Спускаюсь вдоль склона, что отделяет площадь от канала. Контора авиакомпании освещена и открыта. Я только собрался войти, как оттуда выходит молодая женщина в накинутом на голову темном ажурном шарфе. Она вглядывается в меня, я узнаю знакомую стюардессу. Не могу удержаться от удивленного восклицания:

— Как вы добрались сюда?

Ну как было не выразить ей мое возмущение тем, что я не удостоился приглашения проделать этот путь вместе с экипажем, в несомненно лучших условиях, чем те, которые достались мне. Но стюардесса не высказала и тени сочувствия.

— Я провожу вас до ближайшего отеля, — холодно предложила она.

— Благодарю вас, но я уже заказал номер в «Луне».

Она смерила меня взглядом своих с золотистыми искорками глаз и скривила в иронической улыбке полные губы:

— А как вы думаете туда добраться?

— Я как раз хотел попросить кого-нибудь вызвать для меня катер.

— В конторе никого нет. Я пришла только затем, чтобы закрыть помещение.

Кажется, она ждала, что я подам какой-то знак раскаяния. Но я заупрямился:

— Вы не могли бы позвонить за мой счет на одну из станций речных такси?

— Это бесполезно: я уже пробовала, никто не отвечает.

— Хорошо. Тогда я сам пойду на причал.

— Счастливого пути! — бросила она таким тоном, словно сожалела о потерянном времени.

Глядя ей вслед, я вдруг ощутил запоздалое раскаяние. Но почему она все-таки не настояла на своем? Едва сдерживаю желание догнать стюардессу, но вовремя спохватываюсь: это было бы глупо, все равно ее уже не найти.

Да, но все же хорошо бы заняться поисками транспорта. Мне вспомнилось место, где моторок всегда полно, — в начале канала Рио Нуово. Силуэты их корпусов видны даже в густом тумане. Я выхожу на причал, зову, стучу в кабину, но не получаю никакого ответа. Все катера пусты. Может, подождать, пока хозяева вернутся? А если они не появятся до утра?

Спотыкаюсь о спящее тело, завернутое в одеяло и растянувшееся прямо на пристани. Не думал, что в Венеции есть бродяги.

Этот, впрочем, оказался сторожем. Он быстро сел и протер глаза. Из его слов удается понять, что этой ночью ни одно моторное судно не отчалит, какую бы цену я ни предложил, потому что такого непроглядного тумана тут еще не бывало.

— Но можно найти хотя бы гондолу?

— Ни в коем случае! Я возмущаюсь.

— Вы же так хорошо знаете все протоки, что можете плавать с закрытыми глазами! Неужели нет сигнальных огней на самых опасных поворотах?

Разговор явно нравится старику, и он участвует в нем со знанием дела. Со всеми подробностями излагает историю местного судоходства, сетует на то, что во времена его молодости транспорт был лучше, чем сегодня, поскольку тогда еще здесь не объявились люди с материка, которые имеют привычку всюду совать свой нос…

Мне, таким образом, ничего не остается, кроме, как попробовать добраться до отеля пешком. Я уже поступил так однажды, когда один знакомый венецианец уговорил меня испытать удовольствие от неторопливой прогулки по городу под осенним солнцем, среди этих древних стен. Но тогда у меня не было с собой тяжелого чемодана.

Как бы там ни было, но даже учитывая моменты колебаний, пока я решал, в какую сторону пойти, и возможную опасность заблудиться, я все-таки решил отправиться в путь. Однако вскоре пришлось пожалеть, что я не попросил этого доброго старика проводить меня и поднести вещи. Но он, наверное, все равно отказался бы покинуть свой пост. Во всяком случае, теперь уже было поздно возвращаться назад. В лабиринтах Венеции, даже если всего один раз свернешь не на ту улочку, рискуешь без конца ходить по кругу.

К счастью, я довольно точно помнил маршрут, по которому должен был сейчас пройти. Честно говоря, это непросто, потому что нет Прямых улиц, соединяющих площадь Рима, откуда я стартовал, с кварталом Сан-Марко, где находился мой отель. В этом городе много тупиковых улочек, и нужно успеть вовремя с них свернуть, чтобы потом не возвращаться назад. Часто такой поворот следует сделать в середине пути, а нужная улочка направо или налево выглядит неприметной: то замаскированная под парадные ворота дома, то скрытая узким проходом, в то время как красивая улочка тут же, рядом, которая кажется главной артерией, через сотню метров вдруг упирается в глухую стену или канал.

