– Вот они. Как будто спешат.

Две фигурки выскочили из рощи и понеслись по долине. Они так явно торопились, что двое у самолета отложили инструменты и со все возрастающим интересом поджидали их.

Столь раннее возвращение Гибсона и Джимми свидетельствовало об их выдержке и самообладании. Довольно долго они стояли, уставившись на тропинку. На Земле в ней не было бы ничего особенного. Именно такие тропинки прокладывает скот в кустах или звери в лесу. Потому они и не обратили на нее внимания; но даже сейчас им хотелось как-то попроще ее объяснить.

…Гибсон заговорил первый – так тихо, словно боялся, что его подслушивают.

– Тропинка, Джимми. Откуда она могла взяться? Здесь никого раньше не было.

– Наверное, звери.

– Большие…

– Как лошадь.

– Или как тигр.

Они помолчали. Потом Джимми сказал:

– Ну, если дело дойдет до поединка, эта ваша лампа кого угодно удержит!

– Если у них есть глаза, – сказал Гибсон. – А вдруг у них какие-нибудь другие чувства?

Джимми изо всех сил пытался изобрести утешительные доводы:

– На Марсе никто не может бегать быстрее нас или выше прыгать.

Гибсону очень хотелось верить, что это заявление вызвано не трусостью, а благоразумием.

– Никакой опасности нет, – твердо сказал он. – Мы сейчас вернемся и скажем остальным. А потом решим, как пойти на разведку.

У Джимми хватило ума согласиться, но, пока они шли, он все время оглядывался. Среди его недостатков действительно не было трусости.

Им пришлось долго убеждать, что это не дурной розыгрыш. Все знали, почему не может быть животной жизни на Марсе. Дело было в обмене веществ: животные сжигают пищу намного быстрей, чем растения, и не могут жить в такой разреженной атмосфере. Биологи поспешили это доказать, как только исследовали жизнь на Марсе, и последние десять лет о животных не думал никто, кроме неизлечимых романтиков.

– Ну хорошо, вы ее видели, – сказал Хилтон. – Но ведь может быть какое-нибудь простое объяснение.

– Идите посмотрите сами, – сказал Гибсон. – Говорю вам, отличная тропинка.

– Иду, иду, – заверил Хилтон.

– И я иду, – сказал пилот.

– Минутку. Мы не можем идти все. Кто-то должен остаться.

Гибсон чуть не вызвался, но тут же понял, что никогда себе этого не простит.

– Это я ее нашел, – твердо сказал он.

– Кажется, назревает бунт, – заметил Хилтон. – Есть у кого-нибудь монета? Из вас троих пойдут те, у кого выпадет одинаковая сторона.

– Ну, охотнички, – сказал пилот, когда он один выбросил решку, – жду вас дома через час. Если задержитесь дольше, привезите мне марсианскую принцессу.

Несмотря на свой скептицизм, Хилтон отнесся к делу серьезней.

– Нас трое, – сказал он. – Так что бояться нечего. Но даже если не вернется ни один из нас, сидите тут и не ходите нас искать.

– Ясно… Буду сидеть.

Они пошли по долине к рощице. Гибсон показывал дорогу. Дойдя до водорослей, они легко обнаружили тропинку. Хилтон уставился на нее молча, а Гибсон и Джимми смотрели на него с выражением: «А что я говорил?!»

– Давайте вашу лампу, Мартин, – наконец сказал Хилтон. – Я пойду первым.

Спорить не стоило. Хилтон был выше, сильнее и тренированнее. Гибсон без возражений отдал свое оружие. Он пытался убедить себя, что животное, никогда не встречавшее человека, редко относится к нему враждебно; однако на свете было достаточно исключений из этого правила, чтобы сделать жизнь интересной.

Они прошли почти половину рощицы; тропинка раздвоилась. Хилтон повернул направо и скоро понял, что зашел в тупик – на полянку метров в двадцать диаметром. Все растения были срезаны или съедены – у самого грунта торчали только низенькие пеньки. Они уже снова начали давать побеги; по-видимому, таинственные существа оставили на время это место.

– Травоядные, – тихо произнес Гибсон.

– И умные, – сказал Хилтон. – Смотрите, корни оставляют. Пойдемте налево.

