Эвелина никогда еще не ощущала ничего подобного. Но самое удивительное заключалось в том, что, отдаваясь его поцелуям, она испытывала чувство полной безопасности, исходившее от его сильных рук. С самого раннего детства никто ее не обнимал так нежно, с такой любовью. Его объятия пробуждали в ней такие глубокие, такие пылкие чувства, что ей хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно.

«О чем он думает сейчас?» – пришло ей вдруг в голову.

– Это же надо! – сказала насмешливо Афродита. – Жалкое зрелище. Только посмотрите на нее! Она уже на нем повисла. Я не позволю продолжаться этому фарсу!

Неизвестно откуда, разве что прямо из воздуха, в руках у нее возник флакончик с янтарного цвета жидкостью. Жидкость переливалась в нем, как будто тая в себе какую-то магическую силу.

– Нет, прошу вас, не надо! – воскликнула Психея. – Эвелине просто необходимо узнать, что это такое – влюбиться до потери рассудка. Подождите! Дайте ей побыть в этом состоянии день или хотя бы час. Если вы тогда снимете чары, у нее останутся воспоминания. Она возненавидит свое девичество и станет стремиться к любви. Я уверена в этом.

– Я никогда не обращала внимания на советы смертных! – отвечала Афродита, грациозной, плавной походкой приближаясь к Эвелине. Остановившись у нее за спиной, она провела пальцем, смоченным в эликсире, по тому месту, где Эвелину ранил Эрот. Затем она взяла с фортепьяно упавшую туда стрелу и перебросила ее сыну. – Увидишь теперь, какую силу имеет мое снадобье даже против стрел Купидона, – сказала она Психее.

Психея в отчаянии заломила руки. Утратив способность чувствовать в результате действия знаменитого эликсира Афродиты, Эвелина будет куда менее, чем раньше, склонна открыть кому-нибудь свое сердце.

Эвелина пыталась бороться с собой, напоминая себе, какое Брэндрейт на самом деле чудовище. Но ничто не могло заставить ее высвободиться из его объятий, пока она не услышала его смех. Этот звук поразил ее так, словно ее неожиданно с головой погрузили в ледяную воду. Отшатнувшись, она уставилась на него в полном изумлении.

– Зачем вы это сделали? – воскликнула она.

Брэндрейт смотрел на нее как человек, только что очнувшийся от сна. Сначала он, казалось, ее вовсе не услышал, но, когда ее слова дошли до его сознания, он спросил:

– Что сделал? А, вы имеете в виду поцелуй? Не знаю. Не помню, что меня побудило. Горькие слезы обожгли глаза Эвелины.

– Тогда я сама вам скажу, что вас побудило. Это все та же единственная причина, почему вы вообще что-нибудь делаете: постоянная жажда удовлетворения своего собственного безмерного тщеславия. Вы жестоки, Брэндрейт. Сначала вы пользуетесь тем, что застали меня врасплох, а потом смеетесь…

– Я не смеялся, – быстро перебил он ее. – То есть не знаю, почему я засмеялся, но теперь я вспомнил… Хотя не может быть! Послушайте, Эвелина…

– Если вы не смеялись, значит, на вас напал кашель?

– Ну конечно нет. Во всяком случае, я… – Взгляд его затуманился, речь стала бессвязной. Он снова попытался привлечь ее в объятия, но она резко оттолкнула его.

– Какая самонадеянность! – воскликнула она. – Неужели вы думаете, что я позволю вам снова целовать себя? Глупец вы после этого. И не воображайте, что ваши поцелуи произвели на меня хоть малейшее впечатление. Поцелуи как поцелуи, ничего замечательного. А теперь извините меня, я очень устала. Спокойной ночи.

Высоко подняв голову, она неверными шагами направилась к двери. Ноги у нее дрожали, и с каждым шагом она все больше опасалась, что силы оставят ее окончательно.

Но наконец она преодолела расстояние до двери и, выйдя из гостиной в холл, прислонилась к стене. Дубовая панель холодила ей щеку, все еще горевшую от сознания того, как опрометчиво она поступила. Сняв очки, она утерла слезы, катившиеся у нее по щекам. Ей не верилось, что она сознательно допустила с его стороны такую вольность. Но ведь от себя не скроешься – она сама обняла его и отвечала на его поцелуи, как какая-нибудь распутная девка! Ею как будто овладели какие-то таинственные чары. Неужели Брэндрейт обретал такую власть над всеми женщинами, которых он желал влюбить в себя?

