Обратный путь, которым вел меня Дэвид, был несравненно проще и безопасней. Скромная лестница привела нас в коридор с каменным полом и стенами, покрытыми шелушащейся штукатуркой.

— Чтобы попасть на кухню, надо свернуть сюда, — сказал Дэвид, показывая большим пальцем направо. — Кладовые и чуланы находятся с противоположной стороны. Сейчас все эти помещения пустуют. А вот здесь... — Он открыл одну из дверей. — Здесь находится мой дворик для физических упражнений.

Это действительно был небольшой внутренний двор, огороженный высокими стенами и заросший сорняками. Несколько диких роз поднимались, цепляясь за выступы на неровных стенах. Полусгнившая деревянная скамейка была единственным свидетельством того, что здесь когда-то отдыхали люди.

— Представляю, как вы можете здесь разогнаться, — проговорила я, продолжая разглядывать дворик. — Вы хотите сказать, что это единственное место на вилле помимо кладовок и чердака, где вам позволяют появляться в дневное время?

— Ага, теперь в вас взыграло демократическое негодование, милая леди. Я нахожусь здесь только благодаря любезности графини и не могу претендовать на многое и диктовать свои условия. Уверяю вас, мне совсем не так уж плохо: у меня есть комната над гаражом, неподалеку от ворот. Я могу приходить и уходить, когда мне вздумается. В любом случае, меня совершенно не тревожат ни хозяева, ни прислуга, у нас нет никаких взаимных претензий, чаще всего я сталкиваюсь с Альберто. — На его запыленном лице блуждала спокойная улыбка. Интересно, что сделал шофер, чтобы воспоминание о нем вызвало подобную реакцию на лице этого чудака, но Дэвид предпочел не углубляться в эту тему. — Вот эта калитка ведет в огород при кухне, — продолжал он свой рассказ. — Вы можете попасть в дом этим путем или обогнуть виллу и войти через главный вход.

— Благодарю вас. И спасибо за ваш рассказ.

— В любое время я к вашим услугам. — На его физиономии появилась широченная лучезарная улыбка. — Если вам вдруг станет тоскливо и одиноко, поднимайтесь ко мне, вы всегда сможете помочь в моих поисках.

— Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением. Если же вам вдруг надоест бегать по кругу в вашем дворике, тогда приходите к нам с Питом поиграть в футбол.

— Питом?

— Ох, я должна была сказать Пьетро. Графиня не любит, когда мальчика называют иначе, она вообще, похоже, терпеть не может американской привычки сокращать имена. В действительности он носит титул графа Морандини, но согласитесь, смешно и глупо называть десятилетнего мальчишку таким громким титулом.

— Вы хотите сказать, что в этом доме живет какой-то мальчик? Ребенок десяти лет?

— Вы разве никогда не встречались с ним и даже не видели его ни разу?

Дэвид отрицательно покачал головой.

Дэвид упрямо описывал круги по своему крошечному садику, когда я наконец покинула его. Четыре круга равнялись половине мили: он предварительно выяснил это с шагомером в руке.

Внимательно разглядев его при естественном освещении, я поражалась тому, как невелико на самом деле сходство между ним и моим погибшим мужем, как я могла так сильно ошибиться ночью, не понимаю. Он совсем не похож на Барта. У них было лишь примерно одинаковое строение тела, да и ростом они, похоже, не сильно отличались друг от друга: этого оказалось достаточно, чтобы до такой степени ввести меня в заблуждение. Даже когда Дэвид был с ног до головы покрыт вековой пылью, его каштановые волосы имели более светлый оттенок, чем у Барта; движения Дэвида не отличались грацией и артистической плавностью, присущими Барту. Когда Дэвид начал бегать по дорожкам своего дворика, он выглядел как высокая и длинноногая марионетка. Он напомнил мне Петрушку с жизнерадостным выражением на клоунском лице с огромным ртом. Мне почему-то представилось, что у него на носу обязательно должны быть веснушки. Возможно, они и были там, под всей этой пылью. Даже если Дэвида тщательно умыть, лицо его никогда не сможет привлечь заинтересованный женский взгляд, разве только любопытный. На Барта женщины всегда обращали внимание. Их интерес к нему нельзя было не заметить. Я вспоминаю то чувство удовлетворения, с которым ловила пристальный женский взгляд, обращенный в сторону мужа, когда мы с ним, держась крепко за руки, шли по улицам или входили в какое-то помещение, я всегда испытывала радость от мысли, что этот мужчина навсегда будет принадлежать только мне одной.

