— Мне показалось или ты говорила, что у тебя есть еще один презерватив? Она печально покачала головой:

— Он в моей комнате.

— Тогда пойдем в твою комнату! Джоанн лукаво усмехнулась:

— При одном условии: я покину это место первой.

— Я не заставлю себя ждать. Честно говоря, я и сейчас с трудом сдерживаюсь. Джоанн решительно поднялась.

— Что ж, пошли.

Эндрю выпрямился, притянул ее к себе и поцеловал, а затем отпустил, чтобы она могла одеться.

Он хотел помочь ей, но оказалось, что тонкости женской одежды не по нему. Лифчик, трусики… Решив не возиться с ними, Эндрю рассовал их по карманам ее штанов, которые она успела натянуть на голое тело. Джоанн связала полы рубашки вместе и теперь была готова идти.

Проведя ладонью по волосам, Джоанн стряхнула соломинки и решила, что может показаться на публике. Бросив взгляд на Эндрю, она увидела, что тот заправляет рубашку в брюки. Потом он натянул сапоги и поднялся.

Джоанн констатировала:

— Любой, увидев нас, без труда догадается, где мы были и чем занимались. Его рот раздвинулся в улыбке.

— Ну и пусть.

Она вздохнула и выглянула наружу.

— Я иду первой. Через двадцать минут придешь в мою комнату. Хорошо?

Лицо Эндрю скривилось в удивлении:

— Двадцать минут? Так долго?

Она взглянула на него с состраданием:

— Сократим их до десяти. Джоанн пошла к выходу, он догнал ее, но она вывернулась из его рук и усмехнулась:

— Мы же скоро увидимся! Эндрю зарычал.

Никто не видел, как они пересекали двор и пробирались в ее комнату. Никого нигде вокруг не было.

Джоанн открыла ему дверь; холл тоже пустовал. По внутреннему телефону она заказала ужин, который должен был быть доставлен через час.

Она улыбнулась Эндрю. Это была улыбка Чеширского Кота.

— Ну как, готов повторить? — поинтересовалась Джоанн.

— О, да!

— Ты возмутительно похотлив. Как это тебе идет!

С восхищением глядя на нее, Эндрю спросил:

— Как меня угораздило встретить тебя?

— Миссис Кипер послала за мной. Я должна была укротить твой нрав. Ты был настоящей бестией, когда я приехала. Узнав тебя поближе, я тут же отказалась от своей миссии.

— Счастлив, что ты успела уехать.

— Я не поняла, то ли ты сексуально голоден, то ли попался в женскую ловушку.

Эндрю подумал, покрутил головой и, рассматривая ее в этакой театральной манере, ответил:

— Поживем — увидим!

Это вызвало ее смех. Они вообще все время смеялись. И все время разговаривали. Когда подошло время доставки ужина, Джоанн спрятала Эндрю в холл у двух шкафов, между комнатой и ванной, и закрыла дверь в комнату.

Джоанн одобрила блюда. Официант прокомментировал:

— Вы, должно быть, проголодались? А она ответила:

— Это был длинный день. Я, наверное, потом сразу лягу спать.

При этом ей удалось сохранить серьезную мину. Слышал ли официант короткий смешок внутри холла за закрытой дверью? Кто знает?

Когда официант удалился, Эндрю выбрался наружу и заявил:

— Ты очень порочна!

— Именно так. И поэтому я выбрала тебя. Ты нравишься мне. Ужасно мужественный, но тоже порочный.

Он вздернул подбородок и посмотрел на нее искоса, а затем сказал:

— Я не порочный, я необычный. Должен тебя уведомить, что я вырос в очень странном доме. Отец отправил меня в школу в Британию, предполагая, что я лучше выучусь английскому языку вдали от дома. Мы не общаемся.

— Как это глупо с его стороны.

Джоанн обернулась и увидела смотрящего на нее Эндрю. Он сидел в кресле в ее комнате. Его глаза жадно разглядывали ее. Он опять был полон желания.

Будет ли Эндрю так же внимателен, когда насытится? Или начнет избегать ее, когда перестанет нуждаться в ней?

Джоанн улыбнулась и спросила Эндрю:

— О чем ты думаешь?

