Человек действия постарался бы скрыться, но лорд Эмсворт растерянно стоял, пока дверь не открылась и леди Констанс в розовом халате не появилась в ней, как на подмостках елизаветинской трагедии.

— Кларенс! — вскричала она.

То ли наследственность, то ли шок, превращающий кротких в буйных, побудили графа спросить:

— Почему тут какой-то поднос?

Леди Констанс трудно было напугать. Еще в школе она прославилась своими ответами.

— Неважно, — сказала она. — Почему ты здесь?

— Подносов понаставили!

— Ты знаешь, который час?

— Я мог поранить ногу!

— А мог и спать.

— Я спал.

— Зачем же ты вышел?

— Проснулся.

— Вот я почитал бы.

— Я читал. Ужасно интересная книга. Про свиней.

— Так читал бы, чем бродить в четыре часа!

Справедливый граф понял ее правоту. К тому же дух крестоносцев сменялся духом джентльменов. Он решил все объяснить.

— Мне надо позвонить. Банк…

— Что?!

— Ну, Банк…

Леди Констанс два раза глотнула, а заговорила — шепотом. При всей ее силе, она была потрясена.

— Тебе кажется, что банки открыты всю ночь?

— Это не банка. Это Банк, ветеринар. Надо ему сказать про новый витамин.

Леди Констанс снова глотнула. Заметив, что она слабеет, лорд Эмсворт встрепенулся.

— Наверное, сейчас очень поздно.

— Да…

— Он спит.

— Да…

— Может, подождать до утра?

— Да.

Лорд Эмсворт обдумал эту мысль.

— Ты права, — сказал он. — Он может расстроиться. Спасибо, Конни. Спокойной ночи. Ты ложись, поспи.

— Постараюсь.

— Прекрасно, — сказал граф. — Прекрасно, прекрасно, превосходно.

«О, мысли юности, — заметил Генри Водсворт Лонгфелло (1805–1882), — как вы мятежны!»; и точно то же самое мы скажем о мыслях среднего возраста. Леди Констанс легла, но не заснула. Мысли мятежно вертелись вокруг несчастного брата, явственно подошедшего к границе безумия.

Увидев его с налета после долгого общения со скучными, возможно — туповатыми, но совершенно разумными бизнесменами, она не только удивилась — она испугалась.

Да и какая сестра не испугалась бы? Муж ее, Джеймс Скунмейкер, употребил как-то выражение, очень подходящее к случаю: «У него шариков не хватает». Да, Кларенс приветлив, да, он послушен, добр, кроток — но где шарики?

Посудите сами. Бродит по ночам буквально каждую ночь. Говорит, что есть кошки, когда их нет. Говорит, что нет картины, когда она есть. Звонит под утро измученным ветеринарам, чтобы спросить про витамины для свиней. Вполне хватило бы для хорошей лечебницы, где он получил бы и умелый уход, и приятное общество.

Конечно, мистер Халлидей его лечит, но Аларих и Галахад зря на него так полагаются. Недавно, вот здесь, в коридоре, она его встретила, стала расспрашивать, и он очень туманно отвечал. Возможно, специалист и не ответил бы иначе профану; но она беспокоилась.

И потом, он так молод. Видимо, главное — в этом. Нет, леди Констанс не возражает, чтобы лакеи или полисмены были молодыми, но может ли не очень зрелый человек читать в глубинах сознания?

Именно с этой мыслью, мучительной, как зубная боль, леди Констанс и уснула.

Проснулась она тоже с ней, а завтрак растревожил еще больше. Судя по всему, новый врач не мог вернуть к нормальности ее брата Кларенса.

После завтрака она пошла к герцогу, чтобы выразить сочувствие, надеясь при этом, что болезнь не ухудшила и без того плохой характер. Гораздо меньшие причины приводили его в такое состояние, что так и казалось, будто перед тобой — что-то из Апокалипсиса.

К счастью, он был сравнительно тих — сидел в постели, читал газеты.

— А, это ты! — сказал он.

Возможно и более сердечное приветствие, но леди Констанс, истинный философ, решила, что спасибо на этом, и широко улыбнулась.

— Ну, как ты, Аларих?

— Плохо.

— Нога болит?

— Еще как!

— Могло быть и хуже.

— Ты так думаешь?

— Мог сломать шею.

— Да уж, мог. Этот чертов врач меня не спас бы.

— Я как раз хотела о нем поговорить.

