— Я купил ее у Макнила.
— Простите. — Он потянулся за плащом. — Я сейчас же уберусь отсюда.
— Не делайте глупостей. Куда вы пойдете? В этом городе вы не найдете ночлега, не выложив денег на бочку.
Вэл указал на вторую койку.
— Можете спать здесь, если не боитесь стрельбы.
— Что это значит?
— Мое имя Тревэллион, и кое-кто здесь меня недолюбливает. Они выслеживают меня и могут забрести сюда.
Дэйн Клайд пожал плечами.
— Толкните меня, когда начнется стрельба, — весело проговорил он. — Я так устал, что меня из пушки не разбудишь.
Вэл запер дверь, прикрутил фитиль фонаря и повесил плащ на гвоздь. Лачуга оказалась аккуратно прибранной, видно, о чистоте заботилась жена Макнила, пока окончательно не расхворалась.
— Вы давно ели?
— Давно.
Вэл приготовил кофе и пошарил в буфете. Ему повезло: он нашел шматок копченой свинины, от которого уже отрезали несколько кусочков, и немного старых сухарей.
— Не густо, — заметил Тревэллион, — да уж как-нибудь обойдемся. — Потом он повернулся к Клайду и спросил: — А что актер делает в Вирджиния-Сити?
— Я слышал, в здешних краях начался бум… Вот и подумал, что в городе, наверное, не хватает увеселений.
— Может статься, вы окажетесь правы. А что вы умеете делать?
— Играю в спектаклях, пою, владею почти всеми музыкальными инструментами. — Он снял галстук и отстегнул воротничок, аккуратно положив запонку на стол, чтобы потом без труда найти. — На самом деле, это единственное, чем я занимаюсь с удовольствием. Мой отец настаивал на том, чтобы я учился. Сам-то он получил классическое образование.
— Откуда вы родом?
— Из Дублина. Из Ирландии. Многие ирландцы переселились в Англию, и мы, как и другие переселенцы, стали ирландцами даже больше, чем те, кто остался на родине.
Тревэллион положил на стол золотую двадцатидолларовую монету.
— Это взаймы. Спать можете здесь.
— Бог ты мой, как это мило с вашей стороны! Я перед вами в долгу.
— Перестаньте. Отдадите при случае. Говорите, что поете? Тогда пойдите в салун Лаймана Джонса и скажите об этом — пусть они собирают деньги в кружку. Как вы и предполагали, здесь действительно почти нет развлечений.
— Весной появятся. Две или три труппы собираются приехать сюда на гастроли. Есть здесь театр?
— Нет. Им придется играть в загоне или на постоялом дворе, как во времена Шекспира.
Клайд удивленно посмотрел на него.
— О, вам это известно?
На следующее утро Тревэллион сидел в кондитерской за чашкой кофе, когда туда вошел Уилл Крокетт.
— Когда вы наконец надумаете работать у меня? А, Тревэллион?
— Никогда. А когда мы с вами станем партнерами, Крокетт?
Тот рассмеялся.
— Мне не нужен партнер. Самому-то едва хватает.
— Может быть, именно поэтому вам нужен партнер?
— Что? Что вы хотите этим сказать? — От веселого настроения Крокетта не осталось и следа. — Дела у меня идут отлично.
— Не сомневаюсь. Только, наверное, этого недостаточно. Я видел, какую руду вы добываете. Вы правильно заметили, она неплохая. Кто у вас управляющий, Крокетт?
— Я сам. А что?
— Сколько тонн вы добываете? Сейчас, например.
— Сейчас мы пока ничего не добываем. Элу Хескету понадобилось съездить по делам на побережье, и так как некоторые из наших рабочих уволились, мы решили закрыться на зиму.
— Если у вас есть деньги, чтобы платить рабочим, то лучше продолжить добычу руды, с тем чтобы весной приступить к отгрузке.
Уилл Крокетт задумчиво уставился в окно, раздраженный не столько тем, что сказал Тревэллион, сколько выводами, которые вытекали из его слов.
— Мне нужен хороший горняк. Эл — против. Говорит, что дела у нас и так идут прекрасно и что у него есть кое-какие планы. Только в добыче он разбирается хуже меня, хотя дела ведет отлично.
— Может, вам прислушаться к тому, что он говорит?
— Почему бы вам не зайти к нам и не взглянуть самому? Скажете мне, что вы обо всем этом думаете. А?