Я направилась в ту часть сада, где впервые встретилась с Питом, играющим в одиночестве в футбол. Там было тихо и пустынно. Ничего не указывало на то, что здесь гуляет ребенок — в густой и высокой траве не было забытых мячей или игрушек, с ветвей деревьев не свисало ни качелей, ни канатов, никаких колец или трапеций.

Неподдельное удивление Дэвида, когда он узнал о том, что в доме живет ребенок, оставило у меня неприятный осадок. Это чувство было непонятно даже мне самой. Конечно, Дэвид мог посещать только строго определенные помещения в доме и один-единственный внутренний дворик. Почти все свое время он проводил, разбирая весь тот хлам, который веками скапливался на чердаках и в кладовках этого старинного дома. Ну не может же ребенок быть настолько незаметным, чтобы о его присутствии даже не подозревали. Возможно, большую часть дня он находится в школе. Может быть, когда я его встретила в саду в прошлый раз, у него были выходные, которые он проводил дома, а может, он вообще учится в интернате и приезжает на виллу только на уик-энд.

Я решила, что мне следует предпринять небольшое расследование, чтобы что-то узнать о Пите. Как уже высокомерно отметила Франческа, я была одета как раз для похода, а после визита в вотчину Дэвида моему туалету уже ничто не грозило. Кроме всего прочего, мне очень хотелось найти гараж, чтобы я могла в любой момент воспользоваться своей машиной, не прибегая к помощи Альберто. И, конечно, мне надо было заполучить обратно ключи от машины, если уж я собираюсь самолично распоряжаться ею.

Мне пришлось вернуться во внутренний дворик, где Дэвид занимался своими упражнениями. Он уже закончил пробежку и ушел; скорее всего, он направился на кухню к Розе, чтобы перекусить. Сквозь калитку, которую он мне показал, я заметила небольшой дворик, вымощенный булыжником, со старинными конюшнями у дальней стены. Видимо, конюшни были частью дома, а точнее, занимали нижний этаж бокового крыла здания. Бывший каретный сарай был постепенно переделан в современный гараж. Несколько помещений сразу за гаражом явно были заброшены. Похоже, дальняя часть этого крыла вообще не используется нынешними хозяевами.

Я не решилась пойти этой дорогой. «Мерседес» стоял во дворе, Альберто старательно занимался его полировкой. Солнечные зайчики отражались от хромированных частей машины, тщательно начищенных шофером до нестерпимого для глаз блеска. Да уж, похоже, эту работу он знал и любил, чего никак нельзя сказать о его отношении к собаке.

Мне вдруг стало интересно, где же держат этого пса. Судя по всему, он должен был быть где-то неподалеку, в пределах досягаемости своего повелителя. Я решила, что было бы неплохо найти его убежище до того, как я по небрежности или невнимательности забреду на его территорию. Знакомство с собакой не давало мне полной уверенности в ее добрых намерениях. Самым разумным было бы поинтересоваться у Альберто о возможной реакции пса. Вместо этого я тихонечко ретировалась и решила начать поиски самостоятельно. Они заняли у меня не так много времени. Еще не увидев нужное мне место, я определила его по запаху. Оно находилось недалеко от конюшен, в слишком опасной, на мой взгляд, близости от того маршрута, которым пользовался Пит, чтобы добраться до уголка сада, где он обычно играл. Собачья площадка была не просто голой и пустынной, она не была приспособлена даже для содержания собаки. Конура вряд ли могла служить укрытием, она была кое-как сколочена из самых разнообразных вещей, просто непонятно, как это сооружение вообще не разваливается от малейшего ветерка. Высота этой конструкции была около десяти футов. Внутри нее на цепи сидела привязанная собака. Узкий участок вытоптанной земли, обильно удобренной собачьими экскрементами, четко показывал границу безраздельных владений животного, в пределах которых оно могло разгуливать, насколько позволяла цепь. В данный момент собака спокойно лежала, положив огромную голову на сложенные передние лапы, рядом с пластиковой миской, которая примерно на полдюйма была наполнена несвежей мутной водой.