Сапожников заметно волнуется, от того слегка заикается и растягивает слова: «Потому что нижняя граница травм – это легкие повреждения автотранспорта. А площадь барабанной перепонки меньше, чем площадь поверхности автомобиля».
Все, слушавшие в тот момент эксперта, замерли, соображая, что с чем сравнивается при травмах: автомобиль с барабанными перепонками или перепонки с автомобилем.
Миронов: «Простите, я просто историк, можно попроще изложить?»
Судья грозно нависла над подсудимым, вольнодумно назвавшимся историком: «Миронов, все разговоры, не относящиеся к делу, не допускаются!».
Миронов повторно просит эксперта: «Объясните, пожалуйста, простым русским языком».
Сапожников огрызается зло: «Обратитесь за этим к судмедэкспертам».
Миронов терпеливо допытывается: «Я спросил, почему у водителя всего лишь оказались заложены уши вместо тех страшных диагнозов, которые Вы называли?».
Сапожников бормочет: «Страшные диагнозы я называл в принципе».
Миронов улыбается: «С учетом того, что автомобиль ВАЗ не имеет видимых осколочных повреждений, в то время как по материалам дела на высоте 10 метров на противоположной стороне дороги поврежден электрический провод, можете ли Вы предположить, что взрыв был направлен на людей, которые могли сидеть на электрических столбах?».
Сапожников протестует: «Такого в предоставленных мне материалах дела нет!».
Миронов: «Можно предположить, что взрыв был направлен против летающих на высоте 10 метров машин?».
Улыбка Миронова расслабила напряжение эксперта: «Если бы дорога являлась взлетно-посадочной полосой, тогда конечно. Если бы это был вертолет или летающая тарелка, то и они бы были поражены».
Миронов возвращает эксперта из мечты в реальность: «Так почему же на автомобиле ВАЗ не было осколочных повреждений?».
Сапожников вопросом на вопрос: «Откуда Вы знаете, что там не было осколков?».
Миронов простодушно разводит руками: «Прочитал протокол осмотра ВАЗа».
Судья пресекает новое вольнодумство: «Этот протокол снят как недопустимое доказательство!».
Спасибо судье, благодаря ее бдительности все присутствующие в зале поняли, что единственный протокол, который мог бы подорвать взрыво-техническую экспертизу, снят из материалов дела, хотя все расчеты ведутся именно по этому автомобилю. А БМВ, по которому только и можно судить о мощности и направленности подрыва, во взрыво-технической экспертизе при расчете массы взрывного устройства вообще не участвовал.
Вспомнив про БМВ и его всемирно известное фото со строчкой пробоин вдоль капота, Миронов задает свой последний вопрос: «Может ли осколок прыгать по капоту, как камушек – по параболе?».
Сапожников, похоже, тоже вспомнил эту загадочную картинку и снял с себя всякую за нее ответственность: «Не может. Он может только отрикошетить».
Итак, публично, в суде, представленный обвинением эксперт убеждённо заявил, что на капоте машины Чубайса не от осколков след, а, значит, эту строчку следов оставить могли только пули. И на том спасибо!
Очередь задавать вопросы эксперту перешла к Найдёнову: «Скажите, пожалуйста, правильно ли я Вас понял, что люди заранее принесли, установили взрывное устройство, замаскировали его в снегу. Так?».
Сапожников смутился: «Это не следует из материалов дела».
Найденов продолжает: «Правильно ли я Вас понял, что аккумулятор принесли на следующий день, чтобы проверить взрывную цепь. Так?».
Сапожников уже не спорит, он действительно только что об этом говорил.
Найденов подходит к главному: «Как Вы себе видите проверку электрической взрывной цепи уже снаряженного и замаскированного взрывного устройства?».
Эксперт-теоретик важно и назидательно поучает: «Взрывное устройство может быть как замаскировано, так и отмаскировано. Взрывное устройство отсоединяется от выключателя, к нему присоединяется лампочка, она загорается, тогда все снова соединяется».
Найденов насмешливо слушает и подводит итог: «И это все происходит утром на обочине оживленной трассы?».
Эксперт насупился, понимая, что спорол чушь: «Мне неизвестно, где это было».
Найдёнов: «Чем отличается имитация от реального подрыва на примере покушения на президента Ингушетии Евкурова?».
Сапожников надолго задумывается, чтобы и на этот раз не промахнуться: «Когда речь идет о бризантном взрывном веществе, какое тут количество взрывчатого вещества – роли не играет. Имитация подрыва тоже может повредить людям».
