— Почему?!

— Во-первых, бездоказательно, — начала Наташа. — Во-вторых, просто противно, когда подозревают невинного человека. Давай переменим тему.

— Ты права, доказать уже ничего нельзя, — хмыкнул Сергей огорченно. — Бец убит, Артем скрылся.

— Я же просила… — начала девушка.

— А главное — никаких улик! — перебил ее Никольский, опять будто не слыша.

— Сергей, — сказала Наташа строго. — Посмотри, кто к тебе пришел.

— Кто? — не понял он.

— Я!

Некоторое время Никольский недоуменно ее разглядывал. Затем опомнился, тряхнул головой.

— Прости. — Он опустился на диван. — Увлекся… Наташа подошла, села рядом, обняла и положила голову ему на плечо.

— Пригласил девушку, а ведешь себя кое-как, — укорила она. — О ком думаешь?

— О тебе, — искренне ответил Сергей.

— Уже лучше, — кивнула Наташа ободряюще, как терпеливая учительница туповатому ученику. — А что ты обо мне думаешь? Как выражаются у вас в милиции, раскалывайся.

Сергей вскочил с дивана и вновь заметался по комнате. Сыскарский азарт его явно не отпускал. Мыслями Сергей сейчас был там — в хитросплетениях уголовного дела.

— Если бы ты сказала на допросе, что давала слайды Тарасову, все могло повернуться по-другому! — с острой досадой воскликнул Никольский.

Наташа молча встала, взяла сумочку и вышла из гостиной.

— Подожди! — догнал ее в прихожей Сергей. — Это моя работа, понимаешь?! — отчаянно выкрикнул он, — ты это понимаешь?

— Я понимаю, почему тебя бросила жена, — Наташа сняла с вешалки плащ. Обиделась она не на шутку. — Учти! На коленях ко мне приползешь и будешь скулить под дверью. Но я не открою!

Она ушла.

— И правильно сделаешь, что не откроешь… — вздохнул Никольский, оставшись один.

Он вернулся в гостиную и включил у телевизора звук.

— Отличились и другие сотрудники, — сказал с экрана генерал Колесников.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

САМОУБИЙСТВО, или ШАНТАЖ.

Коридорные часы показывали без двух минут девять. Высокий, ладно скроенный мужчина подошел к двери, рядом с которой на черной вывеске было вытиснено золотом «Георгий Тимофеевич Шадрин», открыл ее и оказался в приемной, где уже шумела небольшая толпа посетителей.

— Здравствуйте, — сказал мужчина всем. И началось:

— Георгий Тимофеевич, крайне важно! Георгий Тимофеевич, я всего на минутку!.. Георгий, на пару слов!

— Всех приму, — объявил Георгий Тимофеевич и улыбнулся: — С течением времени. Извините, но первым пойдет первый. Первый зам. Прошу вас, Николай Николаевич.

Начальник и его заместитель проследовали в кабинет. Там они уселись друг против друга у стола заседаний.

— Николай Николаевич, — сказал Шадрин. — Я, конечно, постараюсь принять всех, но мне и работать надо. Есть три зама, которые вполне могут принять хотя бы часть посетителей и решить их вопросы. И вы в том числе.

— Совершенно с вами согласен. — Лысоватый первый зам склонил блестящую голову. — Но позвольте заметить, что вы сами взвалили на себя непосильный груз личного решения всех проблем.

— Виноват, но достоин снисхождения, — добродушно засмеялся Шадрин. — На первом этапе мне необходимо было конкретно ознакомиться с общим положением дел в вашей конторе, — продолжал он уже официальным тоном. — А теперь вступит в силу четкое распределение обязанностей. Что у вас?

— Георгий Тимофеевич, вы отказали «Континент-трансу» в лицензии на вывоз и продажу сырой нефти, — осторожно, даже вкрадчиво начал заместитель. — «Континент-транс» — солидная и надежная фирма, уже несколько лет сотрудничающая с нами…

Он замолчал, ожидая реакции начальника.

— Николай Николаевич, — Шадрин набрал в легкие воздуха и договорил почти без пауз, как на митинге. — Вчера на заседании правительства я испытал несколько неприятных минут, когда вице-премьер выразил возмущение по поводу фирм, берущих лицензии и ничего не дающих государству. Правда, «Континент-транс» назван не был, но месяц назад я поручил юридическому отделу проверить целый ряд наших партнеров, в том числе и эту фирму. Полгода назад мой предшественник подписал ей лицензию на вывоз алюминия. Прибыль — миллионы долларов, в казне — ни копейки. Как это понимать? — он сурово взглянул на собеседника.