Минут через двадцать, в течение которых мне пришлось сосредоточить все свое внимание, чтобы не сбиться с пути, я выбрался наконец на площадь Сан-Панталеоне. По крайней мере, мне так показалось, судя по расположению знакомой церквушки.

Однако для большей уверенности пришлось задержаться на углу площади, чтобы разобрать надпись на табличке. Но это оказалось занятием безнадежным: табличка висела слишком высоко, и даже если бы у меня были спички или зажигалка, их свет все равно не мог бы пробить туман. Ничего страшного, нужно только продолжать идти прямо, никуда не сворачивая. Но не тут-то было: двинувшись вперед, попадаю снова в тупиковую улочку, которая изгибается дугой, чтобы совсем запутать меня.

Тем временем мой чемодан начинает казаться слишком тяжелым. Захотелось присесть на него, чтобы перевести дыхание. Большая площадь, на которую я выбрался, казалось, располагала к такому привалу. Я попытался пересечь ее, но не смог дойти до края. Можно было подумать, что я оказался в море и бросил якорь вдали от берега, обманутый сверканием коварного утеса. Как добраться до порта, если не видно звезд, нет компаса и навигационных карт?.. Нет, эта остановка мне не поможет, лучше, не теряя времени, пробираться дальше…

Тень, скользнувшая в нескольких метрах от меня, заставила остановиться и замереть от ужаса. Переборов страх, я приблизился к незнакомцу.

Он выглядел довольно странно: облегающие кожаные брюки соломенно-желтого цвета, сапоги с бронзовыми кнопками, бархатный пиджак с жилетом, рубашка с жабо, тоже ярко-желтого цвета, лайковые перчатки и трость с набалдашником. Длинные седые волосы свободно ниспадалина узкое лицо. Нос короткий, почти плоский, широкий рот с тонкими губами, глаза, похожие на хризантемы. Возможно, передо мной был какой-то старый аристократ, тоскующий по ушедшим временам.

— Вы заблудились, насколько я понимаю? — спросил он, как мне показалось, высокомерным тоном.

— Нет, я просто отдыхал, — стараясь казаться безразличным, ответил я.

— Вы можете здесь простудиться, — продолжал он, переходя на французский и тем самым давая мне понять, что он угадал, кто перед ним.

— Позвольте, я провожу вас.

— Но я уже, кажется, почти на месте.

— В некотором смысле да. Но вы рискуете снова заблудиться.

— Не думаю.

— Ваш поезд опоздал?

— Я прилетел самолетом.

Его тонкие губы скривились в иронической улыбке. Но почему я теряю время на объяснения неизвестно с кем?

Что-то в этом человеке меня раздражало, и мне не хотелось продолжать этот разговор. Я кивнул на прощание, он понял мои намерения и церемонно откланялся, воскликнув:

— Надеюсь, мы еще увидимся!

Я молча удаляюсь. Этот незначительный инцидент повергает меня в уныние. Я бы сказал, он испортил мне праздник, если можно назвать праздником это мое затянувшееся путешествие. Но верно и то, что если раньше я не испытывал особого разочарования от моих блужданий, то теперь это начало угнетать меня. И я спешу начать все сначала. Смотрю на часы: неужели всего только — половина второго ночи? Прикладываю часы к уху: так и есть — остановились. Эта новая неудача выбивает меня из колеи; ускорив шаг, иду как приговоренный, ступающий на эшафот.

Площадь кажется бесконечной. Но вдруг почти натыкаюсь на церковную паперть. Какой смысл в этом обилии церквей, если они все похожи одна на другую и не могут даже служить ориентиром для ночного путешественника? Эту я, кажется, раньше не видел. Или даже если видел, абсолютно не помню. Но сейчас у меня не то настроение, чтобы изучать ее стиль: я оставляю ее справа и вступаю на мост, затем поворачиваю налево, иду вдоль берега и оказываюсь перед другой церквушкой, которая перегораживает мне дорогу. Разозлясь, возвращаюсь назад, прохожу мост, иду прямо и без колебаний, пока не оказываюсь снова в море без берегов. На этот раз я даже не имею представления о том, где очутился.