, поздно. Пришлось принимать меры, чтобы застраховать себя от флангового удара, приостановить наступление и перегруппировать противотанковые части, танки и артиллерию на левый фланг. Это было для нас необходимо, так что среди нас и споров не возникало на этот счет. Не помню, кому принадлежала инициатива в организации всей операции.

Потом Сталин обвинял меня, говорил, что инициатива была проявлена мной. Не отрицаю. Возможно, это я проявил инициативу. Я Сталину отвечал: "А командующий? Мы же вместе с командующим принимали решение". - "Ну, командующий вам поддался". "Командующий поддался? Вы же знаете Тимошенко. Тимошенко - очень трудный по характеру человек, и чтобы он вдруг согласился с другим, если придерживается иного мнения? У нас, как говорится, решение было принято тихо и гладко". Да, командующий был того же мнения, что и я. Штабные работники и начальник оперативного отдела штаба Баграмян тоже были такого же мнения. Баграмян и разрабатывал в деталях операцию. Она рассматривалась потом в Генеральном штабе и там тоже была одобрена. Так что это был плод размышлений не только руководства Юго-Западным направлением: решение было апробировано и специалистами Генерального штаба. Здесь сложились единая линия мероприятий, единое понимание дела и единая вера в успех. И вот мы прекратили проведение операции и стали предпринимать шаги к построению обороны. То есть от наступления перешли к обороне. Отдали необходимые распоряжения, и я пошел к себе. Это было, наверное, часа в три утра. Стало светать. Пришел я к себе, но еще не разделся, как вдруг открывается дверь, заходит ко мне Баграмян, очень взволнованный, и говорит: "Я к вам, товарищ Хрущев". Он был так взволнован, что даже заплакал. "Вы знаете? Наш приказ о переходе к обороне отменен Москвой. Я уже дал указание об отмене нашего приказа". - "А кто отменил?" "Не знаю, кто, потому что с Москвой разговаривал по телефону маршал.

После окончания разговора он отдал мне распоряжение отменить наш приказ, а сам пошел спать. Больше маршал ничего не сказал. Я совершенно убежден, что отмена нашего приказа и распоряжение о продолжении операции приведут в ближайшие дни к катастрофе, к гибели наших войск на Барвенковском выступе. Я очень прошу вас лично поговорить со Сталиным. Единственная возможность спастись, если вам удастся убедить товарища Сталина утвердить наш приказ и отменить указание об отмене нашего приказа и о продолжении операции. Если вам не удастся это сделать, наши войска погибнут". В таком состоянии я Баграмяна еще никогда не видел. Он человек разумный, вдумчивый. Он нравился мне. Я, как говорится, просто был влюблен в этого молодого генерала за его трезвый ум, его партийность и знание своего дела. Он человек, я бы сказал, неподкупный в смысле признания чужих авторитетов: если не согласен, то обязательно выскажет это.