Это недовольство еще больше усилилось, когда в докладе на ноябрьских торжествах Егор Лигачев ни словом не обмолвился об успехах республики в производстве и заготовке зерна. Будто и не было казахстанского миллиарда. Было только отмечено, что план выполнили Кустанайская и Кокчетавская области. Об успехах только этих областей докладчик сказал, скорее всего, лишь потому, что в них побывал Горбачев.

И вся центральная печать словно в рот воды набрала… Кунаев назвал это «заговором молчания». Он понял, что надо уходить. Поехал к Горбачеву, чтобы сообщить о своем решении. Тот его принял. На прощание Кунаев поинтересовался у Горбачева, кто будет рекомендован на его место. Михаил Сергеевич ответил:

— Позвольте это решать нам самим… В республику будет направлен хороший коммунист…

11 декабря 1986 года без участия Кунаева состоялось заседание Политбюро, на котором было принято решение об освобождении его от работы «в связи с уходом на пенсию»…

Генерал Лобов торопился в Алма-Ату. Ему было абсолютно ясно, что сообщение о митинге связано прежде всего с фигурой Кунаева. А состоявшийся 16 декабря пленум республиканского ЦК, избравший «по рекомендации Политбюро» первым секретарем ЦК Казахстана Геннадия Колбина, стал последней каплей, которая переполнила чашу терпения многих казахстанцев, особенно молодых. Подъехав к зданию ЦК, Лобов сразу приметил, что все окна зашторены. Объехал площадь. Молодежь митинговала. Толпа росла… Зашел к Колбину. Тот сразу заговорил о возможном использовании войск для «наведения порядка в городе». Лобов дал понять, что для принятия такого решения ему необходимы официальные указания Верховного главнокомандующего, министра обороны. Да и необходимости в применении войск он не видит. Колбин мгновенно связался с Горбачевым и протянул Лобову телефонную трубку. Горбачев намекал, что надо быть готовым к худшему варианту развития событий, при котором, возможно, придется использовать армейские части. Лобов повторил то, что сказал Колбину: «Необходимости в этом не вижу». Горбачев рекомендовал «действовать по обстоятельствам»…

Командующий сказал Колбину, что ему надо побывать в штабе округа — получить информацию об обстановке в гарнизонах и отдать распоряжения командирам об усилении охраны военных объектов. Вышел на площадь. Митинг продолжался. В толпе генерал увидел Нурсултана Назарбаева, который что-то объяснял разъяренным слушателям, многие из которых были явно «под парами». Подумал: «Вот где сейчас должно быть все ЦК. А не там, за зашторенными окнами…» А «там» решили, что надо вызвать Кунаева. Ему позвонил второй секретарь ЦК компартии Казахстана Мирошхин и попросил приехать в ЦК. Кунаев удивился:

— Чем это вызвано? Ведь я на пенсии…

Мирошхин ответил:

— На площади собралась группа молодежи. Требуют разъяснить решение вчерашнего пленума ЦК. Было бы хорошо вам выступить перед собравшимися и объяснить суть дела…

Кунаев спросил:

— Согласен ли Колбин?

Мирошхин передал трубку Колбину и тот подтвердил просьбу. Кунаев приехал в ЦК и стал ждать, когда ему разрешат «идти к народу»…

Прибыв в штаб округа, командующий выслушал доклад оперативного дежурного. Тот сообщил, что в одном из военных городков разгромлен детский садик. Через час Лобову доложили, что эта информация не подтверждается. Потом поступили сведения, что на военной кафедре одного из институтов неизвестные пытались захватить оружие из комнаты хранения… Опять деза. Зато подтвердилось, что в пьяной драке нанесены смертельные ножевые ранения прапорщику…

Отдав необходимые распоряжения по усилению охраны военных городков, командующий вновь убыл в ЦК. По дороге встретил колонну — батальон курсантов пограничного училища. Вызвал командира и поинтересовался, кто дал команду поднимать подразделение. Тот доложил: «Заместитель председателя Комитета государственной безопасности СССР», который уже находится в гарнизоне. Прибыв в ЦК, Лобов был удивлен, что Кунаев все еще ждал «разрешения» выступить перед митингующими. А ведь прошло уже часа два. Колбин продолжал консультироваться с Москвой. Наконец, сообщил Кунаеву: «Вы свободны. Мы сами примем меры и наведем порядок»…