Эвелина больше всего ужасалась тому, что в ней неудержимо поднималось желание вновь испытать пережитое!

Сообразив, что Брэндрейту не было смысла задерживаться в гостиной после ее ухода, она до смерти испугалась. Сейчас он застанет ее в состоянии позорной слабости. Эвелина, очнувшись, поспешила к себе в спальню.

– Вот! – торжествующе воскликнула Афродита, обращаясь к Психее. – Видишь, как легко я могу изменить действие стрел моего сына. – Она вдруг задумалась, что-то явно припоминая, и пробормотала: – Но куда же я дела другой флакон?

Стоя в стороне от своих дам, Эрот оглядывал стрелу, проверяя, не пострадала ли она в недавней переделке. Услышав последние слова матери, он повернулся к ней, подергивая в раздражении крылом.

– Уж не собираешься ли ты опять вмешаться, мама? За что же ты тогда упрекала Бабочку?

– Да ну тебя, Эрот! Я просто хочу развлечься… проучить немного лорда Брэндрейта. У тебя нет оснований возражать. В конце концов, я – богиня, а твоя жена из простых смертных. Небо и земля, как ты сам понимаешь.

Эрот насмешливо приподнял бровь:

– В настоящий момент я большой разницы не вижу.

– О, ради твоего деда, Зевса-тучегонителя, перестань меня раздражать! Да где же, наконец, этот флакон? – повторила она, уставившись куда-то в облака.

Эрот протянул руку жене:

– Тогда хоть ты прояви благоразумие. Послушай меня, давай вернемся домой. Здесь тебе вообще нечего делать. И как твой муж я настаиваю.

– Но не могу же я уйти прямо сейчас, – перебила его Психея. – Это я виновата, что стрела попала в Эвелину. Я должна постараться, чтобы она оправилась после этого… несчастного случая.

Лицо Эрота омрачилось.

– Вот как, – произнес он медленно. – Что ж, я не стану спорить с тобой, но только, если ты попадешь в беду, не приходи ко мне жаловаться.

– Когда это я тебе жаловалась? – немедленно вспылила Психея.

Бросив на нее сердитый взгляд, Эрот одним взмахом крыльев величественно вознесся ввысь через второй и третий этажи дома. Легкий шорох, похожий на шуршание ветра в камышах, сопровождал его полет.

У Психеи сжалось сердце. Она снова оскорбила мужа. Ей страстно захотелось позвать его, но она не могла издать ни звука.

Встряхнувшись, она снова сосредоточила внимание на свекрови, все еще бормотавшей что-то себе под нос. У Афродиты было два эликсира: один, который она испытала на Эвелине, убивал любовь, а другой вызывал бурную страсть. Если Афродита решит использовать его в случае маркиза, он влюбится в первую встречную, которой может оказаться Аннабелла!

– Ах, – произнесла Психея вкрадчиво, – прошу вас, оставьте в покое Эвелину и Брэндрейта. Что вам они?

Когда Афродита ответила ей всего лишь презрительным взглядом. Психея вдруг вспомнила, что произошло вчера перед тем, как она покинула Олимп. Она была убеждена, что это событие поможет ей отвлечь внимание Афродиты.

– Кстати, – сказала она быстро, – Артемида посетила вас? Или она снова сослалась на головную боль? Ах, я совсем забыла! Когда я выходила из дворца с час тому назад, я ее видела. Она выглядела такой юной, оживленной и…

Как Психея и рассчитывала, на лице Афродиты выразилось изумление.

– Что? – Ее пальцы сжали шнурки ридикюля. – Не может быть. Ты ошиблась.

– Нисколько. Она шлет вам привет и надеется, что своим недомоганием не причинила вам неудобства. – С этими словами, осторожно подхватив свекровь под локоть. Психея потихоньку отвела ее от Брэндрейта к дверям и дальше, дальше, как можно дальше от этого дома.

Афродита скрипнула своими великолепными зубами.

– Я всегда была невысокого мнения об этой охотнице. То она расплывается в улыбках, то плетет всякие гнусные интриги. Сначала она заявила, что с удовольствием примет мое приглашение, а потом у нее, видите ли, голова разболелась. Это у богини-то! А теперь еще напрашивается, чтобы ты ее поздравляла с выздоровлением.