Предпочтение Западу выразилось у Петра I оставлением задачи, завещанной еще Иваном III, — по объединению русского племени. Имея много случаев объединить белорусское племя и остальную часть малорусского с великорусским, Петр I отдал предпочтение задаче, выводящей Россию к Западу — борьбе за выход к Балтийскому морю, и посвятил этой задаче почти все свое царствование.
Оставление Москвы, основание Петербурга и перенесение туда столицы более всего указывают как симпатии Петра, так и односторонность его решений в этом важном вопросе. Прикрепление к городу иноземного склада всех нитей, связывающих великое государство с его столицей, повело к тому, что эти нити и до сих пор еще не стали чисто русскими.
Иноземные влияния отразились в распоряжениях Петра I по устройству завоеванных им балтийских провинций. Он обещал немцам неприкосновенность их языка. Только туземцы могли выбираться на различные должности по местному управлению и владеть в крае землей. Облагать побежденное силой оружия туземное население могли только местные сеймы. Эти льготы послужили фундаментом того отчуждения от России балтийских провинций, которое не окончилось еще и ныне.
Иноземное влияние сказалось и при использовании побед над шведами. Относительно Ингерманландии сомнений, как поступить с ней, у Петра I не было. Он поставил ее под общую для всей России меру: ввел русское управление, русские порядки, русский язык и русские законы. В результате Ингерманландия стала русской провинцией.
Но по отношению к Финляндии, тоже завоеванной русским оружием, Петр проявляет невыгодное для России пристрастие к западным порядкам своих учителей — шведов. Он приказывает в завоеванной им части Финляндии ввести не русские, а шведские порядки и шведские законы. В Карелии даже шведы сохранили старинное русское устройство и местное управление. Но Петр I решил иначе. Для всей Выборгской губернии, не исключая Карелии, было введено шведское уложение и дано шведское судебное и финансовое устройство[100].
Побежденные в балтийских провинциях и в Финляндии получили большие права, чем победители.
Петр I так дорожил сохранением за Россией Ингрии, что при переговорах во время Прутского похода разрешил Шафирову, если бы турки настаивали на отторжении от России Ингрии (для возврата ее Швеции), «предложить им Псков и другие провинции, но не Ингрию».
Не находя в окружающих его русских достаточно подготовленных исполнителей, Петр I пропустил в правительственный слой иноземцев.
При Петре I русские дворяне начали ездить за границу не только учиться, но и лечиться.
Петр I привлекал всеми мерами иностранцев в Петербург и в Россию.
Не говоря о немецком платье, бритье бороды на заграничный лад, Петр I без нужды заменял русские слова и понятия иноземными. Появилось: шляхетство, ратуши, ландраты, бургомистры и проч.
В IX главе настоящего труда относительно деятельности Петра I приведено следующее мнение П. Милюкова:
«Высшее духовенство, под влиянием греческого и киевского духовенства, объявило русское национальное религиозное движение расколом и прокляло его; само же стало угодливо служить интересам светской власти. Явились официальная и народная вера. Совесть была сломлена или усыплена этим раздвоением. Никакие надругательства Петра I над тем, что считалось святым и неприкосновенным, не вызывали сильного сопротивления в окружавшей его среде. Он умышленно, систематически насиловал все вкусы, все убеждения, и все молчало. Принятый им европейский мундир только развязывал его, ни к чему не обязывая. При московском чине жизни были вещи, которые было делать обязательно, и были другие, которых делать было нельзя. Таких вещей теперь не осталось. Все ждали очередного приказания Петра I и повиновались»[101].
Тяжела была народу русскому непрерывная военная деятельность Петра I, связанная с ростом налогов и разных повинностей, но еще тяжелее казалось отступничество Петра I от русских обычаев и верований, пристрастие его к иноземному и иноземцам.
Но великий западник принимал все указанные выше меры, чтобы сравнять Россию с другими западноевропейскими державами. Эти меры являлись для Петра I не целью, а средством.
России нужно было сильное, по-европейски организованное и обученное войско, и Петр I дал это войско при помощи иноземцев. Но как только цель эта была достигнута, Петр I ставит в главные командные роли русских людей: Меньшикова, Шереметева, Репнина и других.
Многие порядки и уставы, принятые Петром I в армии, носили печать самобытности и стояли выше существовавших в других армиях.
Добиваясь развития торговли, устройства заводов, фабрик, Петр I приглашает нужных ему мастеров-иноземцев, но цель призыва их определяет в одном из его манифестов так: «чтобы русские люди могли научаться им неизвестным познаниям, а познания должны были сделать их искуснее во всех торговых делах»[102].
Петр искал всюду способных русских людей, быстро выдвигал их и ставил выше иноземцев.
Петр I пользовался иностранцами с большой пользой для России с целями образовательными.
В особенности он подвинул развитие математических знаний. При нем же возникла и первая правильно поставленная медицинская школа. Петр I преследовал в школе практические цели. Его школы — по преимуществу профессиональные. Такой характер должна была носить и основанная им «школа математических и навигационных наук», основанная в 1701 году. Но в то время, кроме Белого моря, учиться практически навигации было негде. И вот англичанин Фарворсон начал обучать мореплаванию первых русских моряков в «Москве на Сухаревой башне»[103].
В дипломатических сношениях Петр I не знал другого языка, кроме русского.
Иностранцы при нем большого влияния на русские дела оказывать не могли. Заведывание иностранными делами находилось в русских руках[104].
Та быстрота, с которой Петр I достиг для России почетного положения среди других держав, не могла быть достигнута иными, менее решительными, менее крутыми мерами. Царствуй Петр I долее, он нашел бы силы, получив от Запада все ему необходимое, сохранить Россию для русских. Его подражатели — маленькие западники — смешали цель со средством и в потере русскими всего русского иногда видели успех, утешая себя мыслью, что эта утрата русских национальных особенностей отвечает естественному прогрессу всего человечества…
Но движение по пути, рекомендуемому западниками, для массы русского народа могло совершиться только путем подчинения этой массы в экономическом отношении евреям, иноземцам и инородцам, путем обезличения ее в духовном отношении и ослабления в экономическом. Путь этот на первый взгляд менее болезнен, чем путь, по которому стихийно протащил русский народ Петр Великий, но, несомненно, более опасный, ибо ведет не к усилению России, а к ее распаду.
В особенности Петр I ясно предвидел опасность от порабощения русского племени евреями.
«Призывая отовсюду искусных иностранцев, заботясь о развитии торговли и промышленности, Петр I только для одного народа — евреев — неуклонно делал исключение: «Я хочу, — говорил Петр I, — видеть у себя лучше народов магометанской и языческой веры, нежели жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю; не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том ни стараются и как ближних ко мне ни подкупают»[105].
Относительно оценки результатов деятельности Петра I историк Соловьев высказывает такое справедливое мнение:
«Никогда ни один народ не совершил такого подвига, какой был совершен русским народом в первую четверть XVIII века. На исторической сцене явился народ малоизвестный, бедный, слабый, не принимавший участия в общей европейской жизни; неимоверными усилиями, страшными пожертвованиями он дал законность своим требованиям, явился народом могущественным, но без завоевательных стремлений, успокоившийся, как только приобретено было необходимое для его внутренней жизни. Человека, руководившего народом в этом подвиге, мы имеем полное право называть величайшим историческим деятелем, ибо никто не может иметь большего значения в истории цивилизации».