Она отлично понимала, о чем он думает, только хотела знать, что и как он скажет. Его улыбка стала смущенной, он мягко сказал:

— Ты так добра. Джоанн засмеялась:

— Потому, что сейчас лягу с тобой в постель?

Не изменяя выражения лица, Эндрю ответил:

— Потому, что ты проницательна. Ты меня понимаешь. И говоришь то, что я хочу услышать. Раньше я никогда не задумывался, как вести себя с другими людьми. В Англии, в школе, я был не как все. У меня не было выбора — я был одинок. Потом решил путешествовать таким же образом, как это делали давным-давно. Меня никто не интересовал, да и я не был никому интересен. Даже моей семье. Сейчас не знаю, как жить дальше. Ты могла бы направлять меня по жизни.

Джоанн не прерывала его, ей стало интересно.

Эндрю сказал осторожно:

— Это очень страшно — оказаться совсем еще маленьким в чужой стране и быть… отличным от других.

Что же за люди его родители? — с раздражением думала Джоанн. Но, осуждая их, она понимала, что должна быть последовательной с Эндрю. Если она нужна ему, если примет его сторону, то автоматически станем врагом его семьи. А Джоанн хотела быть арбитром. Кем-то, кто придерживается нейтральной позиции.

Она начала задавать осторожные вопросы, чтобы лучше понять Эндрю.

— Насколько тебе удавалось принимать участие в общих играх?

— Преподаватели были внимательны, когда мы все играли, они следили за тем, что мы делаем. Но я слишком выделялся из общей массы — я был единственным янки. Каждого, кто прибывал из Америки, там называли янки. Этим меня обосабливали. — Помолчав, он задумчиво добавил:

— Никто не искал моей дружбы. Они не отвергали меня — просто не замечали моего присутствия.

— Учителя это видели?

— Нет, они были добры ко мне, разговаривали со мной, но там не знают чувства товарищества.

Сердце Джоанн сжималось от сострадания. Теперь она презирала его недальновидных родителей.

Девушка подошла к Эндрю, села ему на колени и запустила тонкие пальцы в его волосы. Дыхание Эндрю сразу же сбилось, с губ сорвался тихий стон.

— Почему ты это делаешь?

— Мне приятно тебя ласкать, — призналась Джоанн.

— А когда я кладу руку вот так, это будет лаской?

— О, в этом деле все хорошо, пока мы наедине, но если присутствует еще кто-либо, это уже будет непристойно.

— Значит, я буду непристоен?

— Точно. В остальное время ты должен находиться в трех футах от меня.[4] Он облизал губы.

— А я и не знал, что веду себя непристойно. Как нехорошо!

Его тон был насквозь фальшивым.

— Ха! — только и произнесла Джоанн. Эндрю никогда в своей жизни не дразнил женщин. Такая игра была внове для него. Он был очарован этим, самой ею и ее ответом. Ее сдержанностью, упреками и раскованностью. Ее приятным смехом, таким мягким и вкрадчивым.

— Мне нравится, как ты смеешься, — признался Эндрю. — Ты так нежна и терпелива, что…

Она выпрямилась:

— Терпелива? Я терпелива? Вздор! Я или согласна, или совсем не согласна, и…

— У дома пилота ты убедила меня послушаться Тома, не унижая меня. Ты отыскала слова, чтобы вежливо побранить меня и оставить за мной свободу выбора. Я никогда не забуду этого.

— Просто я поняла твое состояние. Эндрю вдруг спросил:

— У тебя были трудности с семьей?

— Нет. Но я была свидетельницей столкновений между близкими мне людьми, чего я никогда не смогу понять.

— Я так рад, что нашел тебя! — искренне воскликнул Эндрю.

— Ты не такой, как остальные мужчины. Помнишь, как мы встретились в первый раз? Как гуляли? Ты вел себя недружелюбно.

— Ты меня пугаешь! Она изумилась:

— Чем же я напугала тебя?

— Я не знаю, как с тобой обращаться. Она подняла брови и пожала плечами:

— Ладно, забудем, ведь в дальнейшем ты обращался со мной очень бережно, не так ли?

— Ты заметила?

Она засмеялась, ероша его волосы. Они целовались, тихо смеялись, затем переместились на ее кровать и снова были близки.

Несколько дней спустя, поздно вечером, когда Минна снова завивала кудри, Джон сказал: