Мартышке этот образ понравился.

— Успехи есть?

— Вроде, да. Полли берет меня завтра на бал-маскарад, оденусь бойскаутом. Хорошо бы взять и Валерию, то-то удивится!

— А разве она не в Лё Тукэ?

— Сегодня прилетает.

— Ясно. Скажи, а кто это — Полли?

— Моя учительница. Нас познакомил Рикки. Полли Плум.

Жалость пронзила Мартышку. Он пытался что-то делать в суде и очень страдал, но по сравнению с этой Полли — просто благодушествовал. Хуже всего, подумал он, что Хорес такой высокий. Его бы разделить пополам, тогда и учи.

— Плум? А она не связана с сыщиком?

— Дочь. Откуда ты его знаешь? Мартышка смутился.

— Да так, — проговорил он, — случайно заметил бумажку…

— Я бы просил не читать моих писем.

— На что они мне? Но это не письмо, бумага какая-то. Все-таки я юрист. Могу посоветовать.

— А теперь ты скажешь Валерии! Мартышка прозрел.

— О, Господи! — воскликнул он. — Вот это что такое!

Он строго поджал губы — конечно, не слишком строго, деньги занять надо, но и не без того.

— Знаю, все знаю, — сказал Хорес, — но ты войди в положение. Туда поехал на несколько дней почти весь наш клуб. Восемьдесят семь трутней! И где? На французском курорте, с его нравами. А тут Полли говорит, что ее отец — сыщик. Можно устоять, а? Мартышка, я тебя умоляю, не проговорись Валерии! Она очень чувствительная. Лучшая из женщин, это да, но чуть что — обижается. Так не скажешь?

Мартышка все понял и простил.

— Конечно, старик, конечно. Разве я стану губить лучшего друга? Кстати, ты не мог бы… ну, это… в общем…

— Мистер Клод Плум, — доложил Уэбстер. Мартышка полагал, что сыщиков отличают ястребиный профиль, орлиный взор и повадки леопарда, а потому — удивился. У ястреба нет подбородка, тем более — двух. Леопард гибок. Наконец, ни у одного орла не бывает тусклых глаз, затянутых какой-то пленкой. Бывают они у людей, скрывающих свои мысли.

Словом, сыщик оказался круглым и лысым, словно букмекер или мелкий актер. Как ни странно, он побывал и тем, и этим.

— Добрый вечер, мистер Давенпорт, — сказал он.

— Здравствуйте, мистер Плум. Когда вернулись?

— Вчера вечером. А с утра решил — пойду-ка я, доложу остальное.

— Есть что-то еще?

— А то как же! Значит, когда вы освободитесь…

— Ничего, ничего. Мистер Твистлтон все знает. Он… гх… хм… брат особы N.

— Мистер Твистлтон? — оживился сыщик. — Тогда вы племянник лорда Икенхема?

— Да, он мой дядя.

— Прекрасный человек! Таких теперь нет! Старая школа.

— Да, — согласился Мартышка, немного удивляясь, — человек он хороший, только не в себе. Вы с ним знакомы?

— Еще бы! Это он дал мне деньги на контору. Ах ты, как получается! Он деньги дал, а я за племянницей слежу.

— Удивительно, — сказал Мартышка.

— Где там, просто жуть! — сказал Плум.

— Тесен мир.

— Еще как тесен.

Хоресу надоела философская беседа.

— Вы собирались сделать отчет, — напомнил он.

— И верно! Ну, дело плохо. 19 апреля, то есть вчера, особа N позавтракала в ресторане «Пикарди» с двумя женщинами, тремя мужчинами и направилась к полю, где начала игру в гольф. У четырнадцатой лунки… Вы представляете себе тамошнее поле?

— Скорее, да.

— Тогда вы знаете, что после четырнадцатой лунки игрок оказывается у домика, отделенного изгородью. Оттуда вышли двое мужчин и стали звать особу N, видимо — предлагая выпить, поскольку один держал так называемый миксер. Особа N, оставив игру, вошла в домик.

Хорес Давенпорт застонал.

— Действуя в ваших интересах, я подкрался ближе, как вдруг на мое плечо легла чья-то рука. Особа N, выглянув в окошко, сказала: «Так его, Чайник! Ходит за мной и ходит. Дай ему по голове, а Кошкинкорм позовет полицию. Пошлем на гильотину, пусть знает.» У меня оставался только один выход.

— По-моему, ни одного.

— Нет, один. Во всем признаться. Хорес страшно закричал.

— Да, — продолжал Плум. — Что ж мне, связываться с их полицией? Пока субъект по имени Чайник обзывал меня всякими словами, а субъект «Кошкинкорм» спрашивал, как по-французски полиция, я все рассказал. Особа N заметила, что, если я попадусь ей на глаза…

— Мисс Твистлтон! — доложил Уэбстер.

— До свидания, — сказал сыщик.

Те, кого огорчило отсутствие сходства между сыщиком и леопардом, утешились бы при виде Валерии Твистлтон. Когда она вошла в комнату, так и казалось, что обитатель джунглей приближается к добыче.

— Мерзкий червь! — сказала она, чтобы начать беседу.

— Валерия, дорогая, дай объяснить!..

— Лучше я, — предложил Мартышка.

Сестра посмотрела на него куда суровее, чем сыщик, и, сказала:

— Не твое дело, кретин.

— Мое, — отвечал Мартышка. — Я не дам обижать лучшего друга. Хорошо, он послал сыщика. Так радовалась бы! Ты посмотри, как он тебя любит!

— Неужели?

— Валерия, дорогая… Сестра обернулась к брату.

— Ты не мог бы, — спросила она, — сообщить твоему другу, что я для него не «Валерия», а уж тем более — не «дорогая»? Моя фамилия — Твистлтон.

— При ней и останешься, — парировал Мартышка, — если будешь швыряться людьми. И какими! Человек, который по великой любви нанимает сыщика…

— Я не…

— И что же? Он прав! Ты вела себя как недоделанная актриса на голливудской вечеринке. Что за субъект с миксером?

— Я…

— А мужчина, с которым ты ездила в Монтрёй?

— Да, — приободрился Хорес, — что это значит?

— Если вы разрешите мне вставить слово, — холодно проговорила Валерия, — я сообщу вам, что пришла не для споров. Я пришла довести до вашего сведения, что помолвка наша расторгнута, о чем вы сможете прочитать завтра в «Тайме». Поведение ваше я могу объяснить только душевной болезнью. Я этого давно ждала. Возьмем вашего дядю. Абсолютно невменяем.

— А твой что, лучше? — вскричал несчастный Хорес.

— Какие у вас претензии к дяде Фреду?

— Полный псих.

— Ничего подобного.

— Спроси своего брата.

— Он кретин. Мартышка удивился.

— Нельзя ли, — осведомился он, — соблюдать приличия?

— Нельзя, мы не ведем дискуссию. Я пришла сообщить мистеру Давенпорту, что…

— Значит, ты меня бросаешь? — спросил Хорес, со зловещим спокойствием протирая очки.

— Да.

— Будешь каяться.

— Нет, не буду.

— Заметь, я пущусь во все тяжкие.

— Пожалуйста!

— И погибну.

— Прошу, прошу.

— Прежде всего, я пойду с Полли на маскарад.

— Бедная девушка!

— Не понял.

— Купите ей завтра костыли, это ваш долг. Воцарилось молчание, только Хорес дышал, как дышит мужчина, если женщина перегнула палку.

— Когда ты нас оставишь, — холодно сказал он, — я ей позвоню.

Дверь хлопнула. Он пошел к телефону. Мартышка откашлялся, призывая хваленую смелость своего древнего рода.

— Вот что, старик…

— Да?

— Вот что…

— Алло! Полли?

— Вот что, Хорес…

— Минуточку. Кто-то что-то говорит. Да?

— Хорес, старик, я хотел сказать… по всяким обстоятельствам… то есть…

— Не тяни душу. Я занят.

Мартышка решил обойтись без вступления.

— Можешь одолжить двести фунтов?

— Нет.

— Вот как? Ну-ну. Тогда — пока.

И он ушел, и пошел в гараж, где держал свою машину, и сказал владельцу, чтобы тот приготовил ее к завтрашнему утру.

— Далеко едете, сэр?

— В Икенхем, — ответил Мартышка.

Ничего не поделаешь, думал он, придется все открыть дяде Фреду.