О том, какого рода сырье предполагалось использовать для производства синтетических жиров, Шику стало известно из медицинской документации, на основе которой были составлены исходные данные о содержании жировых веществ в предназначенном для переработки материале. Но возмущен он был не столько как христианин, сколько как человек, понимающий толк в производстве синтетической продукции: основным исходным сырьем для нее должны служить минеральные, а вовсе не органические вещества!

Более успешны и плодотворны были эксперименты профессора, касающиеся ожогов третьей степени, а также обильных искусственных кровотечений и продолжительного замораживания.

И хотя работал он со слабым материалом, доставленным ему из молодежных и детских лагерей, — подопытные часто не выдерживали до конца всю программу эксперимента, — ряд статистических выводов профессора представлялся уже чем-то новым. Ведь не было еще случая в истории, чтобы кто-либо решился на подобную бесчеловечность только ради установления способности человека выносить самые чудовищные страдания.

Но что бы там ни было, профессор Виртшафт слыл хорошим лечащим врачом, замечательным диагностом и давал друзьям много полезных советов относительно того, как лучше сохранить самую величайшую для людей ценность — здоровье. Правда, о своем драгоценном здоровье он совсем не заботился. Много и жадно ел, пил, курил крепкие сигары и, будучи холостяком, человеком одиноким, был крайне неразборчив в отношении женского пола…

Если в годы первой мировой войны в лучших домах Германии с почетом принимали авиаторов вне зависимости от их происхождения и воинского звания, то ныне авиаторов сменили абверовцы: таинственная деятельность этих черных рыцарей, владеющих тайными способами ведения войны, окружала их заманчивым ореолом.

И когда баронесса представляла гостям Иоганна Вайса, мужчины крепко и многозначительно жали ему руку, а моложавая супруга Шика улыбнулась ему так нежно, застенчиво и многообещающе, что Иоганн даже на секунду сконфузился и не сумел сразу ответить на ее вопрос: как давно он решился отдать свою жизнь военному шпионажу, столь романтической, полной приключений профессии?

Помедлив, он скромно сказал, что, по его мнению, у лучших немецких разведчиков эти склонности обычно обнаруживаются еще в детстве. Мужчинам же он как бы вскользь заметил, что высшее офицерское звание составляет для сотрудника абвера некоторое неудобство, поскольку разведчик нигде и никогда не должен привлекать внимания к своей особе внешними атрибутами.

И все немедленно с ним согласились.

С герром Кранцем он поддержал беседу о скаковых лошадях, использовав те сведения, которые приобрел в спортивном динамовском манеже от своего инструктора, бывшего бойца Первой Конной армии.

С герром Шиком обменялся мнениями о значении химии. Когда-то Александр Белов увлекался химией, и это позволило ему пленить Шика своими познаниями в области переработки бурых углей.

Профессора Виртшафта Вайс заинтересовал сообщением о том, что уже древние египтяне совершали трепанацию черепа, — об этом он слышал от экскурсовода в Ленинградском Эрмитаже.

Вайс давно подметил одну любопытную и важную для него закономерность. К какому бы роду службы или общества ни принадлежали здесь немцы, они неукоснительно и благоразумно воздерживались от разговоров, касающихся их собственной деятельности и вышестоящих лиц данного круга, но все, что было за пределами этого круга, обсуждалось охотно, с всесторонней осведомленностью.

От сотрудников гестапо, например, он узнавал о руководителях абвера больше, чем от самих абверовцев. А его сослуживцы говорили о работе гестапо такое, чего никогда и никому не осмелился бы сказать ни один из сотрудников гестапо.

Эсэсовцы из числа лагерной администрации поведали Вайсу о своих связях с крупнейшими концернами Германии, которых они снабжают рабочей силой, и о тех колоссальных суммах, которые уплачивают финансовому управлению СС за подобные услуги различные фирмы. Что касается уполномоченных этих фирм, то они обычно жаловались Вайсу на службу СС.

