Проповедь закончилась многозначительным молчанием. Наконец доктор Редпат, прочистив горло, своим вопросом заставил Меллинджера спуститься на землю.

— А Хинтон, сэр?

— Хинтон? Ах, да, Хинтон. — Меллинджер повернулся к ним с видом епископа, собирающегося благословить свою паству. — Будем рассматривать «дело Хинтона» как иллюстрацию к процессу самопроверки, как фокус нашей переоценки самих себя.

— И будем продолжать поиски? — настаивал Редпат.

— Разумеется. — На какое-то мгновение мысли Меллинджера утратили стройность. — Да, мы должны найти Хинтона. Он где-то здесь; его духом пропитан «Грин Хилл», эта гигантская метафизическая головоломка. Разрешите ее, джентльмены, и вы найдете тайну исчезновения Хинтона.

Несколько часов доктор Меллинджер в одиночестве кружил по ковру, время от времени поднося руки к едва горевшему камину. Языки пламени метались вокруг вытяжки, как его собственные мысли на периферии мозга. Наконец ему открылся выход из тупика. Он с самого начала был уверен, что сверхъестественное исчезновение Хинтона больше, чем просто вопрос плохого надзора за пациентами, и символизирует упущение, таящееся в самых основах лечебницы «Грин Хилл».

Следуя этим мыслям, доктор Меллинджер вышел из кабинета и спустился ниже этажом, где находилось административное отделение. Кабинеты были пусты, весь штат сотрудников отправился на поиски Хинтона. Иногда воздух лечебницы сотрясался от криков пациентов, требовавших завтрака. К счастью, стены были толстыми, да и цены, запрашиваемые лечебницей, были достаточно высокими, и не было нужды набивать больничные отделения до отказа.

Психиатрическая лечебница «Грин Хилл» (ее девиз и главное достоинство: «Тот холм зеленый далеко-далеко»[3]) была одним из учреждений такого рода, над которыми шефствовали привилегированные члены общества и которые одновременно выполняли функцию частных тюрем. В них содержались все те погубленные пороками несчастные родственники, чье присутствие в обществе было неприятным и весьма нежелательным: упорствующие матери сыновей-выродков, дряхлые тетушки, сохранившие свое девичество, престарелые кузены-холостяки, расплачивающиеся теперь за романтические грехи своей молодости, — короче говоря, брошенные за непригодностью рядовые армии привилегированного сословия. Что до опекунов «Грин Хилл» — их прежде всего интересовало, насколько надежно упрятаны пациенты, а лечение, если и проводилось вообще, заботило их меньше всего. Пациенты Меллинджера условно исчезли из мира, и, пока они оставались в этом преддверии ада, те, кто оплачивал счета, были довольны. Вот почему побег Хинтона мог обернуться огромными неприятностями.

Войдя в открытую дверь кабинета Норманда, Меллинджер окинул помещение любопытным взглядом. На письменном столе, ящики которого в спешке так и остались незапертыми, лежала тощая папка с документами и фотографией.

Несколько секунд Меллинджер рассеянно смотрел на эту папку. Затем, бросив неприметный взгляд в коридор, он быстрым движением подхватил папку под мышку и снова вышел на пустую лестницу.

Снаружи, из-за темных рододендроновых кустов, слышались голоса, и их эхо разносилось по всей территории лечебницы. Раскрыв папку на своем письменном столе, Меллинджер уставился на фотографию, которая случайно оказалась лежащей вверх ногами. Не переворачивая ее, он изучил ничем не примечательные черты лица. Прямой нос, симметричные щеки и лоб, чуть оттопыренные уши, но в этом перевернутом положении лицо казалось абсолютно лишенным индивидуальности.

И вдруг, когда он начал читать историю болезни, его охватило глубокое возмущение. Вся история с Хинтоном и его необоснованные претензии на реальность своего существования вызвали у Меллинджера отвращение до тошноты. Он отказывался верить, что какой-то сумасшедший с анонимной внешностью мог быть ответственным за всю сумятицу предыдущего дня. Неужели несколько листочков бумаги дают этой ущербной личности право на реальное существование?

