– Нет, – продолжил он, – лучшее время для секса с туристкой – два дня до ее отъезда. Таким образом, если все пройдет великолепно, можно сделать это еще раз. А если она окажется ужасной, тебе просто нужно найти, где переждать следующие двадцать четыре часа. – Жиль кивнул. Он был очень доволен своей системой.

– Жиль, – отважился спросить Аксель, – а сколько туристок у тебя было?

– Я перестал считать после пятьдесят седьмой, – небрежно бросил Жиль. – Это было два года назад. В мой первый сезон в «Эгейском клубе».

– Пятьдесят семь! – ахнул Аксель. – Это же…

– Не так много, как у Пьера, я знаю. Он до сих пор в среднем имеет по одной за ночь. А ведь он здесь с 1997 года. Но не думаю, что его женщины захотят пойти с ним во второй раз. Чтобы вскружить девчонке голову, нужно время. Нужно проникнуть в ее сердце, заставить ее почувствовать, что она тебе небезразлична.

– А на самом деле они тебе безразличны? – напрямую спросил Аксель.

– Иногда нет, – ответил Жиль и выпустил дым с балкона их комнаты в сторону теннисного корта, арены его великих соблазнений. – Но нельзя привязываться слишком сильно. Мой отец научил меня этому еще в Ля-Рошели, когда я был мальчишкой.

– Кем был твой отец? – Аксель ожидал услышать, что отец Жиля бросил сына еще ребенком, оттого сердце покинутого мальчика заледенело и он превратился в бездушного сердцееда.

– Мясником на местной бойне. Не самая лучшая профессия для человека, который так любил коров.

Жиль затушил оставшуюся треть сигареты о беленую стену и поднялся с места.

– Куда ты идешь? – спросил Аксель.

– Голландка, корпус Е4. Уезжает завтра утром. Не хотел к ней идти, но все эти разговоры о сексе… Надо выпустить пар, но не хочу делать это, пока ты в комнате!

– Взаимно, – заверил его Аксель.

Жиль поправил ремень потертых джинсов и зашагал к двери.

– Не жди меня!

– Ладно, – ответил Аксель.

Он в одиночестве сидел на балконе в сгущающихся сумерках и слушал, как свист Жиля постепенно затихает вдали – он шел к гостевым коттеджам по сосновой аллее. Жиль насвистывал «Марсельезу», как всегда. Призыв самца.

В то утро у бассейна команда синих пиратов выиграла гонку. Дельфина по одному кидала игроков провинившейся команды в бассейн, а Жиль размахивал синим флагом и торжествующе распевал французский национальный гимн. К несчастью, в команде Жиля были одни итальянцы – за исключением англичанки Яслин, конечно. И никто, кроме Жиля, не знал слов. Но его это не смутило.

Спортивные игры закончились, и менеджер пул-бара зарядил стереосистему – в отеле официально настало утро. Под оглушительные звуки турецкой поп-музыки Дельфина и «Гоу-гоу герлз» закружились в импровизированном танце живота, вызвав восторг промокших красных пиратов. Жиль взял Яслин за локти и принялся танцевать сексуальный танец. Крепко прижал ее к груди и стал тереться о ее ягодицы.

– Когда я увижу тебя на теннисном корте? – горячо прошептал он ей на ухо.

– Я плохо играю в теннис, – ответила она. – Я лучше почитаю.

– В том-то и дело, что я тебя научу, – настаивал Жиль.

– Не думаю, что ты сможешь меня чему-то научить, – со вздохом ответила Яслин.

Жиль закружил ее. Притянув ее к себе, он улыбнулся своей самой лучезарной улыбкой. А потом, одним плавным движением, поймал ее в объятия, поцеловал руку и отдал честь, отвесив глубокий и галантный поклон.

Аксель качал головой, глядя, как англичанка возвращается к подружкам. Она приложила ладонь ко лбу, притворяясь, будто падает в обморок.

Пусть смеется. Сначала все они смеются над Жилем, над его убогими комплиментами и чересчур самоуверенной улыбочкой. Но к концу недели теряют голову. И даже страдают от любви. На этой неделе мишень Жиля – англичанка. Аксель тысячу раз видел героя-любовника «Эгейского клуба» в действии. Его жалкие уловки обольстителя были ему хорошо знакомы.