Словом, почти каждый, с кем встречался здесь Вайс, охотно делился своими достаточно обширными знаниями о тайных делах других служб, тем более, что это было и безопасно: никакие законы, правила и уставы не предписывали хранить чужие тайны.

Вайс успешно этим пользовался.

Так, о строительстве новых предприятий он узнавал от лагерной администрации, а о создании новых лагерей — от представителей различных фирм, которые рассматривали лагеря как источники рабской рабочей силы и либо приближали свои новые предприятия к этим источникам, либо добивались от руководства СС, чтобы новые лагеря создавались поблизости от уже существующих предприятий.

Каждый из гостей баронессы представлял интерес для Вайса. Научный интерес, если можно так выразиться. Самого беглого знакомства с ними было достаточно, чтобы понять, как полно воплощали они в себе то, что составляло сущность строя, породившего фашизм.

Искренне, по-человечески заинтересовал Вайса только один гость баронессы — инженер-химик Карл Будгофт, работавший на ведущемся «ИГ Фарбениндустри» строительстве завода искусственного каучука.

Это был крупный специалист по производству синтетического каучука, в котором так остро нуждалась Германия. Будгофт принадлежал к числу необходимых рейху людей и поэтому держался совершенно независимо. Он мог позволить себе многое, зная, что едва ли кто-нибудь отважится хоть пальцем тронуть его.

Седовласый человек с моложавым лицом, нервозный, раздражительный, он был склонен к неосмотрительным, едким суждениям.

На вопрос, где он живет, Будгофт ответил:

— В паршивом провинциальном городишке Освенциме, который скоро прославится в веках как мировой центр работорговли.

— Скажите лучше, Карл, — спросил его профессор, — что нового вы собираетесь подарить науке?

Будгофт усмехнулся:

— Труд о влиянии тугих мундирных воротников на зрение солдат.

— Но это, скорее, медицинская проблема, — улыбнулся профессор. — Вы шутник, Карл! С вашим умом и знаниями, — льстиво добавил он, — вы давно могли бы подарить рейху что-нибудь исключительное.

— Профессор, — живо отозвался Будгофт, — я весь к вашим услугам. Желаете кислотные растворители для трупов умерщвленных вами младенцев? Какая будет экономия в топливе! Ведь вы, кажется, отправляете их в крематории?

— Вам не следует много пить. И, кстати, среди моих пациентов нет никаких младенцев. Вы все преувеличиваете.

— Преуменьшаете, вы хотите сказать?

— Бросьте, Карл! Каждый из нас делает свое дело.

— Делает, но по-разному.

Профессор, будто не расслышав, услужливо наполнил коньяком узкий сверху и широкий снизу бокал, который держал в ладонях Будгофт. Тот машинально сделал несколько глотков. На впалых висках инженера выступили капельки пота. Глядя на господина Шика, он спросил:

— Слушайте, господин Шик. Знаете, как называют военнопленных у нас на стройке?

— Если нарушение не носит очень злостного характера, кладут на козлы и отпускают ни в коем случае не свыше двадцати пяти ударов по мягким частям тела.

— А кто считает эти удары?

— Конечно, сам провинившийся.

— А если он после десяти — пятнадцати ударов теряет сознание?

— Делают перерыв.

— И кто должен потом продолжить счет?

— Он же.

— Но человек, едва придя в сознание, не способен считать.

— Естественно.

— И тогда его забивают насмерть?

— Солдаты действуют по инструкции, — напомнил Шик. — Считать обязан провинившийся, и он сам виноват, если не использует предоставленного ему права. — Спросил обидчиво: — Вас самого разве не пороли в школе? И отец не порол? Странно!

Чтобы предотвратить вспышку ярости Будгофта, Вайс предложил ему прогуляться по парку. Тот, несколько смущенный своей горячностью, охотно согласился.

Темные шеренги лип с култышками обрезанных ветвей, скорлупа льда на дорожках, тонкий, жалобный месяц…