Высочайшим приказом от 4 января 1799 года генерал-лейтенант Аракчеев определялся одновременно инспектором всей артиллерии и командиром гвардейского артиллерийского батальона. До этого названные должности отправляли два человека: первую — генерал-майор Челищев, вторую — генерал-лейтенант Базин.

Предшественник Аракчеева на посту командира гвардейского артиллерийского батальона генерал-лейтенант Базин являлся, пожалуй, самым выдающимся в то время в России специалистом в области артиллерии. Он родился в 1742 году, а военную службу начал в 1757-м. В качестве артиллериста участвовал во всех войнах России, которые велись с конца 50-х и до середины 80-х годов XVIII века. В ноябре 1785 года был назначен в чине бригадира обер-комендантом Астрахани. На протяжении многих лет до этого и после Базин писал в высшие инстанции записки со своими предложениями по усовершенствованию русской артиллерии. В 1794 году, находясь в Санкт-Петербурге на излечении, представил П. А. Зубову две тетради своих записей под названием: «Военная лаборатория» и «Пушкарь и бомбардир». Фаворит Екатерины не проявил никакого интереса к ним. Однако когда Аракчеев рассказал про Базина цесаревичу Павлу, Его Высочество заинтересовался этим чудаком-артиллеристом (чудаки, надо заметить, были вообще по нраву Павлу). После того как Павел стал императором, он спросил у генерала П. И. Мелиссино, что он думает о Базине. «Ума светлого, нрава ретивого, но сердца отменно горячего», — сказал Петр Иванович о нем. «Таких людей мне, сударь, и надобно», — заявил в ответ Павел. 18 ноября 1796 года Базин был вызван в Санкт-Петербург. Император произвел его в генерал-майоры и поручил обучать стрельбе служивших при столице артиллеристов. Убедившись в неспособности генерал-майора И. Я. Каннабиха держать вверенную ему гвардейскую артиллерию в должном порядке, Павел 7 февраля 1798 года назначил Базина командиром гвардейского артиллерийского батальона [93].

5 января 1799 года император приказал Аракчееву присутствовать в Военной коллегии, а «в артиллерийской экспедиции быть главным присутствующим».

Через десять дней, 15 января, Аракчеев получил командорский крест ордена Святого Иоанна Иерусалимского — весьма почетную награду, дававшую прибавку к жалованью в 1000 рублей в год.

8 марта 1799 года брат Алексея Андреевича — Андрей Аракчеев был произведен в чин генерал-майора и назначен шефом батальона полевой артиллерии.

5 мая 1799 года император Павел I издал указ: «Признавая отличное усердие и труды, на пользу службы подъемлемые нашим генерал-лейтенантом бароном Аракчеевым, всемилостивейшее жалуем ему графское империи нашей достоинство, распространяя оное на все потомство мужеска и женска пола, от него происходящее».

В исторической литературе отставка Аракчеева от службы 18 марта 1798 года называется опалой. Признаемся, что если это была опала, то весьма своеобразная. В самом деле, Аракчеев уходил в «опалу» не просто так, а с повышением в чине, пребывал в ней едва ли более четырех месяцев; будучи же принятым на службу вновь, приобрел при царском дворе значение даже более высокое, нежели то, какое имел до «опалы», — разве это не странно?

В жизни Аракчеева многое необычно. Странная его «опала» в первой половине 1798 года — лишь одно из звеньев в длинной цепи необычных событий, составивших его судьбу. Да и как могло быть иначе у человека со столь неординарным характером, с упрямо стремившейся проявлять себя натурой?

Он служил не так, как остальные сановники. И угождал стоявшим выше его не так, как другие. И с подчиненными своими обращался по-своему. Он был, безусловно, умен — многие его высказывания, приказы и письма выдают это. Но мало кто из окружающих замечал в нем ум — говорили о нраве его, о сердце и душе, как будто он весь состоял из одного туловища и не имел головы.