Без пятнадцати три Маркус спустился к пляжу – на первый урок виндсерфинга. Салли записали на теннис к тренеру Жилю в половине четвертого. Как только Маркус исчез из поля зрения, Салли принялась придумывать предлог отказаться.

Она уже собиралась на скудном французском поведать администратору, что перегрелась на солнце и у нее кружится голова, как кто-то постучал ее по плечу. Подумав, что Маркус решил проследить за ней, виноватая Салли подпрыгнула на три фута.

– Салли Мер-шан? – проговорил Жиль. Он произнес последний слог ее фамилии как «шан» – «петь» по-французски.

Салли виновато кивнула.

– Я только хотела сказать администратору, что…

– А я жду не дождусь, когда же вы придете, – произнес Жиль. – Готовы поиграть в теннис?

– Вообще-то именно об этом я хотела поговорить… – снова попыталась объяснить Салли.

Жиль склонил голову набок, притворяясь, будто не понимает, что она пытается увильнуть.

– Протяните руки, – приказал он.

Салли не могла не подчиниться. Жиль вложил в одну руку теннисную ракетку и выдал старательно отрепетированную остроту:

– По-моему, вы хотите подержать мои мячики. Девушка-администратор покачала головой и повернулась к следующему туристу в очереди: эту сцену она наблюдала уже тысячу раз. А Салли Мерчант последовала за Жилем к теннисным кортам, как крыса за играющим на флейте Крысоловом.

Как банально. Влюбиться в теннисного инструктора. Правда, с самого начала урока Жиль вел себя скорее как порнозвезда, играющая тренера по теннису, чем как настоящий спортивный инструктор. Кроме Салли и Жиля, на корте никого не было. Стянув фирменную толстовку «Эгейского клуба», Жиль даже не придержал футболку, и его литые, как у атлета, мускулы открылись Салли во всей красе. Не то что мягкий круглый живот Маркуса… И в начале урока Жиль не встал по другую сторону, а включил автомат, выпускающий мячи в направлении Салли, а сам пристроился рядом с ней, чтобы проверить технику. Она пропустила все мячи до одного.

Сначала он встал рядом, но потом пристроился сзади. Обхватил руками ее тело, показал, как нужно держать ракетку для хорошего удара справа. Он двигался и ударял вместе с ней, будто их тела слились в единое целое. Неудивительно, что Салли по-прежнему не отбила ни одного мяча. Разве можно следить за мячом, когда большие загорелые руки Жиля держат ее запястья, когда его сильные загорелые бедра плотно прижаты к ее телу, а золотистые волосы на ногах щекочут ее голые лодыжки и от этого она невероятно волнуется?

– Так принято обучать теннису во Франции? – спросила Салли с нервным смешком.

До сегодняшнего дня ее опыт игры в теннис ограничивался школьным клубом: тридцать детей от семи до двенадцати лет выстраивались в длинную шеренгу и по очереди подавали мяч через сетку мужчине пятидесяти с лишним лет, который утверждал, что когда-то чуть не попал на Уимблдон. Терри Эллиот – так звали тренера – был похож на человека нормального роста, которого ударили по голове молотком, отчего он сплюснулся и одновременно раздался в ширину. Проходив в клуб три года, Салли не верила, что тренер по теннису может быть привлекательным. Если бы Терри Эллиот стал объяснять ошибки подачи, положив подбородок ей на плечо… Фу. Даже думать противно!

– Медленно. Еще медленнее… – произнес Жиль, растягивая слова. – Lentement. Повторим.

Автомат выплюнул еще один маленький желтый шарик, и он отвел ее руку назад. Салли видела, как ракетка впервые за полчаса соприкоснулась с мячом, но ее руки ей как будто не принадлежали. Мяч пролетел через сетку и приземлился в дюйме от задней линии. Идеальный удар.

Но вместо того чтобы снова свести руки Салли в первоначальное положение, Жиль развернул ее к себе, и она уткнулась лицом ему в грудь.

– Молодец. – Он прижал ее плотнее. Салли смущенно прикрывалась ракеткой, словно маской, а когда он отпустил ее, в изумлении попятилась назад. Но Жиль все еще улыбался, будто это совершенно естественно – прижимать незнакомого человека так близко, что волосы на груди попадают ему в нос, стоит только вздохнуть!