Отель «Чемпион» мало чем выделялся среди окружавших его трущоб; это было узкое шестиэтажное здание конца прошлого века с закопченным каменным фасадом, в котором когда-то, должно быть, размещался почтенный семейный пансион и которое теперь имело вид второразрядной гостиницы, где можно снять дешевый номер без удобств — за удобства ведь надо платить — и где останавливаются либо на ночь, либо навсегда.
В гриль-баре по соседству пели хором «Старую дружбу»[3], а у дверей «Чемпиона» с суровым видом, будто от постояльцев отбоя не было, стоял небритый старик в выцветшем бордовом мундире. Увидав машину, он отделился от двери и мелкими шажками засеменил в мою сторону. Из-за старческих мозолей туфли у него были разрезаны в подъеме, да и сам он, маленький, высохший, с резким писклявым голоском, был похож на мозоль.
— Здесь стоянка запрещена, мистер. Если вам в отель нужно, заезжайте за угол — стоянка там. Хотите у нас переночевать?
— Почему бы и нет?
— Тогда — за угол и налево. Направо, впрочем, все равно нельзя: эта улица уже лет пять с односторонним движением. — Последнюю фразу швейцар произнес таким тоном, словно всю жизнь люто ненавидел одностороннее движение. — Машину лучше заприте, а вернуться в гостиницу можно переулком — так короче. Я включу свет над боковым входом. Взять ваш чемодан?
— Спасибо, он у меня легкий, — сказал я, а про себя подумал: «Легче не бывает».
Стоянка представляла собой прямоугольный дворик, со всех сторон окруженный высокими стенами опустевших на ночь контор. Прихватив с собой — исключительно для вида — портфель, я прошел переулком к боковой двери, где старик уже ждал меня. При ярком свете висящей над входом голой лампочки лицо его приобрело лимонно-желтый оттенок. Портфель он взял у меня как-то нехотя, словно на чаевые не рассчитывал.
В пустом холле за конторкой сидела женщина с глазами навыкате и дряблыми щеками. Она предложила мне на выбор комнату с ванной за два пятьдесят или без ванны — за два доллара. Ночевать мне здесь, по правде говоря, не хотелось — уж больно неуютный, жалкий вид был у этого заведения.
«Капитан, скорее всего, ошибся, а может, и обманул меня: едва ли миссис Уичерли могла остановиться в этой дыре», — подумал я и решил сначала попытаться что-нибудь про Кэтрин разузнать, а уж потом, если понадобится, коротать здесь ночь.
Женщина ощупывала меня своими выпученными глазами, мучительно соображая: то ли я слишком разборчив, то ли просто без гроша в кармане.
— Ну? Хотите с ванной за два пятьдесят или без ванны за два? Деньги вперед, — добавила она, метнув наметанный взгляд на мой потрепанный портфель, с которым застыл старый швейцар.
— Я готов заплатить вперед, но мне вдруг пришло в голову, что моя жена уже въехала в люкс.
— Ваша жена остановилась в «Чемпионе»?
— Должна была.
— А как ее... ваша фамилия?
— Уичерли.
Толстая женщина и небритый старик обменялись взглядами, значение которых осталось для меня неясным.
— Ваша жена недолго жила здесь, — вкрадчивым голосом сказала администратор, словно бы утешая, даже жалея меня. — Но сегодня вечером, всего час назад, она уехала.
— Куда?
— К сожалению, своего адреса она нам не оставила.
— Она уехала из города?
— Простите, сэр, но нам это неизвестно. — Судя по всему, администраторша говорила правду. — Комнату брать надумали или нет?
— Я возьму номер с ванной, — сказал я. — Всю жизнь мечтал принять ванну.
— Пожалуйста, — невозмутимо отозвалась она. — Я поселю вас в 506-м. Распишитесь.
Я поставил подпись Гомера Уичерли — в конце концов он же оплачивал расходы — и вручил администратору пятидесятидолларовый банкнот, разменять который оказалось делом непростым. Пересчитывая сдачу, я поймал на себе плотоядный взгляд швейцара.
Когда мы со стариком, поднявшись на пятый этаж, остались одни в комнате, он поднял окно и в ожидании — возможно, напрасном — чаевых сказал:
— Я, может быть, смогу помочь вам найти вашу супругу.
— Ты знаешь, где она?
— Я этого не говорил. Я сказал «может быть». Глаза и уши ведь у меня имеются. — Он ткнул пальцем в свой слезящийся глаз и подмигнул.