Он был неплохо для своего времени образован — во всяком случае, не хуже многих сановников, считавшихся образованными. Но вот парадокс: если последним в образованности не отказывали, то ему — все как сговорились — отказывали напрочь. А он даже и не пытался никого убеждать в обратном. Напротив: всячески старался поддерживать существовавшее в обществе мнение о своей необразованности — гордо звал себя «истинно русским новгородским неученымдворянином».

Жестокость его сделалась легендарной еще во время его службы в Гатчине. Рассказы же современников о том, как обращался он с подчиненными в Петербурге, напоминают скорее повести из жизни дикого и хищного зверя, нежели описания службы под его началом. Но вот загвоздка: хищник в этих рассказах есть, а жертв что-то не видать! Кого из своих подчиненных Аракчеев сделал несчастным, кому испортил жизнь? Об этом современники не говорили, в сущности, ничего. Насмешки, грубая брань, оскорбления, пощечины, тычки, удары тростью — вот практически весь арсенал «вредительства», использовавшийся Аракчеевым в отношении своих подчиненных. Но это был обыкновенный для того времени набор способов поддержания порядка, применявшийся любым нормальным начальником. И не только в армии, но и в гражданских ведомствах. Это был также и широко использовавшийся в учебных заведениях набор педагогических средств для обеспечения успехов в учебе и примерного поведения учеников.

Свидетельства современников о том или ином историческом деятеле не могут полностью совпадать с тем, что говорят о нем документы. Расхождение здесь закономерно. Но ни в одном, пожалуй, случае в истории XVIII–XIX веков оно не является столь разительным, доходящим иной раз до противоположности, как в случае с Аракчеевым. Более всех жестокий, выше меры безжалостный, по мемуарам современников, Аракчеев предстает в документах человеком, которому вовсе не чуждо милосердие, который зачастую более сдержан, нежели другие, в применении наказаний. В качестве примера можно привести резолюции Аракчеева на приговорах, вынесенных по военно-судным делам в 1799 году.

Поручик Соколов был приговорен судом за пьянство и растрату казенного имущества к смертной казни через повешение. Аракчеев, узнав, что осужденный до суда восемь лет содержался под арестом да еще в оковах, освободил его от наказания и приказал отставить от службы.

Поручик Обольянинов за различные правонарушения был приговорен к лишению чинов, дворянского звания и к исключению из службы. Аракчеев, приняв во внимание, что осужденный три года находился под арестом в оковах, приказал выключить его из службы без лишения чинов и дворянства.

Фейерверкер Кастрюков был приговорен за растрату 440 рублей казенных денег к повешению. При этом суд решил утраченную сумму взыскать с подполковника Гаствера и штабс-капитана Капустина, доверивших осужденному казенный транспорт. Генерал-лейтенант Аракчеев наложил резолюцию: Кастрюкова наказать шпицрутенами и оставить на службе, а истраченные деньги, если не в большей, то в равной их части, взыскать также и с вышестоящего начальника упомянутых лиц генерал-майора Мордвинова.

Подобные поступки были для Аракчеева скорее правилом, чем исключением. Строгий выше меры и даже просто грубый в своей речи, он в применении конкретных наказаний к своим подчиненным, особенно из нижних чинов, оказывался милосерднее других командиров. Более того, он не только старался смягчать назначенные ими наказания, но иной раз наказывал чересчур ретивых начальников. Так, 11 января 1799 года инспектор артиллерии генерал Аракчеев сделал выговор генералу Меллеру за чрезмерное наказание нижнего чина гвардейского артиллерийского батальона, совершившего побег.

В свете подобных фактов совсем не кажется неискренней сентенция Аракчеева о прославившемся своей грубостью военном губернаторе Петербурга Н. П. Архарове из письма великому князю Александру от 9 июня 1797 года: «Я всегда, батюшка, уверен в себе был, что г. Архарова Бог когда-нибудь да накажет. А что касается до трудов вашего высочества, то я, прося Бога, чтоб он только подкрепил ваше здоровье, радуясь, что от такого человека, каков г. Архаров, дела идут через руки вашего высочества, ибо, конечно, уже не будет никого несчастных, и государь наш император ни в чем не прогневается и не принужден будет к принужденному наказанию».