Слегка вздрогнув от прикосновения к папке, Меллинджер взял ее кончиками пальцев и понес к камину. Отвернув лицо, он с облегчением услышал, как огонь заурчал и тут же затих.

— Мой дорогой друг, да входите же! Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились уделить мне время. — С этими словами доктор Меллинджер подвел доктора Бута к креслу у камина и протянул свой серебряный портсигар. — Есть одно небольшое дело, которое я хотел бы обсудить, и вы — почти единственный человек, кто может мне помочь.

— С удовольствием, господин директор, — заверил его Бут. — Это большая честь для меня.

Меллинджер сел за свой письменный стол.

— Очень любопытный случай — самый необычный из всего, с чем мне когда-либо приходилось сталкиваться. Это касается одного из ваших пациентов, как я полагаю.

— Могу я узнать его имя?

— Хинтон, — ответил Меллинджер и в упор посмотрел на Бута.

— Хинтон?!

— Вы удивлены? — продолжил Меллинджер, прежде чем Бут успел вымолвить что-нибудь еще. — Ваша реакция мне кажется очень любопытной.

— Поиски продолжаются, — нерешительно проговорил Бут, воспользовавшись паузой, которую сделал Меллинджер, чтобы коллега переварил его замечание. — Боюсь, мы так и не нашли абсолютно никаких следов Хинтона. Доктор Норманд считает, что мы должны поставить в известность…

— Ну, конечно, доктор Норманд. — Меллинджер вдруг заметно оживился. — Я просил его прийти, как только он освободится, с историей болезни Хинтона. А не кажется ли вам, доктор Бут, что мы, возможно, вообще ищем не того человека?

— Простите, сэр?..

— Действительно ли Хинтон тот, кого мы ищем? Интересно знать, не заслонили ли поиски Хинтона нечто более важное и значительное, загадку, которая, как я уже говорил, таится в самой основе «Грин Хилл» и решением которой мы все должны заняться немедленно. — Меллинджер, прежде чем продолжить, посмаковал собственные мысли. — Доктор Бут, давайте немного задумаемся над этой ролью Хинтона или, чтобы быть точнее, над всем комплексом частично совпадающих и смежных фактов, который мы определяем слишком общим термином «Хинтон».

— Над комплексом, сэр? В смысле диагностики?

— Нет, Бут. Я имею в виду феноменологию Хинтона, его абсолютно метафизическую сущность. Скажу яснее: не задумывались ли вы над тем, как мало нам известно об этом неуловимом пациенте, как скудны следы, которые он оставил, позволяющие судить о его индивидуальности?

— Мне нечего вам возразить, господин директор, — ответил Бут. — Я постоянно упрекаю себя за то, что не проявил большего интереса к этому пациенту.

— Нет, ну что вы, доктор! Мне ведь известно, как вы перегружены работой. В скором времени я собираюсь коренным образом реорганизовать «Грин Хилл», и, уверяю вас, ваша неустанная деятельность не будет забыта. Совершенно уверен, что одна из главных административных должностей подойдет вам как нельзя лучше.

Оставаясь сидеть в кресле, Бут выпрямился — разговор принял для него особый интерес, и доктор Меллинджер откликнулся на это выражение признательности неприметным кивком головы.

— Как я уже говорил, доктор, у вас много пациентов, и все они совершенно одинаково одеты, содержатся в одинаковых палатах и получают в основном одинаковое лечение. Удивительно ли, что они утратили свои индивидуальные черты? Откровенно говоря, — добавил он с лукавой улыбкой, — они и мне кажутся все на одно лицо. Клянусь, если бы доктор Норманд или вы сами сообщили мне, что поступил новый пациент — Смит или Браун, я бы автоматически представил себе человека с типичной для «Грин Хилл» внешностью: те же тусклые глаза, вялые губы, аморфные черты.