— Что же подсказывают тебе твои глаза и уши?
— Так прямо вам все и расскажи. Вы ведь ей как-никак муж, а я ей вреда не хочу. Она, бедняжка, и без того натерпелась. Да вы сами знаете, жена-то она ваша, не моя.
— Я ей тоже зла не желаю.
— И на том спасибо. Ей зла в жизни хватает. Впрочем, это вы тоже знаете, так ведь?
— Какая разница, что знаю я. Лучше расскажи, что ты знаешь!
— Я никому вредить не хочу. — Его подслеповатые глаза скользнули по портфелю, который он поставил на плетеную подставку у стены. — У вас там случайно пистолета нет? На ощупь вроде бы есть. А я стрельбы страх как не люблю.
— Никакой стрельбы не будет. Мне нужно только найти миссис Уичерли и поговорить с ней.
Я уже начинал жалеть, что решил выдать себя за Гомера Уичерли. Я-то надеялся, что таким образом кое-что узнаю про его жену, а на меня свалилась масса совершенно не нужных сведений.
— Вам пистолет не понадобится, — сказал старик, пятясь к двери. — Джерри Дингмен плохого не сделает.
— Пойми, я прихватил пистолет, потому что у меня с собой много денег.
— Правда? — Старик замер.
— Я готов заплатить тебе за информацию, Джерри.
Он опустил голову и уставился на свои разрезанные туфли, из которых, точно крупные картофелины, выступали распухшие пальцы ног.
— Мне пришел счет на пятнадцать долларов от доктора Броха, который лечит мне ноги, а заплатить нечем.
— Я этот счет оплачу, не беспокойся.
— Вот спасибо, сынок, — с чувством сказал швейцар. — И много ты мне заплатишь?
— Чем больше расскажешь, тем больше заплачу. Деньги у меня есть, ты же сам видел. Куда она поехала, Джерри?
— По тому, что говорилось, пока я укладывал вещи в машину, получается, что в отель «Гасиенда». Во всяком случае, она спросила своего спутника, хорошо ли там, а он ей ответил, что место хорошее, только далеко ехать, и это чистая правда. «Гасиенда» — роскошный курортный отель за городом, — пояснил старик.
— Стало быть, она поехала туда не одна.
— Эх, черт, проговорился. Вот что значит длинный язык.
— Опиши-ка мне ее спутника.
— Да я его толком не рассмотрел. В машине он сидел отвернувшись: не хотел, наверно, чтобы его видели. А до этого он поднялся к ней по черной лестнице, лифтом не воспользовался, да и в отель вошел потихоньку, не через центральный вход, а сбоку. Я сразу сообразил, что он у нас не живет, и пошел за ним следом — мало ли что он там задумал. Поднимается он по лестнице, стучится к ней, входит, слышу — он ее нежно так, нараспев, по имени называет. Ну, думаю, значит, все в порядке. Знаете, я даже подумал, что он и есть ее муж.
— Почему ты так решил? Из их разговора?
— Какой там разговор! Я слышал только, что он, войдя, назвал ее «Кэтрин» и голос у него вроде бы очень ласковый был. А потом дверь закрылась, и больше я ничего не слышал. Минут через двадцать она пошла выписываться, а он спустился к машине.
— Какая у них была машина?
— Новый «шевроле», кажется.
— А она охотно с ним поехала?
— Не то слово. Я ни разу не видал ее такой счастливой, как в тот вечер. Раньше-то она понурая ходила, как в воду опущенная. В жизни не встречал женщины несчастней.
— И сколько же времени она прожила здесь?
— Недели две. Честно говоря, странно было ее здесь видеть. Отель у нас вполне приличный, но такие, как она, обычно в нем не останавливаются. У нее ведь и туалетов полно, и чемоданы дорогие. Да вы это и сами знаете.
— А что она здесь делала, как по-твоему?
— Пряталась от вас, надо думать, — хмыкнул он. — Уж вы меня извините.
— Извиняю. И все же попробуй описать мне ее спутника.
— Сейчас, дайте вспомнить. Крупный мужчина, не такой, правда, как вы, но гораздо больше меня. Одет хорошо: темный пиджак, шляпа. Шляпу-то он на нос надвинул, а сам — я уже говорил — отвернулся, поэтому я его не разглядел.
3
Шотландская народная песня в обработке Роберта Бернса.