Понятно, что эксперт не ответил на вопрос Найденова, но он признал другое, не менее важное: имитация подрыва – это тот же взрыв, только малой мощности, чтобы не повредить объекту имитации покушения.
Найденов: «Вы рассчитывали массу заряда от места взрыва до автомашины ВАЗ?»
Сапожников с готовностью: «Да. Это пять-десять метров».
Найденов: «Мы можем Вам предъявить протокол описания места происшествия. Укажите конкретно, где это написано, я шестой год не могу найти».
Эксперт занервничал, запереминался у трибуны, стал заикаться сильнее: «В-в-все эт-то есть в у-уголовном деле».
Найденов смотрит на него испытующе: «А может, все-таки это Ваше предположение?».
Сапожников нервно замотал головой: «Н-нет».
Найденов: «Вербицкий говорил, что взрыв от его автомашины произошёл на расстоянии трех-пяти метров. На этом расстоянии какова была бы масса бризантного взрывчатого вещества?».
Сапожников вызывающе: «Можете подсчитать, формулы простые».
Найденов не обижается, да у подсудимых и нет такого права – обижаться, он двигается дальше: «Говоря о летальном исходе и баротравмах с тяжелыми последствиями, Вы исходили из расчета, что было подорвано от 3,5 до 11 килограммов тротила?».
Сапожников сквозь зубы: «Да».
Найденов: «Вы БМВ осматривали?».
Эксперт от неожиданности замялся: «Нет».
Найденов: «На месте происшествия были?»
Эксперт бурчит: «Нет».
Судья понимает, что допрос эксперта трещит по швам и торопливо перебивает Найдёнова: «Уважаемые присяжные заседатели, эксперт проводил экспертизу. Он отвечал только на те вопросы, которые были ему поставлены».
Адвокат Чепурная, защитник Ивана Миронова, подводит черту под только что высказанным экспертом: «Уточните: в основу Вашей экспертизы были положены лишь материалы предварительного следствия?».
Сапожников, весь бледный от напряжения кивает: «Да».
Чепурная: «Вам достаточно было этих материалов для полного и однозначного вывода?».
Эксперт мнется, понимая, что речь идет об отсутствии в его экспертизе анализа важнейшего вещественного доказательства – автомашины БМВ Чубайса. Пытается вывернуться: «Эксперт пользуется только теми материалами, которые ему предоставлены. Мне хватало информации».
Чепурная: «Тогда почему в Вашем заключении так много вероятностных и предположительных выводов?».
Сапожников выкручивается как может, уже не обращая внимания на то, что противоречит сам себе: «Если не хватает информации для категорического вывода, тогда делается вероятностный вывод».
Чепурная: «Тогда почему Вы говорите, что Вам хватало информации?»
Судья спешит на выручку эксперту: «Уважаемые присяжные заседатели, прошу вас оставить без внимания высказывания адвоката Чепурной относительно компетентности эксперта. Данный вопрос подлежит исследованию без вашего участия. В некоторых ситуациях эксперты могут давать только вероятностные ответы».
Вот тебе и наука, вот тебе и точность с объективностью в одном флаконе. «Вероятностные ответы» экспертизы - они ведь из цикла: «может, было, а может, и нет». Наш эксперт Сапожников мало того, что провел виртуальную экспертизу виртуального происшествия – по бумажкам и описаниям следователей, а сам не удосужился ни место происшествия осмотреть, чтобы удостовериться, что, где и как взорвалось, ни автомашины БМВ и Мицубиси оглядеть, чтобы убедиться в направленности взрыва. Все расчеты им делались по машине ВАЗ, протокол описания которой потом был предусмотрительно изъят из материалов дела. Расчеты велись по тому, чего в деле нет! Когда взрываются шахидки в московском метро, эксперты-взрывотехники мчатся на место взрыва наперегонки со скорой помощью и пожарными. Но почему-то в этот раз, в этом странном покушении на Чубайса, криминалисты сидели и ждали, когда им доставят те материалы, которые захотели доставить. У них даже фотографии броневика Чубайса, по словам самого Чубайса, не подлежащего восстановлению, не значатся в материалах, на которых основывалась взрыво-техническая экспертиза по делу о покушении на Чубайса! Впрочем, может быть, именно в этом и заключалась та помощь следствию, о которой в день покушения в своих интервью во всеуслышание говорил Чубайс, - в умелом и кропотливом направлении следствия и следователей, экспертов и дознавателей в нужное главному электрику русло.