— Не может этого быть! — воскликнул Николай Николаевич довольно фальшиво.

Шадрин наклонился, вынул из ящика стола и протянул заму документы:

— Ознакомьтесь.

— Хорошо, хорошо, — заспешил Николай Николаевич, взял бумаги и двинулся к выходу. И уже выходя, добавил скороговоркой: — Я во всем разберусь и доложу.

Он не смог закрыть дверь, потому что на пороге стояла секретарша.

По малолюдному переулку в Замоскворечье, как бы устав от офисов и автомобилей, неспешно прогуливались Алексей Тарасов и один из бизнесменов, мелькавших на небезызвестной презентации. Правда, автомобили были под рукой: «БМВ» и «Мерседес» черепашьим ходом тащились за своими хозяевами.

— Я просто завален паническими факсами из Лихтенштейна, — говорил бизнесмен. — Пока я их успокаиваю, но, по сути, положение критическое, Алеша. Мы теряем миллионы долларов.

— Я же вроде договорился, Вадим, — полуудивленно-полунегодующе Тарасов покосился на собеседника. — Какие проблемы?

— К тебе никаких претензий. Твои люди сделали все, — заверил Вадим.

— Тогда в чем дело? Что говорит Николай Николаевич? — Тарасов спрашивал резко, будто у подчиненного отчета требовал.

— В сложившейся ситуации Николай Николаевич бессилен, — развел руками Вадим. — Шадрин перекрыл кислород.

— Он не подписывает? — жестко уточнил Тарасов.

— И не только. Он копает под все наши последние сделки. — Вадим был явно напуган.

— Серьезный паренек, — смягчился наконец Алексей, поняв, каков Шадрин. — Нажмем на него сверху. Не паникуй, Вадим! — Тарасов ободряюще похлопал бизнесмена по плечу и затем сделал знак шоферу «Мерседеса».

В уютном зале ресторана Дома архитектора Шадрин ужинал с красивой, эффектной, дорого, но со вкусом — без кричащей яркости — одетой дамой.

— А здесь вполне ничего, — благодушно заключил слегка выпивший Шадрин и положил широкую свою ладонь на тонкую руку дамы. — Готовят вкусно. Пожадничал с голодухи с закусками, порционных блюд уже не хочу.

— Тайные свидания, ресторанные обеды и ужины, кровати в чужих квартирах — это наша любовь, Георгий? — с горечью спросила дама.

— Но мы уже все решили, Лариса! — горячо воскликнул Шадрин. — Твой муж возвращается через месяц, на той неделе я еду в Питер и обо всем рассказываю своей жене. Если она не на гастролях, уверен, проблем не будет.

— Проблем не будет, проблем не будет… — бесцветно пробормотала Лариса. — А что будет, Георгий?

— Будет наша счастливая жизнь. Твоя и моя, — ответил Шадрин спокойно и твердо. Похоже, сам он не сомневался в этом.

— Ты так уверен? — спросила женщина с привычной

безнадежностью в голосе.

— Я верю тебе. Я люблю тебя. Вот и все, — сказал Шадрин.

— Ты сейчас выпил, и вот она — жизнь в розовом свете, — невесело усмехнулась Лариса.

— Что мешает и тебе выпить? — улыбнулся Шадрин, пытаясь разрядить обстановку.

— Да ведь потом придется трезветь, а протрезвев, думать: где она, жизнь в розовом свете, выдуманная дурой не первой молодости? — печально и как-то привычно произнесла Лариса. Какая-то надломленность чувствовалась в ней, в этой ухоженной, породистой, благополучной на вид и ни капли еще не старой женщине.

Бесшумно приблизился официант, поставил поднос на служебный столик, деликатно прибрал грязную посуду со стола, с подноса перенес к приборам клиентов тарелки с котлетами по-киевски и пожелал:

— Кушайте на здоровье.

— Кушайте, кушать, кушаю, — поиграла словами Лариса. — Какое отвратительное лакейское слово!

— Последнее время ты боишься, Лара, — абсолютно трезво отметил Шадрин. — Кого? Чего?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: