Сумерки спустились на землю раньше, чем мы успели дойти до перевала. День только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за моря, точно синий туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали на небе и освещали кучевые облака, столпившиеся на горизонте. В стороне шумел горный ручей, в траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
Я уже хотел подать сигнал к остановке, как вдруг один из казаков сказал, что видит огонь. Действительно, маленький огонёк виднелся в стороне около леса, шагах в трёхстах от дороги. Мы пошли туда. Это была китайская фанза. Собака своим лаем известила хозяев о нашем приближении. Два китайца вышли нам навстречу. В улыбках и поклонах их были страх и покорность, заискивание и гостеприимство. Китайцы предлагали мне лечь у них в фанзе, но ночь была так хороша, что я отказался от их приглашения и с удовольствием расположился у огня вместе со стрелками.
Обыкновенно после долгой стоянки первый бивак всегда бывает особенно оживлённым. Все полны сил и энергии, всего вдоволь, все чувствуют, что наступает новая жизнь, всякому хочется что-то сделать. Опять у стрелков появилась гармоника. Весёлые голоса, шутки, смех разносились далеко по долине.
Стояла китайская фанзочка много лет в тиши, слушая только шум воды в ручье, и вдруг все кругом наполнилось песнями и весёлым смехом. Китайцы вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонёк в стороне, сели на корточки и молча стали смотреть на людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их покой. Мало-помалу песни стрелков начали затихать. Казаки и стрелки последний раз напились чаю и стали устраиваться на ночь.
Я спал плохо, раза два просыпался и видел китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий лай. Но потом всё стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом пала на землю обильная роса. Кое-где в горах ещё тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я проснулся раньше других и стал будить команду.
Распростившись с китайцами, мы тронулись в путь. Я заплатил им за дрова и овощи. Манзы пошли было нас провожать, но я настоял на том, чтобы они возвратились обратно. Часов в девять утра мы перевалили через водораздел и спустились в долину Владимировки.
На этом маршруте следует отметить весьма интересные эоловые образования в виде гладко обточенных столбов, шарообразных глыб, покоящихся на небольших пьедесталах, в виде выпуклостей с перетяжками, овальных углублений и т. д. Некоторые из них поражают своей оригинальностью. Одни глыбы похожи на зверей, другие на колонны, третьи на людей и т. д. Образования эти заслуживают особого внимания потому ещё, что вблизи нигде нет песков, которые играли бы роль шлифовального материала. Высокий горный хребет, служащий водоразделом между реками Ольгой и Владимировкой, спускается к морю мысами и состоит из песчаников, конгломератов и серых вакк. Речка Владимировка имеет вид обыкновенного горного ручья, протекающего по болотистой долине, окаймлённой сравнительно высокими горами.
К вечеру отряд наш дошёл до её устья и расположился биваком на берегу моря.
В сумерки на западе слышны были раскаты грома. Мы стали ставить палатки, но опасения наши оказались напрасными. Гроза опять прошла стороной. Однако нас смутило другое явление. Как только погасла вечерняя заря, звезды начали меркнуть, и небо стало заволакиваться не то тучами, не то туманом. Прохладный ветерок тянул с суши на море, а мгла вверху шла в обратном направлении. Это бризы. В августе и сентябре на берегу моря их можно наблюдать почти ежедневно. На рассвете небо кажется серым. Туман неподвижно лежит над землёй в полгоры. Когда же солнце подымается над горизонтом градусов на пятнадцать, он приходит в движение, начинает клубиться и снова ползёт к морю, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Сперва это нас беспокоило. Всё казалось, что будет дождь. Потом мы привыкли к этому явлению и уже более не обращали на него внимания.
Весь следующий день был посвящён осмотру залива Владимира. Китайцы называют его Хулуай (от слов «хулу», что означает — круглая тыква, горлянка, и «вай» — залив или бухта).
Некоторые русские вместо Хулуай говорят Фулуай и производят его от китайского слова «фалу», что значит пятнистый олень. Это совершенно неправильно.
Залив Владимира (45053' северной широты и 135037' восточной долготы от о. Ферро — астрономический пункт находится на мысе Орехова) представляет собой огромный водоём глубиной до 12 метров, обставленный со всех сторон гранитными горами высотой в среднем около 230 метров. Он значительно больше залива Ольги и состоит из трёх частей: северо-западной — большой, юго-восточной — меньшей и средней — самой маленькой. Со стороны открытого моря залив этот окаймлён двумя гористыми полуостровами: Валюзека и Ватовского. Третий полуостров, Рудановского, находится в середине залива. Из упомянутых полуостровов наибольшим будет южный — Ватовского. Видно, что они ещё недавно были под водой.
Вокруг залива Владимира, около устьев впадающих в него речек, находится целый ряд небольших озерков с опреснённой водой. Эти озера и окружающие их болота свидетельствуют о том, что залив раньше глубже вдавался в материк. Потом вода была оттеснена, и суша сделала кое-где захваты. Самое большое озеро — южное. Оно величиной около 1-го квадратного километра и глубиной от 3 до 6 метров. Вследствие того что через него проходит река, оно быстро мелеет. Два озера с солёной водой на перешейках около полуостровов — тоже живые свидетели того недавнего прошлого, когда полуострова эти были ещё островами. Морской прибой постарался соединить их с материком.
Теперь уже можно предсказать и будущее залива Владимира. Море медленно отступает. Со временем оно закроет вход в залив и превратит его в лагуну, лагуна станет наполняться наносами рек, обмелеет и превратится в болото. По низине пройдёт река, и все речки, впадающие теперь в залив самостоятельно, сделаются её притоками.
Растительность в окрестностях залива Владимира ещё более скудная, чем около поста Ольги. Склоны гор, обращённые к морю, совершенно голые. В долинах берега рек, как бордюром, окаймлены ольхой (Alnus hirsuta Turcz.) и тальниками (Salix philicifolia L.). В тех местах, где деревья подвержены влиянию морских ветров, они низкорослы и имеют жалкий вид. Во всякой лощинке, которая защищена от ветра, развивается растительность более пышная, чем на склонах, обращённых к морю. Таким образом, по растительности можно судить о преобладающих ветрах в данной местности и указать, где находится море.
При входе в залив Владимира с левой стороны ниже мыса Орехова можно видеть какую-то торчащую из воды бесформенную массу. Это крейсер «Изумруд», выскочивший на мель и взорвавший себя в 1905 году. Грустно смотреть на эту развалину. Что можно было, то с «Изумруда» сняли, перевезли в пост Ольги и отправили во Владивосток, остальное разграбили хунхузы.
На берегах залива мы нашли несколько промысловых фанз. По кучам около них можно было сказать, чем занимались их обитатели. В одном месте было навалено много створок большого гребешка (Pecten maximus).
Некоторые кучи уже покрылись слоем земли и обросли травой. Это были своего рода маленькие «киекенмединги». Китайцы берут у моллюсков только одни мускулы, соединяющие створки раковин, и в сухом виде отправляют их в город. В Китае этот продукт ценится очень дорого, как лакомство.
Около другой фанзочки были нагромождены груды панцирей крабов (Puralithodes kamtschatica Tilesins), высохших и покрасневших на солнце. Тут же на циновках сушилось мясо, взятое из ног и клешнёй животных.
Следующая фанзочка принадлежала капустоловам, а рядом с ней тянулись навесы из травы, под которыми сушилась морская капуста (Lamtnaria sacchartna). Здесь было много народа. Одни китайцы особыми крючьями доставали её со дна моря, другие сушили капусту на солнце, наблюдая за тем, чтобы она высохла ровно настолько, чтобы не стать ломкой и не утратить своего зеленовато-бурого цвета. Наконец третья группа китайцев была занята увязыванием капусты в пучки и укладкой её под навесы.