Когда я встретился глазами с Тревором, то выяснилось, что все это время он внимательно меня изучал.

— Неординарная натура... — сказал он. — Тонкая, глубокая... Жаль, что детство у нее было тяжелым — Феба заслужила лучших родителей.

— Вы, я вижу, питаете к ней слабость.

— Я люблю ее как дочь. Своих детей у нас с Элен нет, и мне следовало бы больше заботиться о Фебе. Впрочем, сейчас об этом говорить уже поздно.

— Это прошлогодние фотографии?

— Да, у меня есть, разумеется, и более ранние карточки Фебы, даже детские сохранились. Но я решил показать вам только самые последние — тут она больше всего на себя похожа. В детстве Феба была полнее.

— Она проводила вместе с вами прошлое лето?

— Всего несколько дней, в августе. У нас с женой есть коттедж на океане, возле Медсин-Стоуна. Предполагалось, что Феба проживет у нас дольше, но они с Элен что-то не поделили, и девушка уехала раньше времени. Я в ее отношения с теткой не вникал.

— Вы не помните парня, с которым она познакомилась в Медсин-Стоуне? Красивый такой, рыжеволосый.

— Я издали видел, как он плавал на серфинге. Мне-то самому серфинг категорически противопоказан. Они с Фебой и еще несколько молодых людей барахтались в волнах. — Последнюю фразу Тревор произнес с нескрываемой завистью.

— Но сами вы с ним не знакомы?

— Нет, Феба почему-то решила нас не знакомить. Думаю, что из-за этого у нее и возникли трения с Элен — девушка явно предпочитала его общество нашему.

— Вы что-нибудь про него знаете?

— Нет. На вид здоровый, красивый самец. Надо сказать, что Феба очень им увлеклась. Но чести лично познакомиться с ним меня, увы, так и не удостоили. А вам что-нибудь про него известно?

— Сегодня утром я беседовал с ним в Болдер-Бич. Он там учится.

— И все еще за Фебой ухаживает?

— Ухаживал, пока она не исчезла.

— Вы подозреваете, что он в этом деле замешан?

— Нет.

— А по-моему, подозреваете. — Тревор поедал меня глазами.

— Я всех подозреваю — это у меня профессиональная болезнь. Что же касается этого парня, то у него нет никаких мотивов для преступления и есть алиби.

— Вы, я смотрю, с пристрастием его допросили. Как его зовут?

— Бобби Донкастер, — ответил я и сменил тему: — На какой фотографии Феба похожа на себя больше всего?

С ловкостью карточного шулера Тревор веером разбросал фотографии по столу и, выбрав ту, где Феба была в белом платье, заметил, что с теннисной ракеткой она вышла ничуть не хуже. Я попросил фотографию Фебы с теннисной ракеткой и тут же ее получил.

— Чем еще могу быть вам — вернее, Фебе — полезен?

— Размножьте, пожалуйста, ее фотографии. Пусть у нас будет пятьдесят или даже сто штук — на тот случай, если Гомер Уичерли по-настоящему возьмется за дело.

— То есть?

— То есть воспользуется услугами сыскных агентств, средств массовой информации, объявит общегосударственный розыск — возможно даже, с привлечением агентов ФБР. Уичерли богатый человек, он может многое.

Тревор захлопал в ладоши:

— Прекрасно. Если возникнет необходимость, я все это ему организую. Так вы считаете, что следует объявить розыск?

— Подождем до завтра. Если бы мне удалось связаться с Кэтрин Уичерли, возможно, что-то бы прояснилось. Кстати, имя Бена Мерримена, агента по продаже недвижимости, вам что-нибудь говорит?

— Боюсь, что нет. — Тревор в задумчивости сдвинул брови. — Мне кажется, я видел рекламный щит с его именем на Камино-Реал. А зачем он вам?

— Это он занимается продажей дома миссис Уичерли, Может быть, Мерримен даст мне ее новый адрес. Завтра я сам с вами свяжусь, а сегодня вечером вы пойдете в местное отделение полиции, как договорились.

— Сразу же после вашего ухода.

Я понял намек и встал. Когда я шел через библиотеку, мне под ноги попалась жемчужина.

На карнизе каменного дома светились неоновые буквы «Бен Мерримен». Находился дом в одном из заброшенных районов города, среди покосившихся зданий, пустырей и дешевых лавчонок. Рядом располагалась ветеринарная лечебница, а на противоположной стороне улицы, по диагонали, — автостоянка с рестораном, забитая уцененными автомобилями и их владельцами.

