Никогда еще, пожалуй, дамы не могли похвастать такими восхитительными прическами; мы видим плоды поистине сказочного мастерства: волосы завитые, уложенные, заплетенные в косы, взбитые над ушами, зачесанные назад, скрученные жгутом. Парижский гребень не уступит греческому резцу, а волосы парижанок куда покорнее, чем паросский или пентеликонский мрамор. Взгляните на эти прекрасные темные пряди, обрамляющие чистыми линиями бледное чело и схваченные, словно диадемой, витым шнурком, поддерживающим шиньон; взгляните на эту белокурую корону, которая, кажется, трепещет под любовным дуновением ветерка и окружает бело-розовое личико золотым ореолом! Оцените эти собранные на затылке узлы, локоны, витые косы, подобные рогам Амона или завиткам ионической капители! Разве сумел бы афинский скульптор или художник эпохи Возрождения расположить их с большим изяществом, выдумкой и вкусом?
По нашему мнению, нет.
Пока мы описали только форму, придаваемую волосам, что же будет, когда мы дойдем до прически в собственном смысле слова? Никакому искусству не достичь подобного совершенства. Цветы, в которых среди рыжих, зеленых, нежно-голубых лепестков дрожат капли росы, гибкие ветви, небрежно падающие на плечи, старинные монеты, жемчужные сетки, брильянтовые звезды, заколки с филигранью или бирюзой, золотые нити, вплетенные в волосы, невесомые и призрачные радужные перья, банты, похожие на пышные растрепанные розы, переплетения бархатных лент, легкая золотистая или серебристая газовая ткань, играющая в лучах света, кисти розовых кораллов, гроздья аметистов, ягоды рубинов, бабочки из драгоценных камней, стеклянные шары с металлическим отсветом, надкрылья жука-златки - одним словом, все, что только можно вообразить самого свежего, самого кокетливого, самого блестящего, служит украшением причесок, в которых вы не найдете ничего лишнего, ничего чрезмерного, ни вздорной тяжеловесности, ни смешной роскоши - только то, что гармонирует с формой и выражением лица; Венера Милосская, обрети она руки и одолжи ей современная дама модный корсаж, могла бы отправиться в свет, ничего не меняя в своей прическе! Какой комплимент для моды нашего времени!
Но как же быть с кринолином, спросите вы? Юбки на обручах, платья на пружинах, которые время от времени приходится отдавать в починку, словно остановившиеся часы, - кому не ясно, что такой наряд уродлив, дик, отвратителен, противен искусству? Мы, однако, иного мнения: у женщин есть резоны хранить верность кринолину, невзирая на бесчисленные шутки, карикатуры, водевили и оскорбительные выходки.
Женщины совершенно правы, предпочитая тем узким ножнам, в которые вдевали себя их бабушки и матери, юбки широкие, пышные, объемистые, заметные. Благодаря обилию складок, расширяющихся книзу, словно фустанелла вертящегося дервиша, талия становится изящной и тонкой; просторная юбка выгодно подчеркивает совершенства верхней части тела и придает всей фигуре пленительное сходство с пирамидой. Нагромождение богатых тканей создает своего рода пьедестал для бюста и головы, которые ныне, в эпоху, когда наготе нет места в обществе, сделались наиболее значительными частями тела... Посмей мы прибегнуть при обсуждении столь современного вопроса к мифологическому сравнению, мы сказали бы, что бальные туалеты наших дам отвечают всем требованиям олимпийского этикета. Олимпийских богов изображали с обнаженным торсом; от бедер до ступней их тела были укрыты пышными драпировками. Именно в память об этом современные дамы обнажают, выезжая в свет, шею, плечи и руки. Та же мода царствует и на острове Ява, где ко двору следует являться обнаженным до пояса.
Впрочем, шутки в сторону, перестанем хвастать ученостью и скажем просто, что молодая женщина, которая, причесавшись так, как мы только что описали, облачившись в декольтированное платье без рукавов, с двойными юбками или многочисленными воланами, увлекает за собой на балу волны старинного муара, атласа или тафты, кажется нам бесконечно прекрасной и одетой как нельзя лучше; признаемся, мы решительно не видим, в чем можно ее упрекнуть. К несчастью, у нас нет современных художников; те, кто по видимости живут в наше время, на самом деле принадлежат эпохам давно прошедшим. Дурно понятая античность мешает им почувствовать сегодняшний день. Они раз и навсегда затвердили одно-единственное представление о прекрасном, и современный идеал остается для них тайной за семью печатями.
Более серьезное возражение против кринолина - его несовместимость с современной архитектурой и меблировкой. В ту пору, когда женщины носили фижмы, гостиные были просторными, двери - двустворчатыми, кресла - широкими; кареты без труда вмещали даму в самой пышной юбке, а театральные ложи не напоминали, как нынче, ящики комода. Ну что ж! придется расширить наши гостиные, изменить форму мебели и экипажей, разрушить театры! Ничего другого нам не остается, ибо точно так же, как ни один художник никогда не отречется от своей манеры, женщины ни за что не откажутся от кринолинов, равно как и от рисовой пудры - другого предмета банальных нападок.
С тем редким чувством гармонии, которое их отличает, женщины ощутили противоречие между бальным нарядом и естественным цветом лица. Точно так же как умелые живописцы посредством легкой лессировки добиваются гармонии между человеческим телом и драпирующими его тканями, женщины высветляют свою кожу, выглядящую на фоне муара, кружев, атласа коричневато-серой, и сообщают ей единство тона, которого лишены даже самые очаровательные лица, ибо природа окрасила их в разные цвета, чередуя белый, желтый и розовый. Нежнейшая пудра позволяет придать коже слюдяной, мраморный оттенок и скрыть тот здоровый румянец, который в наши дни выглядит совершенно неуместно, ибо предполагает превосходство физических потребностей над потребностями духовными. Возможно даже, что женщин заставляет набрасывать на шею, плечи, грудь и руки этот легкий белый покров, смягчающий теплые, бесстыдные цвета нагого тела, не что иное, как смутное дуновение стыдливости. С помощью пудры формы живого тела приближаются к формам статуи; они очищаются и одухотворяются. Еще одна важная тема - обыкновение женщин подводить глаза, также нередко порицаемое: благодаря ему ресницы удлиняются, брови выгибаются дугой, глаза загораются новым блеском; женщина, подкрашивающая глаза, подобна прославленному мастеру, наносящему на полотно последние мазки. Мода всегда права.