Через пять минут они вышли на другую полянку. Она была намного больше первой. Хилтон положил руку на лампу, а Гибсон ловким, хорошо отработанным движением вскинул камеру и стал снимать самые знаменитые фотографии в мире. Только после этого все трое принялись разглядывать марсиан.

В эту минуту развеялись прахом века фантазий и легенд о немыслимых существах. Ушли неоплаканными жуткие уэллсовы чудища и легионы кошмарных ползучих тварей. Заодно ушел миф о холодном, нечеловеческом разуме, бесстрастно взирающем на человека с легендарных высот и уничтожающем нас так же просто, как мы давим блох.

На полянке было десять существ, слишком занятых едой, чтобы обратить внимание на незваных гостей. Больше всего они напоминали очень толстых кенгуру. Почти шарообразные тела покачивались на длинностопных тонких ножках. Шерсти у них не было, а шкурка странно поблескивала, как полированная кожа. Слабые ручки, на вид чрезвычайно гибкие, находились там же, где и у людей, и заканчивались тоненькой кистью, маленькой, как птичья лапка, тоненькой и беспомощной. Шеи не было и следа, голова сидела прямо на плечах, а глаза были большие, светлые, с широкими веками. Носа тоже как будто не было. Зато был смешной треугольный рот с тремя зубами, которые быстро перетирали листья. Большие, почти прозрачные уши колыхались по бокам, иногда сворачиваясь в трубочки; и казалось, что они прекрасно улавливают звуки даже в этой разреженной атмосфере.

Самый большой был примерно с Хилтона, другие – намного меньше.

Марсианенка пришлось бы определить затрепанным эпитетом «резвый».

Росту в нем было меньше метра. Он восторженно скакал, пытаясь схватить самые сочные листья, и время от времени испускал тоненькие, визгливые, невыносимо трогательные крики.

– Как вы думаете, высоко они развиты? – наконец прошептал Гибсон.

– Трудно сказать. Смотрите, какие осторожные – не хотят губить растение. Конечно, это может быть инстинкт. Пчелы тоже умеют строить соты.

– Как они медленно передвигаются!.. Интересно, теплокровные они?

– А почему у них непременно должна быть кровь? С нашим обменом в таком климате не выживешь.

– Они уже нас заметили.

– Да. Большой знает, что мы здесь. Я видел, он на нас смотрит краем глаза. Вон как навострил уши…

– Давайте выйдем на открытое место.

Хилтон подумал.

– Не вижу, как бы они могли нам повредить, если бы даже захотели.

Ручки у них слабые. Правда, зубы… Пойдемте очень медленно. Если они на нас накинутся, я мигну лампой, а вы бегите. Что-что, а бегаем мы быстрее. Не похожи они на скороходов.

Они двинулись на полянку – медленно, чтобы не спугнуть. Теперь не оставалось сомнений, что марсиане их увидели. Они подняли на людей большие спокойные глаза, отвернулись и занялись более важным делом.

– Нету в них любопытства, – сокрушался Гибсон. – Неужели мы такие неинтересные?

– Эй, младший нас заметил! Чего это он?

Малыш марсианин перестал есть и смотрел на них с выражением, которое могло выражать все что угодно – от презрительного недоверия до надежды на угощение. Потом он дважды взвизгнул, на что один из старших неприветливо потрубил, и двинулся к заинтересованным зрителям.

Шагах в двух он остановился, не выказывая признаков ни страха, ни осторожности.

– Здравствуйте, – торжественно сказал Хилтон. – Разрешите представить вам моих друзей. Справа от меня Джеймс Спенсер, слева – Мартин Гибсон. Боюсь, я не совсем хорошо расслышал ваше имя.

– Сквик! – сказал маленький марсианин.

– Очень рад, Сквик. Чем могу служить?

Сквик протянул ручку и с интересом дернул Хилтона за куртку. Затем он подпрыгнул к Гибсону, который спешил запечатлеть на пленке этот обмен любезностями, и снова протянул любопытную ручку. Гибсон поскорей убрал камеру, протянул свою руку, и маленькие пальчики с неожиданной силой сжали ее.

– Общительный паренек, а? – сказал Гибсон, с трудом высвобождая руку. – Во всяком случае, не так замкнут, как его родные.