Машину я решил запереть: на заднем сиденье в портфеле лежал пистолет, который обошелся мне в семьдесят пять долларов, а в перчаточном отделении — портативный магнитофон. Лаяли собаки. Пахло какой-то химией.

Сквозь запертую стеклянную дверь в тамбур виднелась еще одна — входная. Я постучал по стеклу ключами от машины, и вскоре внутренняя дверь открылась. При свете фонаря видно было, как в тамбуре выроста женская фигура и неуверенным шагом двинулась в мою сторону. Щелкнул замок, и стеклянная дверь распахнулась.

— Мне нужен мистер Мерримен.

— Нет его, — буркнула женщина.

— Вы не скажете, где он?

— Спросите меня что-нибудь полегче. Я сама уже битый час его жду. — Голос злой. — Вы клиент мистера Мерримена? — спросила она, смягчившись.

— Потенциальный. Меня интересует дом, продажей которого он занимается.

— А... понятно.

Она широко раскрыла дверь и включила свет. Это была блондинка лет тридцати в жакете из искусственной норки, такой же траченой, как и ее обладательница. Такие блондинки в чем-то сродни калифорнийским фруктам: они рано созревают, некоторое время — довольно, впрочем, недолгое — выглядят очень аппетитно, а затем падают в первую же подставленную руку. Память о былой красоте они бережно хранят всю жизнь.

Закрыв дверь, она задела меня плечом — то ли заигрывая, то ли просто потому, что выпила лишнего. Скорее второе: вместо духов блондинка обдала меня терпким запахом джина, Затем она расстегнула свою траченую норку и обольстительно улыбнулась. «Возьми меня, если ты мужчина, — говорила эта улыбка. — Все от тебя зависит». Так всю жизнь они и не могут избавиться от мучительного желания упасть в те самые руки, что когда-то раз и навсегда отучили их от трогательного и по-детски беспечного самолюбования.

— Теперь я на мужа больше не работаю, — сказала она, — но, раз его нет, справимся и без него. Сейчас у нас продается много прекрасных домов.

Блондинка подставила мне стоявший у письменного стола стул, при этом сама качнулась в одну сторону, а ее норковый жакет — почему-то в другую. Я сел. На пластиковой крышке стола лежали густой слой пыли и прошлогодний отрывной календарь.

Рядом с календарем было сложено несколько небольших блокнотов с фотографией плотоядно улыбающегося курносого человека в веселеньком галстуке. «Бен Мерримен, агент по продаже недвижимости. Выгодно и надежно», — значилось под фотографией.

— Много прекрасных домов, — повторила жена Мерримена, садясь напротив меня. Вид у нее был очень деловой, а вот поза довольно легкомысленная. — Какая именно недвижимость вас интересует, мистер...

Я достал бумажник и извлек оттуда визитную карточку, которую, не подозревая о моей профессии, вручил мне в Санта-Монике один страховой агент. На визитной карточке стояло: Уильям С. Уилинг-младший.

— Уилинг, — представился я. — Мне нужен большой, солидный дом, что-то вроде белого особняка в колониальном стиле, который сегодня попался мне на глаза в Атертоне. Судя по объявлению, занимается продажей этого дома ваш муж.

— Вы, наверно, имеете в виду дом Мандевилла на Уайтокс. За высокой каменной стеной.

— Совершенно верно.

— Мне очень жаль, — судя по выражению ее личика, ей и в самом деле было очень жаль, — но этот дом продан. Увы. Вы могли бы сделать ужасно выгодную покупку: владелец уступил несколько тысяч.

— А кто был владельцем этого дома?

— Некая миссис Уичерли. Роскошная дама, с деньгами. Бену она сказала, что отправляется путешествовать.

— Куда?

— Понятия не имею. — Миссис Мерримен смотрела на меня своими широко раскрытыми невинными глазами цвета спелой сливы. — Но вы ее даже не ищите — только время зря потеряете. Дело сделано, даже бумаги, кажется, подписаны. Новые владельцы не сегодня завтра из Окленд-Хайтс переедут. Прекрасные люди. Бен говорит, они без звука всю сумму наличными выложили. Ну да ничего, на этом доме свет клином не сошелся — есть и другие, ничуть не хуже.