Из Москвы в экстренном порядке прибыла «высокая комиссия»: первый замминистра обороны генерал армии Лушев, заместитель председателя Комитета государственной безопасности генерал Бобков, замминистра внутренних дел…

Уже была отдана команда согнать к зданию ЦК десятка Два пожарных машин. Уже поступила информация, что в потасовке у телецентра погиб человек… В воздухе на подлете к Алма-Ате уже было несколько самолетов со спецназовцами МВД из Москвы, Ленинграда, Иркутска… Из этого можно было сделать вывод, что в ЦК либо не слишком доверяют «своим», казахстанским, либо считают, что их будет недостаточно…

За окнами бушевала разъяренная толпа. Колбин «давил» на Лобова, требуя «поднимать войска». Лушев отмалчивался. Лобов сопротивлялся и доказывал, что применение войск может еще больше разжечь страсти, надо наводить порядок прежде всего теми силами, которые для этого предназначены, — милиция, части МВД, спецназ. Их вполне хватало, чтобы держать ситуацию под контролем. Однако многое делалось так, что лишь разжигало страсти. Была дана команда применять пожарные машины для разгона толпы. Но из 25 машин только две смогли «полить» митингующих, остальные заглохли. Облитые холодной водой на морозе люди остервенели. Они перевернули одну из машин, произошло короткое замыкание, и та запылала. Огонь перекинулся на деревья… В ход пошли милицейские дубинки, наручники…

Руководство ЦК продолжало давить на командующего, требуя подтянуть на площадь армейские части. Лобов хорошо понимал, во что это может перерасти… Чутье не подвело его. «Восстание» было локализовано силами органов правопорядка. В те дни в Минобороны уже вовсю гуляли слухи, что за «нерешительность» командующий войсками САВО со дня на день будет снят с должности: казахстанское руководство высказало Горбачеву недовольство генералом…

Пострадавшие люди не разбирались, кто действовал против них, — всех называли «военными» (и спецназовцев, и милиционеров, и солдат МВД). Чохом пошли обвинения и на армейские подразделения, и на руководство САВО. Замелькала фамилия генерала Лобова… И даже Кунаев утверждал, что республиканские власти «поставили под ружье милицию, войска и жестоко расправились с собравшимися. Пострадало множество студентов и молодых рабочих»… И лишь когда улягутся страсти, когда закончит работу комиссия во главе с народным депутатом Мухтаром Шахановым, правда восторжествует…

Вспоминая о тех событиях, генерал армии Лобов скажет:

— Я понимал, что, если на улицах Алма-Аты появятся бронетранспортеры и танки, это будет признание того, что недостаток политической мудрости и гибкости власть стремится компенсировать грубой силой брони. Когда дело доходит до крови, политики часто уходят в тень. А крайними в таких ситуациях чаще всего становятся генералы. Потому, несмотря даже на угрозы отстранения от должности, не допустил втягивания войск в конфликт…

Выдержка и осторожность командующего войсками Среднеазиатского военного округа генерала Лобова хорошо запомнились Горбачеву, который пережил в те дни серьезное потрясение: алма-атинские события 1986 года, в сущности, стали «первой кровью» периода так называемой перестройки…

Поведи себя Лобов по-другому, конфликт мог бы пойти по иному руслу… Уже только то, что командующий всего лишь привел в повышенную готовность части, не выводя их за пределы военных городков, остудило многие одурманенные жаждой «восстановления справедливости» головы. И потому вполне объяснимым выглядело то, что уже вскоре Горбачев вспомнил о генерале и решил продвинуть его по службе…

ИЗ досье:

Генерал армии ЛОБОВ Владимир Николаевич

Родился 22 июля 1935 года в селе Бураев о Бураевского района Башкирской АССР в крестьянской семье. Русский. Окончил Рязанское артиллерийское училище, Военную академию имени М. В. Фрунзе, Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. Служил в Туркестанском, Московском, Забайкальском, Ленинградском, Белорусском, Среднеазиатском военных округах, Группе советских войск в Германии.