— Согласен. Только это будет стоить вам пятьдесят долларов.
— Пятьдесят до… — Румянец вспыхнул на лице Крокетта. — Вы хотите пятьдесят долларов только за то, чтобы пройтись по шахте?! Ведь это займет всего полчаса!
Тревэллион допил кофе и встал.
— До свидания, Мелисса.
Когда он ушел, Крокетт поднял его чашку и с грохотом поставил на стол.
— Поразительно! Пятьдесят долларов! Неслыханно!
— Вы же сами обратились к нему, Уилл! Ведь не он к вам пришел. Он никогда ни к кому не пойдет… во всяком случае, не пойдет просить. Но готов бросить свои дела, чтобы помочь кому-то, как помог мне. А когда пропал Джим Ледбеттер, он сразу же отправился на поиски.
— Чтоб мне провалиться, он же отличный горняк! Сколько людей говорили мне, что Тревэллион разбирается в добыче руды лучше всех! Он нужен мне.
Мелисса улыбнулась.
— Уилл, если он нужен вам, то вам лучше решиться и заплатить. Поймите одно: Тревэллиону, похоже, ничего не нужно. Я просто не представляю, что или кто его в действительности интересует.
Некоторое время Крокетт сидел молча.
— Мелисса, вы замечательная женщина. И действуете на меня успокаивающе. Когда бы я ни пришел сюда, всегда ухожу в хорошем настроении.
Она улыбнулась.
— Это кофе так действует. Сделать вам чашечку?
Несколько минут они молчали, потом она сказала:
— Уилл, если Тревэллион все-таки зайдет взглянуть на вашу шахту, не говорит об этом Элу Хескету…
Он удивленно поднял брови.
— Не говорить Элу? Но почему? Я и шагу без него не делаю! Он моя правая рука!
— Вы когда-нибудь высказывали предположение пригласить Тревэллиона взглянуть на шахту?
— Да, я предлагал нанять его. Насколько помню, Эл счел, что в этом нет необходимости.
— На вашем месте, Уилл, я бы заплатила Тревэллиону, пригласила его и выслушала бы его мнение, но только ни словом не обмолвилась об этом с Элом Хескетом.
Крокетт взял сигару и откусил кончик. С минуту он задумчиво смотрел на нее, потом зажег. Мелисса наполнила его чашку.
— Многие надеются разбогатеть здесь, Уилл. Поверьте, так оно и будет. И вы один из таких людей. Как и Джордж Хирст, вы твердо стоите на ногах и преуспеваете в своем деле. Но, понимаете… вы слишком легко доверяете… мне, Элу Хескету, кому угодно.
— Может быть, — пробормотал он, — может быть.
Тревэллион отправился на участок Макнила и начал работать. Он откидывал пустую породу и сортировал ту, которая подлежала отгрузке, раскалывал на части лучшие куски и промывал их, чтобы отделить серебро. Это, казалось бы, никчемное занятие все же вносило свою крохотную лепту в его доход и к тому же помогало ему изучить возможности жилы.
Поначалу ему показалось, что залежь понижается к западу, однако он решил проверить это и долго бродил по горным склонам или просто сидел где-нибудь на откосе, внимательно изучая покатость и изгибы выходивших на поверхность пластов. Несколько раз он видел, как другие проделывают то же самое, но все они, казалось, не имели ни малейшего понятия о том, что именно хотели найти. Возможно, надеялись обнаружить обнаженные пласты золотоносной породы, словно вылезшей из земных недр специально для них.
О Ваггонере он ничего больше не слышал.
Через две недели после происшествия с Ледбеттером Тревэллион напал на первый след. В этом ему помог Лэнгфорд Пил.
Пил вошел в кондитерскую, когда Тревэллион сидел там, пересек комнату и подсел к его столику. Мелисса принесла кофе.
— Пару дней назад, — начал он, — я ездил в Геную. Так вот, один тип продавал там одеяла. Целую кипу. Сейчас караваны через горы не ходят и в ближайшие месяцы не предвидятся. Вот я и подумал, что тебя это заинтересует.
— Узнал, кто торговал?
— Да. Как я и предполагал, он из шайки Сэма Брауна. Называет себя Кипом Хозером. Только недавно его видели в Коринне, но под другим именем.
— Надо съездить взглянуть на него.
Пил кивнул.
— Хочешь, поеду с тобой?