— И я. Налетает, толкает!..

— Он очень молод.

— Ну и что? Я в его годы не толкал людей с лестниц.

— Нет, я хочу сказать, он молод для врача. Почему ты его пригласил?

— Кого-то надо позвать, Эмсворт совсем плох!

— Да, это верно. Знаешь, Аларих, он ночью бродил по дому. Хотел звонить насчет свиньи.

— Ночью?

— В четвертом часу. Меня разбудил.

— Вот почему ты так плохо выглядишь, — обрадовался герцог. — Прямо дохлая мышь. Да, звонит по ночам… Как тут обойтись без доктора? Сегодня звонит, завтра скажет, что он не граф, а вареное яйцо. Жаль, что ты уедешь. Вообще от тебя толку мало, но чем больше тут народа, тем лучше, а я у вас вечно жить не могу. Встану — уеду. Надо смотреть за ремонтом.

— Но, Аларих…

— Разве это работа, без хозяина! Я не за то им плачу, чтобы рассказывали друг другу анекдоты. Стоят, курят… Нет, не за то.

— Но, Аларих, я не уезжаю.

— Ты забыла. У тебя муж в Америке.

— Он приедет сюда. Мы тут пробудем до осени.

— Приедет, как же! Задержится. Работы много. Он так и пишет. Да, забыл тебе сказать. Ко мне попало его письмо.

Леди Констанс вскрикнула.

— И ты прочитал?

— Проглядел. Много чепухи.

— Ну, знаешь!

— Откуда известно, кому оно?

— Это пишут на конверте.

— Не заметил.

— И в начале письма.

— Так было «Душенька». Может, это я. Да и вообще, какая разница? Я тебе все сказал. Можешь не читать.

— Дай письмо!

— Лезь под кровать, оно упало, — посоветовал герцог. — Ветер, знаешь, сквозняк. Вываляешься в пыли. Оно у самой стенки.

Леди Констанс закусила губу. Больно, да, но не кусать же герцога!

— Я вызову Биджа.

— Зачем? Он не пролезет.

— Он пришлет мальчика, который точит ножи.

— Его дело. На чай не дам.

На этой суровой ноте беседа и кончилась. Леди Констанс ушла в большом волнении. Она очень ждала Джеймса, не только ради себя, но и ради брата. Ее любимый муж был разумен и спокоен, это вам не юный Халлидей. Кто знает, что упустил неопытный врач, до чего дойдет несчастный Кларенс? Будет есть в библиотеке, никого к себе не подпустит…

Достигнув будуара, она вызвала Биджа и велела ему послать к герцогу мальчика. Потом постояла у окна, подумала и поняла, что делать.

Сэр Родерик Глоссоп куда-то уезжал, видимо — к больному, но не навек же! Надо пригласить его. Такой специалист поможет и за несколько дней.

Она подошла к телефону, набрала номер, и голос ответил ей:

— Приемная доктора Глоссопа.

— Нельзя ли попросить сэра Родерика? — осведомилась она.

— Простите, он в Америке Всех больных ведет сэр Аберкромби Фитч. Дать вам его телефон?

— Нет, спасибо. У нас помощник сэра Родерика.

— Простите?

— Помощник. Ассистент.

— У сэра Родерика нет ассистента.

Леди Констанс не выдала своих чувств, истинные леди их не выдают.

— Произошла какая-то путаница. С вами говорит леди Констанс Скунмейкер из Бландинга. В замке находится некий Халлидей, называющий себя ассистентом сэра Родерика. Что вы знаете о нем? Может быть, он ассистент сэра Аберкромби?

— У сэра Аберкромби тоже нет ассистентов.

— Вы уверены?

Секретарь поджался. Нельзя задавать секретарям такие вопросы.

— Абсолютно, — ответил он.

— Спасибо, — сказала леди Констанс тоже без особого тепла, повесила трубку, перевела дух и кинулась к герцогу. Именно он, думала она, может все объяснить.

У него был местный врач, и она подождала, дрожа от нетерпения. Наконец, после слов «Ну, вижу, мы поправляемся», целитель ушел, а герцог снова закурил сигару.

— Знающий тип, — заметил он. — Как ты думаешь, сколько у него набежит? За год? Вряд ли много, все ж тут деревня. Правда, у нас в Уилтшире лекарь живет неплохо. Пьяниц лечит, на них и выезжает.

Леди Констанс не собиралась обсуждать доходы сельских врачей и перешла к сути дела.